Иоме закрыла глаза, задаваясь вопросом, что привело Селинора к этому. Она в гневе опустила голову, уязвленная его предательством. Оставь его здесь, пусть его сгрызут лисы.

Ваггит протянул руку, и Фаллион услышал звон драгоценностей, вложив что-то в ладонь Айома. Она сунула предметы в карман, прежде чем Фэллион смог увидеть.

Это конец? – спросил Фаллион. Асгарот точно мертв?

Иоме в недоумении посмотрела на сына, в то время как капля капризного дождя брызнула ей в лицо. На них упала тень, и она поняла, что разрыв в облаках снова затянулся.

— Он мертв, — сказал Айоме. Селинор мертв. Но зла, которое его гнало, нет. Оно существовало задолго до его рождения и будет жить еще долго после. Внутри него было существо, существо чистого зла, называемое локусом. Сейчас его уже нет, но он найдет другого хозяина. Оно может жить внутри человека, как паразит. Название локуса – Асгарот. Он вернется со временем, когда найдет подходящего носителя, человека с достаточной злобой, человека с достаточной силой, чтобы он мог собирать миньонов для выполнения своих приказов. Итак, Асгарот не мертв. Я также не думаю, что оно когда-либо может умереть.

Фаллион пытался это понять, но это было настолько далеко за пределами его опыта, что его разум восстал.

И все же, пока он размышлял, у него возникла странная мысль: Асгарот был моим врагом еще до моего рождения. Связан ли он с моей целью? Я пришел уничтожить его? Можно ли его уничтожить?

Он посмотрел на свою мать. Как узнать, есть ли в человеке локус?

Иоме покачала головой. — Твой отец мог бы сказать. Он мог заглянуть в сердце человека и увидеть там тьму. Но простым людям, таким как ты и я, мы можем только догадываться.

Фэллион все еще чувствовал, как крошечные муравьи маршируют по его груди, поэтому попытался стереть их. Его мать заметила этот жест, протянула руку, остановила его руку, а затем осторожно прижала пальцы к его груди.

— Там движение, — тихо сказала она, — движение ветра, невидимые руны — В ее голосе звучало беспокойство. Она посмотрела на реку. — Миррима?

Миррима стояла в воде рядом с лодкой. Она вышла из реки изящно, словно вода стекала у нее под ногами, расчищая ей путь. Рианна и дети остались сидеть на планшире.

Когда Миррима приблизилась, Иоме спросил: Что ты об этом думаешь? Она положила руку Мирримы на грудь Фаллиона.

Миррима почувствовала крошечные руны, слегка нахмурилась, но через мгновение накрыла его грудь влажной ладонью, разбивая руны, и улыбнулась. Ничего. Здесь нет ничего, что могло бы навредить тебе, — сказала она Фаллиону. Асгарот пытался проклясть тебя, но у него нет такой силы.

— Но он сказал, что я начну войны — начал спорить Фаллион.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказала Миррима. Он говорил много вещей, которые не имеют смысла. Он сказал, что связал вас Силой Единой Руны, но Единая Руна была уничтожена много лет назад, и когда она взорвалась, Единый Истинный Мир распался на тысячу тысяч теневых миров. Способность связывать была потеряна. И если Асгарот когда-нибудь вернет его, он снова соединит миры в один, привяжет их к себе и таким образом будет держать всех нас в плену.

Она говорила так уверенно, так правильно. И от ее прикосновения руны воздуха сломались.

Вы уверены? — умолял Фэллион.

Асгарот только хочет напугать тебя, — заверила его Миррима. Вот как он использует свои силы. Ты это видел.

— вмешался Айоме. — Ты показал ему, что не боишься его, поэтому он хочет, чтобы ты боялся себя, боялся зла, которое ты можешь сделать.

— Она права, — сказала Миррима. Поскольку вы одновременно храбры и порядочны, вы не боитесь зла в других так сильно, как боитесь его в себе. Асгарот знает, что вы будете сражаться с ним, поэтому он постарался внушить вам страх перед битвой. Больше ничего в этом нет. Отдыхай спокойно.

Но Фаллион не мог успокоиться. Он представлял, как ведет на войну огромные армии, армии людей, опьяненных кровью резни, мясников, упивающихся убийствами, и это видение казалось слишком тревожным, чтобы его можно было отбросить.

Миррима протянула руку. Влажным пальцем она нарисовала руну на лбу Фаллиона, и все его тревоги, все его страхи, казалось, слетели с него, как тяжелая мантия. Ощущение облегчения было настолько сильным, что он попытался вспомнить, что его волновало, но его разум, казалось, не мог удержать это воспоминание на данный момент.

Асгарот. Что-нибудь об Асгароте?

Айоме полезла в карман и вытащила серебряную булавку для накидки. Это была сова с золотыми глазами и распростертыми в полете крыльями, как будто летящая к нему. Фаллион никогда не видел ничего столь чудесного. На серебряных крыльях были написаны крошечные перья, настолько реалистичные, что сова выглядела почти живой. Чтобы еще больше усилить это впечатление, у его золотых глаз были янтарные зрачки, которые, казалось, были устремлены на Фаллиона. Это было элегантно, просто и красиво, на что было приятно смотреть.

Ты должен получить это, — сказала его мать, — трофей твоей первой битвы.

Фаллион узнал эту пьесу. Асгарот носил его, когда подошел к воротам замка. Фаллион не решался прикасаться к чему-либо, что носил Асгарот. И все же в булавке было что-то странное. Качество изготовления было лучше всего, что Фаллион когда-либо видел. Даже древние сумушкины, с их хитрыми руками и любовью к серебру, никогда не делали ничего столь тонкого в деталях. Инстинктивно Фаллион подозревал, что это какой-то амулет, созданный в преисподней. Оно было слишком красиво, чтобы быть созданным руками человека.

— Возьми, — сказала Миррима. Никакого вреда от этого не будет. Разве ты не чувствуешь этого? Даже прикосновение Асгарота не могло запятнать его силу. Это сделали Светлые. И я уверен, что именно поэтому Асгарот забрал его. Им бы не хотелось, чтобы он это получил.

Фэллион потянулся за ним. Когда он сжал ее, ему в голову пришел образ: огромная серая сова с размахом крыльев, намного шире человеческого роста, летящая к нему. Фаллион стоял на невысоком холме, где пшеница росла почти над его головой, а над ним светила яркая луна, а на далеких холмах виднелись монолитные дубы.

Образ поразил его с такой силой, что Фаллиону показалось, будто его буквально унесло и вся его жизнь была сном, ибо мир, который он видел, был более вещественным, более земным, чем тот, в котором он жил.

Сова вопросительно окликнула, и Фаллион ответил: Аэль.

Потом сон закончился, и он остался стоять со своей матерью и Мирримой.

Что вы сказали? — спросила Миррима.

— Аэль, — ответил Фаллион. Я думаю, что это было имя Светлого, которому принадлежала эта булавка для накидки.

Его мать сказала: Ты, наверное, прав. Яркие часто оставляют такие видения на своих предметах, чтобы идентифицировать владельца, точно так же, как мы пишем на них свое имя.