— Ох, надо же… А на каком языке Алкйона послала ему уведомление?
— Не на языке. Только средствами арифметики и геометрии. Летом нам удалось частично расшифровать радиообмен между Чубаккой и его зондом, посланным на Титан, спутник Сатурна. Это позволило нам, точнее экипажу Алкойны, отправить схемы вроде тех, что я нарисовал сейчас, только в двоичном коде и на характерной радиочастоте.
— А-а… Откуда известно, что Чубакка получил это послание?
— По его реакции. Чубакка ответил на той же частоте и тоже в виде графики. Он переделал некоторые детали в последней планируемой фазе сближения. Наверное, у него на то есть резоны, которых мы не знаем. Далее, выполняя протокол, Алкйона отправила урезанную картинку, где были лишь изменения первоначального плана. На этом пока все.
Хозяин китаплика снова покачал головой
— Как-то это странно. Первый Контакт, а ничего не сказано про нас и про них.
— На это, — сказал генерал, — также обратил внимание экспертный совет Римского клуба.
— Вот это да! И что вы им ответили, Вальтер?
— Я ответил: нет проблем продолжить диалог Алкйоны и Чубакки. Вопрос лишь в том, какую информацию мы хотим передать Чубакке с учетом скромного инструментария. Геометрия и арифметика, ничего больше.
— О! Это интригует! А они что?
— Они заявили, что дирекция MOXXI, которую я там, по сути представлял, попрала все мыслимые международные нормы, когда тайно изменила полетный план, скомандовав Алкйоне опасно-близкий пролет мимо Чубакки, когда тайно начала Первый Контакт, и когда засекретила само событие контакта. Я ответил, что 10 тысяч километров вовсе не опасное сближение и что Первый Контакт решал чисто навигационный вопрос. Причем обстоятельства не позволяли откладывать этот вопрос, поскольку небесная механика не подчиняется международным нормам, и не ждет, пока где-нибудь в ООН что-то решат. Режим секретности был введен разумно, чтобы не распространять панические слухи. А теперь, когда навигационный вопрос решен, международные институты могут заняться разработкой диалога без спешки, поскольку в следующие три года практически ничего нового в навигации происходить не будет, а канал связи с Чубаккой сохранится тот же.
— О, как! А они?..
— Они, предъявили особый мандат КООНГУ, комитета ООН по глобальным угрозам, и потребовали представить все данные о джамблях, имеющиеся в распоряжении MOXXI. Поскольку это было ясно заранее, я торжественно передал председателю оптодиск, где записано порядка петабайта данных, полная хроника проекта Алкйона-Чубакка.
— Вообще-то оптодиск передавала я! — похвасталась Кристина, — Ведь я была там в роли референта MOXXI. Всегда мечтала поучаствовать в чем-то этаком.
— А-а… Петабайт это сколько мегабайт?
— Миллиард, — сообщила она.
— Серьезный объем, — оценил Даниз, — а там на самом деле вообще все?
Генерал утвердительно кивнул, и Даниз задал дополнительный вопрос:
— Что, и пророчество джамблей там тоже есть? То, по которому человечество вымрет, а царями природы вместо нас через миллионы лет станут разумные еноты? Пишут, что в расшифрованном радиообмене такое было, даже с картинками.
— Да, — генерал глотнул кофе и опять кивнул, — хотя, это не пророчество. Это вероятный сценарий. Кстати, весьма близкий к тому, который в 2003-м показали земные ученые в фильме «The Future is Wild» про Землю через 5, через 100 и через 200 миллионов лет.
— Понятно. Хорошо, что на самом деле это не пророчество. Но вот, чего я абсолютно не понимаю: сообщалось ведь, что Чубакка похож на «Звезду смерти» из «Звездных войн» Лукаса, а теперь оказалось, что он похож на 20-километровый кочан цветной капусты.
— Ничего удивительного, — генерал залпом допил кофе, — при сверхдальнем наблюдении, выполняемым орбитальным оптическим телескопом, края объектов размыты. Поэтому приложение-обработчик интерпретировал Чубакку, как гладкую сферу с единственной круглой выемкой. При близком наблюдении с Алкйоны оказалось, что объект вовсе не гладкий, хотя форма близка к сферической. А то, что считалось выемкой, в реальности оказалось похожим на пенек стебля, срезанного под самый уровень ветвления.
— Но, — неуверенно произнес Даниз, — ведь звездолет не может быть кочаном капусты.
— Или мы слишком мало знаем о звездолетах, — в шутку предположила Кристина.
…
ОКТЯБРЬ
4. Полтора миллиарда километров пустоты и шоколадный мясной пирог.
Обитаемый симплекс корабля Alkyona: 18-метровый тетраэдр из труб-коридоров и 6-метровых сферических комнат в вершинах – неспешно вращался вокруг оси корабля, проходящей через середины двух противоположных труб. На полу комнат возникала центробежная сила, приблизительно равная гравитации на Луне, этого достаточно для нормального функционирования организмов экипажа… Не совсем человеческих, если применять строгие критерии биоидентичности. Зенон Пекош и Ликэ Рэм подверглись модификации векториком Jefirra. Так их биохимия пробрела ряд свойств, известных у кишечнополостных и иглокожих. Это легкость регенерация тканей и реверс возраста, причем последнее – условно (с нюансами) до пубертатного периода.
Лишь зная об этом последнем обстоятельстве, сторонний наблюдатель не удивился бы, увидев тут вместо двух астронавтов среднего возраста – двух подростков, мальчишку и девчонку. Они были полностью обнажены, и наблюдатель мог бы отметить чуть более плотное телосложение, чем обычно у подростков и подозрительно «кирпичный» загар, называемый «ядерным» на сленге парамедиков. Такой загар зачастую является первым симптомом быстро накопленной опасной дозы радиации. Реально, экипаж получал тут значимую ежедневную дозу от космических лучей и от бортовых фюзоров — даже когда маршевые двигатели оставались холодными. А когда они включались, мощность дозы облучения на два порядка превышала допустимую для человека. Биоидентичные люди умерли бы, вероятно, к марту от последствий двухнедельной работы двигателей в фазе стартового разгона между 5 и 20 ноября. Но у Зенона и Ликэ это вызывало лишь такой странный загар даже теперь, когда двигатели работали непрерывно, месяц за месяцем…
…Причем у экипажа после обгона Чубакки (и следующие три года) не предполагалось никаких занятий по программе полета. В сленге менеджмента астронавтики для такого придуман эвфемизм: текущие контрольно-профилактические работы по поддержанию биологической и технической адекватности с мониторингом внешней обстановки. Если следовать эзотерическому смыслу этого термина, то сейчас экипаж выполнял работы по поддержанию биологической адекватности (хотя кому-то со стороны их занятие могло показаться странным). Они висели примерно посредине прозрачной 6-метровой сферы обсерватории (размещенной фронтально на осевой балке-трубе корабля, поэтому там, в отличие от сфер жилого симплекса, не было центробежной гравитации). Смотреть было решительно не на что. Вокруг — тьма и почти неподвижные звезды. Разве что, в заднем секторе обзора, частично заслоненном корпусом корабля, наблюдались тусклая радуга. Магнитное поле, создаваемое потоком плазмы из дюз, закручивало частицы солнечного ветра, долетающие даже сюда, в полосу шириной полтора миллиарда километров между орбитами Урана и Нептуна. Впрочем, оба астронавта уже нагляделись на этот суррогат земного Полярного сияния, поэтому занимались совсем другим делом.
При помощи самодельной штучки, похожей на гибрид масленки и электроплитки, они выдували внушительные пузыри из горячей смолы и затем аккуратными дуновениями удерживали эти пузыри от дрейфа к стенке, где случилось бы прилипание. Когда смола застывала, отвердевшие пузыри укладывались в сетчатую корзину около операторских кресел резервного ходового мостика. Эта последовательность процедур не всегда была удачной, порой пузыри лопались, на что астронавты реагировали грубой руганью…
…Вот корзина наполнилась, и Ликэ, критически оглядев пузыри (получившие вовсе не сферическую, а скорее сарделечную форму в процессе дрейфа) произнесла:
