В общем: можно было заранее предположить, что число игроков Глоблобургера вскоре достигнет сотен тысяч. Казалось бы: ну и что? Топ-игры набирали в сто раз больше, но никакого политического резонанса это не вызывало. Ведь прошлые топ-игры даже если содержали политическую конструкцию в сюжете, то тривиальную, как правило, в стиле лубочного феодализма (как и топ-романы фэнтези, кстати) и игрок не мог это поменять. Напротив, в Глоблобургере центральной фишкой стала возможность пользовательских настроек политической системы (или общественно-экономической формации — как это называет марксизм). Тут уместен мем:
А ЧТО, ТАК МОЖНО БЫЛО?!
Оказалось, что можно. И тысячам игроков это показалось чертовски прикольным. Они конструировали порой совершенно сюрреалистические формации, а затем, виртуально устроившись за длинным столом в бургерной, наблюдали, как на большом экране над стойкой, развиваются события в этом мире. Разумеется, они делились своим мнением с другими игроками или фантомными персонами, сидевшими рядом (а те в свою очередь делились своим мнением). Для остроты ощущений, игрок мог пройти сквозь плоскость экрана и оказаться участником новостных событий… Но это уже детали.
Не то чтобы игроки массово прониклись настроениями классического революционного марксизма и ринулись силой переустраивать свои страны по избранной модели. Дело в другом аспекте марксизма (и прочих рациональных учений). События, которыми живет общество, и интерпретация этих событий в медиа, зависят от преобладающих способов материального производства и распределения благ. Добро и зло, восторг и отвращение, гордость и стыд, красота и уродство — легко инвертируются одним кликом в регуляторе материального базиса модели, ведь оценочные категории это функции надстройки, они вторичны, они социальные суеверия, они лишь тень материальной реальности. Медиа — вообще продукт приложения социальных суеверий к текущим событиям. Тень тени.
ТЕНЬ, ЗНАЙ СВОЕ МЕСТО
Фаны Глоблобургера массово перетаскивали реальные события из топа новостей в свои виртуальные модели с другими настройками, и получалось феерическое глумление над Устоями. Не над какими-то устоями, которым без году неделя, и которые сложились на памяти нынешних поколений — а над Устоями с большой буквы, корни которых лежат в глубине веков. В мозгах обывателя эти Устои смешались с законами природы, и теперь осмеяние этой части (как бы) законов природы угрожала обывателю экзистенциальным кризисом. Мироздание рушится! Кали-юга! Истеблишменту было плевать на душевные травмы обывателей, но осмеянные устои уже не могут быть скрепами в обществе. Миф становится анекдотом, и вряд ли возможно управлять обществом через анекдоты.
Смешно: революции XX века обещали «разрушить старый мир до основания», однако опирались на это основание. На Устои. Теоретикам революции не хватало фантазии на альтернативы. Они строили ту же самую пирамиду власти и распределения благ, лишь мелочами отличающейся от разрушенной. Даже в полит-романтическом жанре Утопий (начиная с «Утопии» Мора 1516 года) они, с упорством идиотов, рисовали все то же. В организации, мотивации, коммутации, даже в сексе и науке — штампы из средневековья. Упомянутый лубочный феодализм в фэнтези стал модным, поскольку ни авторы, ни их читатели, не видели у политиков ничего, кроме этой лубочной схемы, замаскированной бессодержательными усложнениями (то ли для приличия, то ли для спасения лица)…
…Но внезапно, общедоступная игра Глоблобургер показала всем интересующимся, что альтернативы есть, причем их много. Они определяются не особенно сложной теорией биматричных игр (созданной в 1950-м). И что для работы экономики вовсе не требуется гигантская бюрократическая, статусная и финансовая иерархия. Как высказался об этом гуру Талвиц: «публика узнала, что королевская карета едет не благодаря позолоченным херувимам и расписным панелям, а благодаря лошадям и колесам». К этому он добавил несколько дополнительных ироничных замечаний, в частности:
— Что ранее сценарные игры работали на укрепление социально-политических мифов, а Глоблобургер – на разрушение.
— Что главное в Глоблобургере это сам факт, что с устоями можно играть.
— Что вскоре появится продолжение культовой книги Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», с заменой первого слова на «Исчезновение».
Гуру экономики смыслов, по обыкновению, троллил цивилизованную публику. Дело не зашло так далеко (по крайней мере, пока), но достаточно далеко, чтобы Еврокомитет по безопасности потребовал объяснений от дирекции MOXXI. По сложившейся традиции объясняться в Брюссель полетел вице-директор Штеллен. Ничего особенного — если бы беседа осталась кулуарной, но в слушания влезли несколько депутатов Европарламента, притащив с собой СМИ. Так обмен репликами оказался залит в паблик, и теперь Ликэ и Зенон, находясь уже за орбитой Нептуна, получили возможность ознакомиться с этим.
…
После обычного обмена вводными фразами и заверениями в приверженности идеалам гуманизма, демократии, толерантности, транспарентности и инклюзивности, началось, собственно, слушание. Штеллену был задан вопрос: проводит ли MOXXI мониторинг глобальной угрозы, исходящей от джамблей, и если да, то как конкретно? В частности: почему не была своевременно распознана угроза, привнесенная игрой Глоблобургер?
Штеллен ответил, что Глоблобургер является земным софтвером, джамбли же (точнее, единственный джамбль — Джил Мба) это лишь триггер, мотивировавший на разработку данного игрового продукта. Если говорить в общем, то от джамблей исходит лишь эта угроза: мотивационная, иногда называемая «угрозой Сократа». Согласно легенде, вина Сократа перед властями Афин состояла в том, что он задавал нежелательные вопросы, мотивирующие граждан к размышлениям, опасным для сложившегося порядка.
Такой ответ вызвал острый спор в Комитете, поскольку возникла коллизия принципов. Гуманизм и толерантность требовала исключать ряд вопросов из публичного поля. Но демократия и транспарентность наоборот, требовали публичности любого вопроса. Что касается инклюзивности, то она требовала обоих вариантов одновременно. Обсуждение зависло — решение подобных коллизий выходило за рамки компетенции комитета. Этот вопрос должны были решать совместно Европарламент и Высокий суд…
…Ликэ Рэм задумчиво посмотрела на заставку-эмблему Еврокомиссии и произнесла:
— Вот так пар уходит в свисток. А у меня, похоже, пробелы в политическом лексиконе.
— Какие пробелы? — спросил Зенон Пекош.
— Вот, — она развела руками, — я припоминаю, что транспарентность это нечто наподобие гласности, в смысле: если решения принимаются за стенкой, то за прозрачной. Но я не смогла вспомнить, что в политике называется инклюзивностью.
— Это, — сказал он, — когда в любой социальный процесс включаются все, несмотря на их различия по этносу, гендеру, образованию, благосостоянию и религии.
— Так… — она задумалась, — …А следует ли приглашать пуританина на конкурс ню-арт?
— Да и нет, — ответил Зенон, — да по инклюзивность и нет по толерантности.
— А, ну теперь я достигла буддистского просветления! – констатировала Ликэ.
Зенон удовлетворенно потер руки и поинтересовался:
— Если ты достигла просветления, то, может, тебе открылось, что там в толще льда?
— В толще льда на Церере? – уточнила она.
— Да, — он кивнул, — объект Акиваша под поверхностью долины Вендимия.
— Ну… — Ликэ сделала паузу, чтобы принять аутентичную позу лотоса, — …Там какая-то угловатая штуковина из сплава хром-кобальт-никель.
— Штука естественная или искусственная? – спросил Зенон.
— Чудеса исключены, такой сплав не бывает естественным, — уверенно сказала она.
…
32. Шаг из цивилизации голода в цивилизацию любопытства
Солнце зашло. Оглушающая жара в Фамагусте сменилась относительной прохладой, и одновременно чуть поменялся звуковой фон поющих цикад. Говорят, раньше на Кипре цикады стрекотали лишь при дневной жаре, и лишь в XX веке стали появляться такие разновидности цикад, которые стрекочут в сумерках или даже ночью. Постепенно три разновидности выровнялись по численности и теперь они пели круглосуточно — только мелодии менялись… Если это можно назвать мелодиями. Габи Витали остановила свой скутер у декоративных ворот кампуса EMU с надписью «parking for staff only», минуту послушала цикад — без жужжания мотора и, шагнув в ворота, прошла к одной из секций таунхауса. Дверь распахнулась раньше, чем она протянула руку к звонку.