…Тут Перрен сделал паузу в припоминании, чуть опередившем рассказ Талвица. Тема антропогенных изменений биосферы и климата особенно, оставалась в топе глобальной политики на протяжении десятилетий. Лишь немногие ученые оставались в стороне от раздачи грантов по «парниковой катастрофе» и непублично говорили, что человечество слишком малая величина в масштабе планеты, чтобы выделять ему особую эпоху. Если считать объективно, то влияние машинной цивилизации на биосферу меньше, чем у 7-балльного вулканического извержения, каковые случаются трижды за тысячелетие. По итогу политических игр в экологию, случился Великий Цугцванг — один из величайших социально-экономических крахов тысячелетия, а официальная наука еще раз оказалась заляпана всякими субстанциями. Хотя «антропоцен» после этого не пропал из научного лексикона, отношение к нему стало насмешливым. Казалось бы, у ученых должна была пропасть охота выдумывать судьбоносные эпохи, начавшиеся вот только что…

…Но, накануне 10-го года считая с открытия Каимитиро, была предложена идея, что по воздействию на биосферу нынешняя трехкомпонентная революция (генно-инженерная, фюзорно-энергетическая и гибридно-робототехническая) открывает даже не эпоху, не период, а эру. При том, что типичная длительность эры это десятки миллионов лет! По аналогии с другими эрами (Палеозой, Мезозой и Кайнозой) было предложено название: Мифозой — эра мифических живых существ.

Лацаро Талвиц взялся обосновать амбициозную идею Мифозоя. Конечно (отметил он) грязная история с вымышленным антропоценом намекает на осмотрительность в таких вещах, однако вот факты: …За 10 лет появилось больше новых видов живых существ и квази-живых гибридных роботов (или големов, или ксвергов), чем за любой из периодов Кайнозоя. …За 10 лет возникли фудотроны — скопления биомассы, сопоставимые по мощности с биоценозами небольших морей. …За 10 лет изменились ландшафты пустынь в северном тропическом поясе Африки, на острове Мадагаскар, и на некоторых островах Заполярья. …Но самое главное: произошла смена самой схемы биологического видообразования. Предыдущий раз подобное случилось полмиллиарда лет назад в Кембрийском периоде, открывающем Палеозойскую эру, однако нынешняя смена даже более радикальна.

Тут Кира Каури (устроившаяся на надувном диване рядом с Перреном) ввернула фразу насчет того, что с человеческой точки зрения более важны не ландшафты биоценозов, а ландшафты социумов. На это гуру экономики смыслов немного загадочно ответил, что подобная постановка вопроса требует сперва уточнить притяжательное прилагательное «человеческой».

— Представь, — добавила Мимоза, чуть повернув голову на своем лежбище, совместном с пандой, — точка зрения разных людей будет разной даже насчет того, сколько сейчас тут людей. Ответ будет: шесть, пять или четыре, в зависимости то биосоциального мнения.

— Ты намекаешь, — отозвалась Каури, — что существуют расисты, которые отказываются признавать людьми, например, тебя и Томми?

— Я не намекаю, а говорю прямо. Вспомни голосование в Европарламенте по правовому пакету, не помню как официально назывался… В общем: «войны крови».

— Парламентарии не в счет, они деграданты и недоумки, — возразила Каури.

— Однако, — в свою очередь возразила Мимоза, — считается, что именно они представляют совокупное мнение жителей Европы.

В этот момент Гастону Перрену стало психологически неуютно, поскольку недавно он в разговоре с Каури прямо сказал, что Томми не человек. Чем ассоциировал себя с… …Удивительно, что Оуэн Гилбен как-то по мимике угадал эту внушенную неуютность, решил разрядить ситуацию, и особенным образом погладил по затылку Томми, которая устроилась рядом с ним, примерно как Мимоза рядом с пандой. Ее реакция получилась моментальной.

— А, по-моему, Мимоза нетактичная гадкая девчонка! — заявила Томми тоном школьной ябеды из детских фильмов.

— А, по-моему, сейчас у кого-то будут ободраны длинные уши, — тут же тоном школьной забияки отреагировала Мимоза…

…После чего немедленно приключилась драка. Нечто нечеловеческое, похожее на бой леопарда и медведя за охотничью делянку. Гибкость и ловкость — против массы и силы. Можно было испугаться, если не знать заранее, что бой шуточный, никто тут не хочет всерьез травмировать противника. Такая игра длилась чуть дольше минуты, а затем обе девушки плюхнулись в воду, чтобы немного остыть и смыть охристую глину, обильно налипшую на практически обнаженные тела…

…Еще через полминуты к ним присоединилась панда, решившая, видимо, что не надо упускать такую веселую возню, а Кира Каури прокомментировала:

— Вот так они при каждой встрече.

— А часто встречаются? – полюбопытствовал Перрен.

— Да, с тех пор как Лацаро сделал офис в Матабеленде, это час езды от Франсистауна.

— Я, — уточнил Талвиц, — консультирую бизнес-пулы в нескольких точках юго-восточной Африки, а также правительство теперь уже независимой страны Матабеленд.

— …Страны, — подхватил Гилбен, — намеренной повторить экономическое чудо Южной Родезии второй и третьей четверти XX века.

— Повторить чудо, но не путь к нему, — опять уточнил гуру экономики смыслов,

— Я не понимаю: в чем чудо? — спросила Кира Каури, и добавила, — По-моему, там лишь рационально применяются ресурсы, включая человеческие и технологические.

— Это и есть чудо, — сказал Талвиц, — ведь типичное правительство подчиняется законам Паркинсона с дополнениями Грэбера, в частности: иррационально применяет ресурсы. Кстати: этот тезис возвращает нас к вопросу, который задала Кира. К изменению уже не ландшафта биоценозов, а ландшафта социумов в Мифозойскую эру.

Гастон Перрен не стал встревать, хотя мог бы. Он почти наверняка знал, что выбор для офиса городка Побепобе в Матабеленде вместо явно более удобных локаций: Мапуту в Мозамбике или Дурбан в Квазулу обоснован физическими рисками. Или проще говоря: Талвиц скооперировался с Гилбеном по схеме хаба с оптимальной защитой терроризма организаций-эпигонов Imago Dei. Но (как уже отмечено) Перрен не стал встревать: ему интереснее было послушать основную часть лекции-экспромта о Мифозое.

Гуру экономики смыслов начал издалека: с интервала между 200 и 20 тысяч лет назад в течение которого внешность типичных homo sapiens утратила брутальность и пришла к «эстетическому оптимуму» (анатомии кроманьонцев). Произошло самоодомашнивание человека: он изменился по той же схеме, по которой изменились дикие собаки в ходе их одомашнивания. Только собак одомашнил человек, а человека… Тоже человек. Сам. И главное – не внешнее снижение брутальности, а ее внутреннее снижение. Людям стало свойственно большее дружелюбие, кооперация, коллективная изобретательность и, как следствие — быстрый прогресс в быту, охоте и искусстве. Инструментальная революция верхнего палеолита, многие достижения которой применяются до сих пор. Но вот а чем проблема: тенденция одомашнивающих генетических изменений не остановилась, и на следующем интервале 15 тысяч лет создала предпосылки к стадности людей. Началась неолитическая пищевая революция, заключавшаяся не только и не столько в переходе людей от охоты-собирательства к аграрности, сколько к концентрации людей на узких плодородных полосах. В этих концентратах надувались пузыри уродливых социальных структур — азиатских рабовладельческих деспотий. Ключевые принципы этих деспотий (иерархическая пирамида с бесправным бедным основанием, принужденным содержать амбициозно-властную сверхбогатую верхушку) воспроизводились всеми государствами следующих периодов, вплоть до XIX века. Причем на протяжении всего этого периода, качество жизни обычных людей было ниже, чем в верхнем палеолите.

Весь период существования до-машинных государств, социальные структуры толкали людей вниз, к уровню нелетающих коллективных насекомых (термитов и муравьев). А когда очередная флуктуация вызвала в одном из регионов планеты машинный переход, оказалось что эти структуры неспособны функционировать в условиях прогресса. Если анализировать историю, то видно, как человечество систематически падало в мировые системные кризисы и войны, все более разрушительные, так что в начале XXI века уже наметился тренд вымирания по схеме Лотка-Вольтерра с черными овцами.