Проявляя крайнюю степень разборчивости в словах и построении фраз, друзья и знакомые, все как один, намекали ей, что прожитое явно не украсило ее внешности. Ничего оскорбительного за их словами не таилось. Ничего другого и ждать было нельзя, учитывая, через что она прошла. Мало кто способен был даже абстрактно обсуждать боевые действия, не говоря уже о том, чтобы наглядно представить себе, каково поучаствовать в них в компании остервеневших людей, и не почувствовать приступа тошноты. Теперь, когда война позади, ее работу можно взаправду отнести к области исторических исследований.

Она понимающе терпела аффектацию тех, с кем ей доводилось общаться, терпеливо снося даже тех, чье брезгливое присутствие на ее семинарах объяснялось исключительно желанием примазаться к чужой академической славе. Во всем же остальном она ничуть не изменилась в результате пережитого ей опыта, и даже все также продолжала пренебрегать исполнением своих светских функций в обществе сестер по триаде. Слишком много дел, объясняла она. До своего путешествия было слишком много дел по его планированию, а теперь – организационных. Ее семья и сестры отчаялись хоть как-то повлиять на ее угнетающую общественную пассивность. И чем дольше она работала, чем больше посвящала себя исследовательским построениям, тем меньше видела перед собой возможности опровержения первоначальной гипотезы.

Непосредственно после победы над Амплитуром последовал период общественного умиротворения. Но оно уже начинало распадаться. Признаки опасности накапливались далеко не на одной из планет Человечества. И никто другой не распознает их истинного смысла, только историк Лалелеланг безошибочно видит их значение.

Бунт в Кендай-Сити на Эдо. Война вооруженных банд на Колумбии. Конфликт на Барнарде. И все более разрастающиеся враждебные настроения, особенно на Земле, в большинстве своем связанные с солдатами, вернувшимися с войны и испытывающими трудности в приспособлении к цивилизованному, мирному обществу, которые она и предвидела.

Для Лалелеланг все это представлялось неизбежным. А чего еще можно было ожидать от вида, который все последние века вдохновлялся Узором на то, чтобы отдать всю свою энергию на создание самых эффективных в Галактике вооруженных сил? Чего хотели С’ван и Гивистам? Они воспользовались услугами откровенно нецивилизованных существ. А теперь хотят, чтобы они отреагировали на изменение обстановки самым что ни на есть цивилизованным образом.

Воевавшие вместе мужчины и женщины имели тенденцию держаться вместе посредством общественных клубов или традиционных армейских формирований. Только там чувствовали они зачастую возможность найти единственный выход для выплескивания своих смятенных чувств и внезапно ограниченной в проявлении агрессивности. Выискивая и интерпретируя все эти знаки, она видела, что послевоенный взрыв, которого она боялась, уже накапливается. И если ее теория верна, то для всех цивилизованных обществ Узора, включая ее собственное, очень скоро вопрос будет стоять не в том, удастся ли этот взрыв предотвратить, а в том, удастся ли его выдержать. Тот факт, что для других видов не существовало более объективных сдерживающих причин, мешающих им открыто высказывать свою неприязнь к людям – вонючим, грубым, нецивилизованным, – только усугублял проблему. Механизм был запущен.

Когда ей доложили о посетителе, она сидела в своем кабинете, глядя поочередно на один из двух экранов и не обращая внимания на яркое солнышко, золотом покрывающее садовое оформление за окном. Уединившись за своим оборудованием, она пыталась привести в порядок мысли, но обнаружила, что сделать это куда сложнее, чем составить формальные каталоги систематизированной информации. Кроме того, она потеряла практику. Чужие слова и фразы доходили до нее медленно, со ржавым от долгого неиспользования скрипом.

Она проверила, хорошо ли запечатана дверь в офис, и пошла по коридору в направлении официального приемного центра. Это было лучшее место для встречи. Ее посетителю коридор будет слишком узок, а потолки слишком низки.

Кроме того, она не позавидовала бы всякому вейсу, случайно встретившемуся на его пути, тем более в такой стесненной обстановке. В приемной он мчал один, скрестив вытянутые вперед ноги и откинувшись на вращающемся кресле. Позади него кружились в торжественной процессии жидкие шарики, поддерживаемые и направляемые силовыми магнитными линиями, запрограммированными художником; переливающаяся жидкость обходила стороной побеги цветущего кандра и выбрасывалась вверх грациозными изгибами из расположенного в середине плантера.

Она обратила внимание на притягиваемые им взгляды прохожих, старавшихся украдкой взглянуть на него. Ничего удивительного в этом не было. Махмахар был в свое время очень далеко от фронта, насколько можно говорить о фронте при межзвездном конфликте. Никаких военных заказов на нем размещено не было. Даже в столице трудно было встретить человека. А здесь, в академическом городке, их так и вовсе не знали. Поэтому все и стремились тайком поглядеть, что же это за небывалый гость. Но держались на расстоянии.

Некоторым не удавалось сдержать себя – и они разглядывали его беззастенчиво. Все ахнули, когда она бесстрашно направилась прямо к пришельцу и, протянув кончик крыла, пожала ему ладонь. Тут же осознав за собой полную потерю такта, все они устремились прочь, пытаясь прикрыть лицо взъерошенными перьями крыльев. Не всем это удалось.

– Очень рада снова видеть вас, полковник Неван Страат-иен.

Понимая, что может испугать других, он старательно не улыбался – даже ей.

– Для вас я по-прежнему просто Неван, уважаемый историк. – Он указал на обстановку. – Что, много шума из-за меня?

– Университету позволено принимать одного гостя-человека в год, – объяснила она, – и то с высочайшего дозволения администрации. Ваше здесь присутствие сравнимо с прогулкой земного недрессированного льва или тигра по детскому саду. Проявите снисхождение к моим коллегам. Любопытство на какой-то момент пересилило их природную вежливость, не говоря уж об инстинктивном страхе.

– Я, признаюсь, ожидал, что обитатели учреждения высочайшей культуры окажутся более разборчивы.

– Высшее образование еще не подразумевает высокого ума. Они проявляют в ваш адрес ровно такое понимание, какого, с их точки зрения, вы заслуживаете. Давайте пройдем в мой кабинет. Только берегите голову – потолки у нас низкие.

Вызвав легкую панику среди нескольких затаившихся наблюдателей, она продела кончик крыла в кольцо, образованное его левой рукой; для выполнения этого маневра ей пришлось слегка вытянуться. Хорошо еще, что Страат-иен был ниже среднего человеческого роста, иначе бы у нее ничего не вышло. Он все равно башней высился над всеми, кто был в приемном зале. Более всего зевак поразило даже не то, что она легко выдерживает физический контакт с ним, а то, что она сама на него пошла. Он раздвинул цветы и прочие безделушки, украшавшие подоконник ее кабинета, выходившего на окрестный пейзаж, и устроился на нем. Выбор был между подоконником и полом, поскольку никакая мебель его не выдержала бы.

– А я остался на службе.

– Я заметила, – тихо сказала она.

– И никак не могу забыть вашу теорию. Даже если бы захотел, никак бы не смог от нее отделаться. С самого момента капитуляции Амплитура я стал очень много внимания уделять всеобщим новостям, а также проводить кое-какие собственные изыскания и проверки. И мне не очень нравится, что за всем этим кроется. – Он заколебался. – Боюсь, что вы можете оказаться правы.

Легким взмахом крыла она указала на один из экранов, на котором ничего не было.

– Я также не нашла ничего, чем можно было бы меня опровергнуть. Но есть еще надежда. Индекс взрывоопасности, который я разработала, уже около двух месяцев находится на стабильном уровне. Есть вероятность, что выше он и не поднимется.

– Вы в это верите?

Она мелодично вздохнула, тяжелые ресницы, наконец, поднялись, и мягкий взгляд уставился на него.