Полянская заболела серьезно. Температура у девушки поднялась нешуточная. Она лежала на подушках с румяными от жара щеками и слезящимися глазами. Няня поила ее чаем с малиновым вареньем и горькими настойками, которые принес доктор. Только на третий день Ольга стала понемногу приходить в себя и вспомнила о Войковском. Мысль о нем снова заставила ее покраснеть. Алевтина, которая находилась в этот момент рядом, испугалась, что у княжны опять поднялась температура, и положила сухую теплую ладонь ей на лоб.

– Странно, – сказала она. – Вроде не так горяча, как давеча, а щеки красные, яко свеклой намазали. Как вы себя чувствуете-то, барышня?

– Да хорошо все, – отмахнулась Оля от старухи. – Мысли только разные в голову лезут.

– Да какие там мысли могут быть в вашей бестолковой-то голове?

– Алевтина! – возмутилась Ольга.

Няня уже очень давно жила в их семье и порой позволяла себе отпускать нелицеприятные слова в присутствии молодой княжны. Полянский этого никогда не поощрял, но так уважал старую няню, что редко ей противился. И если в детстве Ольга не обращала внимания на колкости Алевтины, то сейчас их не принимала, так как считала себя взрослой для таких поучений.

– Не пристало тебе спрашивать у княжны, какие у нее мысли! – отозвалась Оля.

– Как так не пристало? – искренне удивилась Алевтина. – А как же я буду знать, что у вас на уме? Того и гляди глупость какую сотворите, а мне потом перед батюшкой вашим отчитываться.

– Влюбилась я, кажется, – решила признаться Ольга и снова покраснела, опустив черные ресницы.

– Как так влюбилась?! – всплеснула руками Алевтина. – И в кого же, прости Господи?

– В офицера одного. И встречу ему назначила. Но не пришла. Вот не знаю, что он теперь и думает обо мне, – всхлипнула Оля, не поднимая на няню глаз.

Алевтина нахмурилась, присела на краешек кровати рядом с княжной и внимательно на нее посмотрела. Ольга подняла глаза и уставилась на старуху, ожидая хоть каких-нибудь замечаний. Но та продолжала молчать и вглядываться, а когда поняла, что дальше девушка объясняться не желает, тихо сказала:

– Нехорошо это, Оленька. У вас жених есть. Красивый молодец. Глупости вы говорите. Нельзя вот так взять, да и влюбиться в кого ни попадя.

– А он не «кто ни попадя», – передразнила Ольга. – Он хороший очень. Красивый. И глаза у него такие умные-умные.

– Не знаю я, какие у него там глаза, – нетерпеливо высказалась Алевтина и встала с кровати, – но вам лучше бросить такие глупости. А нет, расскажу батюшке, и задаст он вам трепку так, что и думать забудете об офицере вашем.

– Вот еще! Ничего ты никому не скажешь! А если скажешь… я… я… – Оля запнулась, придумывая кару для няни, и как только мысль пришла ей в голову, выложила ее: – Я попрошу папеньку, чтобы он тебя из дома выгнал в деревню. Вот!

– Ах! – ужаснулась Алевтина. – Какая злая, оказывается, барышня в семействе Полянских растет! Няню старую выгнать собралась! И не стыдно вам такие речи-то вести?

Ольга почувствовала себя негодницей, прикрыла глаза ладошками и запричитала:

– А что ты мне делать прикажешь, нянюшка? Если ты мне выбора не оставляешь? Не хочу я за Николя замуж! Он друг мне, и только! Хочу по любви!

Алевтина подошла к девушке, обняла ее, а та прижалась к старухе и зарыдала.

– Ну, полно вам, барышня, слезы лить! Было бы из-за чего! – Няня гладила девушку по спутанным волосам и уговаривала: – Хороший ваш Николя! Слова злого никогда не скажет. Делом никогда не обидит. Вам на такого жениха молиться надо, а вы нюни распускаете. Давайте-ка я вам лучше чаю травяного принесу. А то смотрю – снова жар у вас. И нечего думать ни о каких офицерах. Все они хороши, пока на них издалека смотришь. А чуть приглядишься, так и плюнуть не на что.

– Он не такой!

– И знать ничего не желаю, – ответила Алевтина и заторопилась на выход, оставив жалобно всхлипывающую девушку в комнате одну.

Как только за ней затворилась дверь, Ольга вскочила с кровати и подбежала к окну. Посмотрела на улицу, а там сквозь темные тучи, гулявшие по небу, протискивались лучи весеннего солнца. Оно, словно закрытое в темнице, рвалось на волю. Оля прижала руки к груди и пожалела солнышко. Ей казалось, что оно сейчас так похоже на нее. Ей тоже хотелось свободы. Хотелось вырваться на волю и снять с себя оковы немилого сердцу замужества. И сейчас даже рада она была, что заболела. От нее хоть на время отстали с подготовками да примерками. Но огорчало, что так и не попала на встречу с Антоном. Чувствовала всем сердцем – обиделся он на нее. Хотелось хоть как-то дать ему знать, что она здесь, болеет, но думает о нем. И послать бы Алевтину с письмецом, но не знает куда. Да и хорошо ли это, первой письмо ему присылать? Оля задумалась.

– Нет, неправильно! Не должна я ему в ножки кланяться! Если я ему интересна, то сам меня найдет, – решила Ольга и выдохнула от облегчения.

Почти неделя прошла со дня приема у Албашевых. Николя до невесты все это время не допускали, и как только он узнал, что ей сделалось лучше, оседлал коня и отправился к поместью Полянских. Ольга ждала его на крыльце. Одетая в белое кружевное платье, она выглядела необыкновенно. Легкая, стройная, грациозная. В детстве Николя не замечал ее красоты. Сейчас же, ссаживаясь с коня, он бросил на нее взгляд и обомлел. Он понять не мог, когда она стала такой взрослой и такой привлекательной. Албашев не сомневался, в отличие от невесты – он испытывал те самые чувства, которые можно назвать любовью.

Ольга, по старой детской привычке, хотела поприветствовать Николая объятием, но передумала и остановилась рядом с ним, не зная, как себя повести. Теперь, когда они стали взрослыми, их прежнее дружеское объятие могло носить иной характер. Оба это поняли и смутились. Албашев спохватился, отвесил девушке поклон и поцеловал ей руку. Обоим это показалось какой-то игрой во взрослую жизнь. Они сначала улыбнулись, а потом рассмеялись, не сговариваясь.

– Алевтина приготовила нам в гостиной чай. Ты зайдешь? – спросила Ольга.

– Конечно! Так скучал по тебе всю неделю! – с чувством признался Николя, а девушка отвела взгляд, предпочитая проигнорировать эту фразу.

– Как поживают твои друзья? – как бы невзначай спросила Ольга, когда они прошли в комнату и уселись за небольшим чайным столиком. Он был накрыт белой кружевной скатертью, украшен фаянсовыми пиалами с клубничным вареньем, медом и печеньем. Николя вспомнил, что не успел позавтракать, и с удовольствием принялся жевать хрустящее лакомство. Ольга терпеливо ждала ответа. Албашев запил печенье чаем и поднял глаза на девушку. Ее внимание к новым знакомым ничуть не смутило его. Он и представить себе не мог, что она спрашивает не ради праздного интереса, а ради личного умысла.

– Борис рассказывал, что через неделю их перераспределяют в другой город. Он останется еще на какое-то время у родственников, а потом уедет вслед за своими.

Николя заметил, как нахмурилась Ольга и заерзала на стуле. Она хотела спросить еще что-то, но словно не решалась. Албашев ничего не заподозрил. Девушка встала со стула и подошла к окну, потом скрестила руки на груди и повернулась к Николя. Теперь она оказалась в тени, и Албашев не мог разглядеть выражение ее лица.

– А тот второй… офицер… Антон Семенович, кажется? Он тоже останется здесь?

– Не могу сказать, – отозвался молодой человек. Он успел засунуть в рот еще одно печенье и теперь говорил невнятно. – Я его не видел. Не думаю, что у него есть хоть какой-то смысл оставаться.

– Действительно. Нечего ему делать в нашей деревне. Это наш удел – лесами да полями наслаждаться. А им, городским, у нас скучно и занять себя нечем, – печально ответила Ольга.

– Скоро и мы с тобой в городе будем жить, – напомнил Николай. – Вот тогда не останется у тебя времени для грусти!

– Пожалуй, что так… – поддакнула Оля, отвлеченная своими мыслями. Она даже не поняла, с чем только что согласилась. Николя заметил, как у девушки сверкнули глаза, словно ей в голову пришла какая-то шальная идея.