Проходят минуты. Кожа мужчины становится пепельной, глаза выпучиваются, когда лопаются капилляры. Кровь струйкой вытекает изо рта, пока он медленно задыхается.

Не слишком чистый и быстрый конец.

Бросив биту и отвернувшись от кровавой сцены, я выхватываю тряпку и протираю ею лицо, убирая пятна крови, которые, как мне кажется, стекают по моей коже.

— И кто же она такая? — ухмыляется Атлас.

— Оставь это, Атлас, — предупреждает Габриэль. — Фургон все еще на штрафстоянке, — он обращается ко мне. — Нашим ребятам нужно еще несколько дней.

Я ворчу, когда мы начинаем выходить из комнаты. Этот фургон нужен был мне прямо сейчас.

— Не угоняй его, Энцо, — говорит мне Габриэль, читая мои мысли. — Нам не нужно злить департамент.

Неохотно, но я киваю, соглашаясь.

Я узнаю, кем именно была Блэйк Сент-Джеймс, нравится ей это или нет.

Глава 17

Блэйк

На рукавах его рубашки были пятна крови, еще несколько брызг на груди и местах, которые он пропустил на лице. Под его ногтями виднелись остатки, но, входя в комнату Хоука, он не остановился. Энцо прошел сквозь нее, едва взглянув на мужчину и уж точно не на меня.

Мне ужасно хочется подойти к нему. Я даже делаю шаг, но твердая рука Хоука на моем плече останавливает меня. Я смотрю на него, и он просто качает головой, ставя передо мной стакан воды и две таблетки обезболивающего, которые он так строго следит, чтобы я принимала вовремя и при необходимости. Честно говоря, если бы не его забота, я бы, наверное, валялась сейчас на полу, превратившись в жалкое месиво. Он постоянно отвлекает меня, не давая сконцентрироваться на боли.

— Такое часто случается, — говорю я в качестве наблюдения.

— Ему нужна минута, чтобы проветрить голову, — только и отвечает Хоук.

— А вы двое, — шепчу я, — кто вы друг для друга?

Хоук проходит мимо меня и направляется на кухню, где начинает доставать ингредиенты из шкафов и холодильника, выкладывая их на прилавок, а затем берет кастрюли и сковородки.

— Мы больше чем друзья, — говорит он мне, уверенно нарезая ножом овощи. — Больше чем любовники, но мы никогда не обозначали, кто мы.

— И тебя это устраивает?

— Думаю, это сложно, — говорит он мне. — Мы оба часто наслаждаемся женским обществом, — он переводит взгляд на меня. — Чаще всего вместе, очень редко по отдельности, но даже в таких случаях обычно это просто секс на одну ночь.

— Значит, я необычная? — интересуюсь я.

— Очень, — усмехается он. — Ты другая.

— Почему?

Он качает головой.

— Не знаю, дикая кошечка, но я знаю, что никто из нас не хочет, чтобы ты уходила.

— А это не давит на ваши… отношения?

— Нет, — улыбается он. — Я люблю Энцо уже много лет. Мы доверяем друг другу. Сблизились так, как никогда и ни с кем другим.

Моя грудь болезненно сжимается от этой информации. Мне нравилось думать, что Энцо нашел кого-то. Я ведь не могла ожидать, что он будет тосковать по девушке, которую знал, когда был подростком, даже если я часто думала о нем.

— В конце концов, мы возвращаемся друг к другу, независимо от того, какое удовольствие мы находим в других. В итоге всегда остаемся мы.

— Ты спишь с другими мужчинами? — спрашиваю я.

— Нет, — он бросает овощи в кастрюлю. — Я всегда считал, что мне нравятся женщины. Мне и сейчас нравятся женщины, но с Энцо было трудно игнорировать химию между нами. Он чувствовал тоже самое. Мы оба очень долго сопротивлялись, пока это не стало слишком сильным. И это просто произошло, продолжало происходить, и теперь мы здесь.

— Я рада за тебя, — говорю я шепотом, — что ты нашел своего человека.

— А ты? — спрашивает он. — У тебя есть свой человек?

— Когда-то был. Очень давно.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я умерла…

— Я ушла.

Тишина между нами не была тяжелой или неловкой, особенно с тем, как его взгляд смягчился, словно он что-то понимал. Но он не мог понять.

Никто не мог. И никто не сможет.

Я не знала, как рассказать им, кто я на самом деле и что я сделала.

***

Становилось все труднее придумывать причины уйти.

Две недели, на протяжении которых я просыпалась с кем-то рядом или сразу с двумя “кем-то”, пролетели незаметно. Две недели обо мне заботились и поклонялись так, как я никогда не испытывала раньше. Я начала замечать, что Хоук — это фундамент, крепкий, надежный и сильный, в то время как Энцо — ураган, темпераментный человек с тяжелыми демонами и быстрой вспыльчивостью. Но одно я видела без сомнения — эти двое любили друг друга, очень, очень сильно.

Это было завораживающе — наблюдать, как такой человек, как Энцо, любит так сильно. Каждый вечер я замечала, что он смотрит туда, где мы с Хоуком сидели в баре. Он окидывал взглядом Хоука, потом меня, прежде чем переключиться на какую-нибудь задачу или бой, которым он занимался, как бы уверяя себя, что он — мы — все еще здесь.

В некоторые дни он был страстным, его руки везде, язык, зубы, губы, словно не мог насытиться. А в другие — даже не смотрел в мою сторону.

По мере того как шли дни, а я проводила с Хоуком все больше времени, я поняла две вещи. Во-первых, я привязываюсь к нему. Даже мысль о том, чтобы уйти, не говоря уже о том, чтобы придумать причину, вызывала у меня глубокую боль в животе, которая удерживала меня в этом месте, в этом подвале и в их постели.

Хоук был добрым человеком. У него было болезненное прошлое и все причины для того, чтобы стать эгоистичным, но он не стал таковым. Он улыбался и смеялся, он заботился обо мне, об Энцо. Он был из тех, в кого можно влюбиться.

Во-вторых, я злилась на Энцо. Злилась, что он держал меня на расстоянии, злилась, что он бросил меня все эти годы назад и не вернулся. Это было неразумно, я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Столько времени я отгораживалась от эмоций, любых чувств, а потом оказалась в этой ситуации, с этими мужчинами и начала все ощущать. Я чувствовала, как начинают рушиться стены, которые я тщательно возводила вокруг себя. Я хотела во всем признаться Хоуку. Рассказать Энцо, кто я такая.

И это само по себе было достаточно веской причиной, чтобы покинуть этих мужчин. Оставить Хоука с его мальчишеским и разрушительным обаянием, оставить Энцо с его холодной и мрачной притягательностью. И все же я не ушла.

“Еще один день” — говорила я себе. “Еще несколько часов. Еще одна ночь, проведенная в их объятиях, в погоне за поцелуями Энцо и поклонением Хоуку так же, как он поклонялся мне.”

— О чем ты думаешь, дикая кошечка? — спросил Хоук, небрежным шагом направляясь ко мне, где я сидела на его диване, подогнув под себя колени, с раскрытой книгой в руках.

Мне было трудно игнорировать зуд под кожей, желание совершить что-нибудь безрассудное. Что-то, что могло бы заменить это чувство в моей груди, когда я была рядом с этими мужчинами.

Может быть, если я напомню себе о том, чем я занималась последние пятнадцать лет, о том, что я сделала, то смогу вытеснить и сжечь эти чувства.

Его пальцы провели по моему лицу, где синяки начали исчезать, превращаясь в желтые и светло-фиолетовые пятна, достаточно светлые, чтобы их можно было замазать косметикой. Отеки тоже спали. Обследование у врача-мафиози показало, что перелом заживает, хоть до полного восстановления еще далеко, но все идет хорошо.

Я смотрю на Хоука, восхищаясь его красивым телосложением, широкими плечами и рельефным прессом, от которого у меня перехватывает дыхание. Я исследовала его тело пальцами, прослеживая линии этих мышц, глубокий вырез над пахом и твердые бедра. Он был произведением искусства.

Энцо еще не вернулся с ринга, хотя мы с Хоком ушли оттуда почти час назад.

— Как думаешь, он в порядке? — спрашиваю я, вместо того чтобы ответить на его вопрос.

— Да, — мужчина садится рядом со мной, закидывая мои ноги к себе на колени. — Просто у него много забот.

— Например?