— Я добровольно принимаю твою волю, соглашаюсь прийти в твой мир, и осознанно принимаю любые последствия, связанные с этим.

Получилось как-то коротко и совсем не торжественно:

— Всё? — Осторожно поинтересовался Денис. — Или ещё что-то?

— Мне этого, — совершенно достаточно. — Заулыбалась Алевтина, но Дэну показалось что взгляд её карих глаз потемнел, тяжелея, словно внутри неё бушевал плохо сдерживаемый гнев. — Но, если ты хочешь можешь пообещать что-нибудь ещё.

— Ну и отлично. — С облегчением вздохнул Денис, пытаясь понять: показалось? Не показалось?

— В следующий раз получается в четверг? Собираемся в это же время?

Алевтина уже собиралась ответить, как вдруг её перебил громогласный голос тоже вышедшего в коридор Макса:

— Что это вы тут в вдвоём секретничаете? — С хитрым прищуром поинтересовался он.

— Я приносил торжественную клятву не устраивать драм. — Не без улыбки признался Денис.

— То есть он принят⁈ — Обрадовался Макс.

Алевтина ему что-то ответила, но Денис уже не мог разобрать слов, ему очень быстро становилось плохо: стремительно темнело в глазах, голова начала кружится. Он рефлекторно схватился рукой за стену, просто что бы не упасть:

— «Отравился?» — Он не мог понять, что с ним происходит, травиться вроде было нечем, весь вечер он пробавлялся чипсами с газировкой, — то ещё «полезное питание», но отравится им сложновато.

— «Разве что в чипсах или газировке что-то было…»- Успела промелькнуть мысль, но тут в глазах совсем померкло, — мир закачался, а его накрыло тьмой.

Денис откуда-то помнил, что зрение отключается в последнюю очередь перед тем, как отрубится сознание, а значит дело было совсем плохо:

— Вызовите скорую, мне плохо. — Попытался сказать он, но в пустую, — слов было не слышно, то ли слух отказал, то ли язык уже не слушался.

А ещё ему действительно было плохо, и это плохо стремительно усиливалось. Не то что бы где-то что-то болело, просто было «вообще плохо», везде, и становилось хуже. Денис был в сознании, но ничего не видел, и даже тело своё толком не ощущал, только тьма и мука.

— «Мука?». — Несмотря на своё состояние, Денис сам удивился, всплывшему в голове столь старозаветному слову, но подходило идеально. — «Самые настоящие мучения».

Дэн не знал, сколько он провёл времени в этих мучениях, когда ты ничего не видишь и тебе настолько плохо, — учёт времени даётся с трудом. Иногда он думал, что прошло всего несколько минут, ну может десятков минут, и скоро прибудет неотложка, сделают ему укол с обезболивающим, ну или что там положено делать в таких ситуациях, и это всё прекратиться. Но чем дольше длилась эта мука, тем сильнее росло чувство, что с каждым мгновением в этой мучительной тьме сама его суть теряет что-то очень важное, ценное, что давно стало неотъемлемой частью, и всё чаще казалось, что муки длятся уже вечность, а в голову лезла мысль: «может я на самом деле умер, и это просто такой ад?».

Мучения прекратились так же резко, как и начались, в какой-то момент Денис ощутил себя просто висящим в безбрежной тьме, с жутковатым чувством что к нему приближается что-то огромное:

— ТАК ПРОСТО? — Чья-то нестерпимо громкая мысль заставила затрепетать всё существо Дениса, будто он был крохотным паучком на оторвавшейся паутинке во время шторма. И мысль эта была чужая и полная разочарования. — СПУСТЯ СТОЛЬКО ЛЕТ, И ТАКОЙ ЖАЛКИЙ ФИНАЛ?

Денис чувствовал, что рядом с ним находится что-то гигантское, словно гора, и эта гора пристально оценивала его словно пойманную мошку.

— ДАЖЕ У ПОДОБНЫХ ТЕБЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ШАНС. — Прогремела чужая мысль.

Он был измерен, взвешен, но заключение о его лёгкости, кажется, откладывалось.

Стало вдруг очень больно смотреть, глаза резал ослепительно белый свет:

— «Глаза! Я могу смотреть! У меня снова есть глаза!». — Обрадовался Дэн, — к нему возвращалось зрение, он уже мог различить белый потолок и пол…

— «Белые потолки, пол? Получается всё-таки больница».

Но по мере того, как глаза справлялись с яркостью, заново учась смотреть становилось понятно, что это совершенно точно не больница, — под ногами был белоснежный мрамор с золотыми прожилками. Ионические колонны, оплетённые металлическими плетями из красноватой бронзы, шли по всему периметру огромного круглого зала, поддерживая каменное кольцо со сложным геометрическим орнаментом, на которое опирался циклопический купол. Но главное, то, что Денис увидел прямо перед собой:

— «Если это врач, то прощай навсегда моя кукуха».

Прямо перед ним возвышалась на добрых метров семь исполинская женщина в ниспадающем одеянии в греческом стиле. Белоснежном, с багряной оторочкой. Одеяние было довольно закрытое, — видны были только руки ниже локтя, и шея, абсолютная белизна лица переходила в строго поджатые металлическо-синие губы и таяла факелом белого дыма чуть выше носа.

Вместо верхней половины головы получался этакий хвостик джинна наоборот. Но это не значит, что у этой дамы не было глаз, ещё как были, просто завались сколько глаз, — не меньше пары десятков, они располагались на двух металлических обручах, которые как атомные орбитали медленно вращались вокруг её головы.

Из-за спины этого создания вздымались шесть исполинских золотых крыльев, заслонявших собой половину зала.

Денису показалось, что металлические обручи вокруг головы этой великанши чуть замедлили своё вращение, а всё множество её глаз посмотрело прямо на него:

— «Преклони колени, ибо мои голосом говорит сама Богиня». — Зазвенела чужая мысль в голове Дэна.Но сейчас «звенела» она удивительно спокойно, даже буднично, не тревожа всё его существо как в прошлый раз.

— Я что умер? — Жалобно простонал Денис, — это был довольно очевидный вывод из наблюдаемого, но так хотелось ошибаться.

Губы женщины дрогнули и в этот раз, он услышал её голос:

— НА КОЛЕНИ ЧЕРВЬ! — Прогремел вызывающий оторопь глас, и колени Дениса, не дожидаясь команды от головы со всего маху впечатались в мраморные плиты пола.

— «Звезда коленям…». — Денис корчился на полу, шипя от боли, ему даже казалось, что он слышал, как что-то хрустнуло в момент удара.

Дама в белом по виду совершенно безучастная к состоянию Дениса, продолжила:

— «Богиня, в своей непостижимой милости решила даровать тебе форму и шанс на прощение ниспослав тебя в мир погибелью». — Звучало у него в голове. — «Протяни руки и прими свою книгу».

В этот раз Денис не стал дожидаться последствий повторения команды вслух, и поспешно протянул руки, практически тут же ощутив в них весомую тяжесть окованного металлом тома.

В руках у него буквально возникла из ничего здоровая книга, тяжёлая со страницами тёмного золота, сантиметров восемь толщиной, на одетом в золото переплёте была одна единственная багряная надпись:

«Книга Крови».

— «Выбери себе форму и впиши её в книгу. Когда ты закончишь, я появлюсь вновь и отвечу на один твой вопрос. Если ты не успеешь до истечения времени, выбор будет сделан за тебя».

Как только последняя фраза закончила звучать в голове Дениса, исполинская фигура напротив мгновенно исчезла. Без всяких спецэффектов, — раз и будто её тут не было никогда. После её исчезновения стало видно, что метрах в десяти за ней располагался большой алтарь из белого мрамора, на котором что-то лежало, что-то небольшое. А прямо над алтарём неподвижно висели в воздухе большие песочные часы, верхний сосуд которых был полон сияющей золотом жидкости, по капле точившейся вниз, так что наверно их нужно было считать водяными часами:

— Надо понимать это и есть истечение времени. — Кривясь от боли простонал Денис, осторожно оглядываясь.

Зал был совершенно пуст, белый мрамор, окованные бронзой колонны, три арчатых свода вели вовне, один слева от алтаря, другой справа и один за спиной Дениса. По краям арок висели длиннющие стяги или гобелены, насыщено алого цвета они тянулись от пола до потолка, а примерно на середине у них располагался простой геометрический символ, — золотой круг с восемью сходящимися к центру линиями. И всё: колонны, проходы, стяги, алтарь, часы, ну и сам Денис по среди этой гулкой пустоты.