Начала беситься, что не понимаю.

Он – протянул мне папочку.

Открыла. Вздрогнула от шапки «Областной суд…»

Впилась взглядом.

Прочитала постановление, что моё дело о необходимой самообороне закрыто в связи с отсутствием состава преступления.

Потупила, что так быть не может. Попыталась понять, как – может.

Поняла, что – никак.

Подняла на него взгляд. И – прошептала медленно, внимательно шевеля ртом с непривычки:

«Так быть не может»

Подумала, и добавила:

«Ты – кто?»

Он замер. Посмотрел на меня внимательно. Потом спросил:

«Ир, ты как думаешь, что такое АКРИ?»

Подумала. Покачала головой. Потом – шепнула:

«Не знаю».

Он неверяще поднял бровь.

Меня – пронзило… горем, болью, что он думает, что я – играю.

И я заорала. В голос. Со слезами. В него. С заносом в него мысли со всей силы, не сдерживаясь:

«Я НЕ ЗНАЮ!»

Посидели секунду. Он – в шоке. Я – яростно глядя ему в глаза. И видя там – хохот с восторгом.

Я – уронила взгляд. Он сказал:

«Вау. Охренеть».

Потом добавил:

«Съешь, пожалуйста, тортику, пока чай тёплый»

Встал, пошёл к компу.

А я – хлебнула чаю. Взяла ложечку, и отломила тортику. Вместе с тортиком засунув в голову – я применила по нему Голос. А он – держится. И даже, вроде, лучше, чем дед. Ну, или коварен и всё будет позже.

Так.

Наверное, тут самое место вставить пояснение.

Вы все слышали записи. А некоторые – были на концертах. Так вот. Это – очень, очень сильно не тот голос, которым жахнуло по нему. Это – отбитый полутысячей часов тренировок рабочий Голос. Полностью управляемый. Где я контролирую каждую грань и каждый оттенок эмоции и мысли.

Ну, вообще с заносом голосом у меня – врождённое. И людей всегда вздёргивало, что когда я говорю, мысль – залетает. И не понять, и не принять – не возможно. В детстве – ещё шутили, что колдунья и хорошо, что инквизиции нет. А потом уже не очень шутили, и я начала пытаться говорить тихо. И куда-нибудь мимо людей. Как-то – получалось. Но вообще молчала.

Дед в интервью рассказал, что я с тринадцати – молчала совсем. Почти. Потому что голос был слишком сильный и он – терпел, а остальным я стеснялась. Но больше – ничего не рассказал. А было вот что.

В тринадцать меня по зиме прижала к дереву тройка волков. И я поняла, что меня сейчас – сожрут. Совершенно точно сожрут, если я напугаюсь. И буду нервничать. А ещё я поняла, что в ярость – не смогу. В безумную боевую ярость – не смогу. И тогда меня со всей дури качнуло в другую сторону. Я припомнила закон бутерброда и изо всех сил, со всей воли, влюбилась в них и захотела им отдаться. Захотела, чтобы они меня сожрали. И вот это – смогла, вывихнув мозг, убив самосохранение. Ну, в общем, вывернулась в прыжке, и – смогла.

А волки – сели. В удивлении. Потом встали и ушли.

А я – сползла по дереву и колбасилась в истерике полчаса.

Ну а потом выяснилось, что в голосе намертво застряло вот это вот всё. И – я этим не управляю. То есть что б я ни говорила, кроме одной мысли, туда со всей дури вплетается эмоция «сожри меня». Ну, точней, «возьми меня».

Ну дед, поутру после волков, полчасика меня послушал. Спросил, заметила ли я. Я – заметила. Тогда он чуть помялся и спросил, не против ли я, что он заведёт любовницу.

Вот тогда я и поняла. Примерно половину.

Вторую половину я поняла, когда первый раз сбежала в лес поорать песни. Когда обнаружила, что меня саму мой голос – тоже. Не сразу, но минуток через пять я с себя начинаю возбуждаться. Ну, сначала хотелось вообще себя сожрать. Там, палец откусить. Но вот это ещё нормально перекрыла. Но весной через полгода разоралась. И как-то не заметила, как накрыло оргазмом.

Рассказала деду. Он подумал-подумал и ответил, что, может, пройдёт. Ну и что сама знаю, что надо иногда поорать. Это-то мы раньше обсудили. Так что посоветовал не вообще в лес, а на старое капище. И там орать.

Из полтысячи тренировок голоса, сотня часов тренировок были чудовищными. Демоническими.

Мы с этой демонической скотиной сидели сутками в звукоизоляции. И выбивали заклинившее. То есть я часами орала на него, не сдерживаясь, на все лады, «сожри меня». «трахни меня». В оргазме, бляйн, орала. Падая на пол и содрогаясь. А потом – снова орала.

А он холодно, как тренер, воспринимал и толкал треню дальше. И так – пока я не начала это контролировать. То есть оно не исчезло. А я стала это контролировать.

Но вот тогда я это не контролировала ни хрена.

То есть я ему – команду, в мозг прямо, «трахни меня, я уже с тебя кончаю». А он – к компу.

Взревел принтер.

Он выдал мне распечатки. Те, которые «Меня зовут Ангел…» и так далее.

И я – сидела, кушала тортик и жадно быстро читала, в какой стране я живу уже месяц.

И – не очень верила. Особенно – местами. Особенно актуальными, но об этом – ниже.

Дочитала.

Попыталась уложить и покрутить. Прикидывая, что да как, если всё это – правда. А не лично мне написано.

Он сидел, печатал.

Посмотрела на него, на распечатки на столе. Мелькнуло, что – книги.

И – дошло, что такое АКРИ.

Прокашлялась. Тихонечко, и в холодильник как бы, сказала:

«Арт Корпус Российской Империи?»

Он – допечатал. Не сбившись. Повернулся ко мне. Посмотрел. Сказал:

«Точно. Остальное – пояснить?»

Кивнула.

Он улыбнулся, сказал:

«Ну, на старые звания, редактор-стажёр, это что-то типа прапорщика КГБ резерва. Которого можно спрашивать только с разрешения полковника КГБ, который главный кадровик. Ну и вообще полковник сам может порешать вопросы, если они – понятные».

Подумала, спросила. Тихонечко сдерживаясь:

«А ты – кто? И они что, совсем понятные?»

Он – вздохнул. Сказал:

«Вообще-то – нет. Не очень. По уму, труп бы неплохо проявить по варне для полноты картины. Чтобы точно сформулировать, что это было. Например, скот напал на вояку и от того – умер. Но поскольку он и так и так – умер, смысл шуметь? Его – не воскресить. Ты уже сама наказалась по самое нимагу. Хоть в тюрьму тебя пихай на исполнение приговоров, чтобы расклинило спокойно людей убивать»

Я подумала-подумала. И неуверенно предположила:

«Что, на Медную Длань натягивать?»

Он:

«А ты что, из пистоля – вот с пятнадцати на бегу от бедра в сустав бегущего?»

Я подумала, призналась:

«Не знаю. Из ружья, наверное, с пятидесяти. А из пистолета…»

Тут я вспомнила, что вообще-то… но он вбросил:

«Не парься. Статью за хранение вообще отменили. И как бы не наоборот. Для вояк».

Я ещё подумала. И буркнула:

«Только это для граждан Русской, а не Японской Империи. А дед всё ещё без паспорта. Пропал без вести в плену».

Он вздохнул, сказал:

«Если он тут живёт – он тут Житель, точка. Ну или Гость. А по варне его вопросов нет. И ношение разрешено всем по варне. А не по статусу Гражданства»

Подумала, мелькнуло спросить, откуда он так уверен.

Но вместо этого попросила закурить.

Он – подумал. Достал. Закурили.

Я собралась, и решилась.

Спросила в стол

«То есть Ангел видит меня всю?»

Он помедлил, кивнул.

Отмахнула ощущение, что мы поменялись. Я – еле слышно говорю, а он…

Спросила:

«А ты – штатный персонал Арт Корпуса, и он присматривает вокруг тебя».

Он помедлил, кивнул.

Я собралась с духом и всё-таки выдавила:

«То есть если бы я была внедрённым к тебе вражеским агентом, он бы хотя бы тебе сказал?»

Он помедлил. Вздохнул. И ответил:

«Нет. Не сказал бы».

Я – очень растерялась. И успела начать расстраиваться и грустить.

Он посмотрел на меня, и добавил медленно:

«Он бы тебя переместил, если бы ты была вражеским агентом, который лезет в Арт Корп. А мне бы молча настучал по… душе. Молча. Но поскольку он – не переместил, а мне – не настучал, можешь быть уверена в том, что ты – не японский шпион. И вообще не шпион и всё такое».