– Терция? – переспрашиваю. Может, мне послышалось. Он кобылу себе завёл не жеребца?

– Уши прочистила? – ну, конечно, какой ещё ответ я ждала?

Поджимаю губы недовольно, но иду. Потому что он так тянет, что выбора у меня нет.

В стойлах и правда лошади стоят. Такие прикольные… Так и хочется подойти поближе, погладить. Например, того маленького жеребёнка. Он выглядит самым безопасным здесь.

Но Дикий меня тянет дальше. Походу к своей любимой лошади.

– Вот она, Терция, – в голосе мужчины ласковые нотки прослеживаются, я же в полной аху… шоке на него пялюсь. Ресницами хлопаю. Да нет, послышалось. Этот на такое неспособен.

Ну я стою и жду пока меня представят, психи е такое любят, да?

Если честно, я понятия не имею как себя вести. Что говорить и делать. К этой кобыле он явно лучше, чем ко мне относится. Снова в груди щипать начинает. Неприятно.

Хочется его толкнуть, пнуть, ударить. Убежать отсюда и не разговаривать с этой жертвой домашнего психолога.

– Подойди, познакомься, – я вздрагиваю, когда Камиль это серьёзно произносит.

Подойти? К его кобыле любимой притронуться? К нему нельзя, то хоть лошадь за ухом почесать?

– Приветики, – произношу, когда он меня ближе притягивает. Кобыле я явно не нравлюсь. Фыркает на меня. Я отскочить пытаюсь, но Демидов не отпускает. Удерживает.

– Слушай, она не в настроении… Голова болит или ещё что. Может, с жеребцом своим поссорилась, давай потом как-то?

Камиль глаза закатывает, настойчиво притягивает ближе. А мне вот её взгляд не нравится. Она явно дружить не хочет. И зубы у неё большие. Кусается, наверное, больно. А я не хочу-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у.

– Погладь, она людей чувствует. Говорят, что ты в тюряге с лошадьми ладила.

Господи, опять? Он снова проверяет? Я на свой страх и риск решаю, что он так обманывает. Ну какая терапия лошадьми в тюряге?

– Слушай, ну, прекрати ты уже экономить на своих работниках. Где-то и раскошелиться нужно. Если там и была конюшня, меня бы к ней никто и близко бы не подпустил. Чтобы не сожгла и не траванула там всех случайно...

Тут же язык прикусываю, про отравить. Но слова сами вылетают.

– Про котлеты твои наслышан.

– Это случайно вышло! – тут же огрызаюсь, – за мной амбалы приехали, я, что в холодильнике было-то и взяла! Они покупные были! А у Буйного, желудок оказался к деликатесам приучен!

Я голос повышаю, ору на Дикого, а кобыле, походу это не нравится.

Начинает громче фыркать, головой вертеть во все стороны. Это ещё что такое?! К защитнице меня своей привёл?

– Не вопи, ей не нравится.

Рот открываю от возмущения. Щёки румянцем пылают. Так и хочется его послать. Громко. Так, чтобы и кобыла всё услышала!

Я больше привыкла с собаками работать. С лошадьми ещё ни разу дела не имела. И, скорее всего, неправильно себя веду. Животное не виновато, что хозяина своего любит. А он ублюдок самый последний!

– А ты не провоцируй! Или думаешь я не понимаю, что ты делаешь?! Ты же специально! Ты…

Я наступаю, пальчиками в его грудь упираюсь, толкаю. Эмоции бурлят. Сдерживаться не выходит.

Камиль на удивление всё это позволяет. Только взглядом предупреждающим сверлит. Но я уже ничего не вижу.

Руку мою перехватывает, к себе тянет.

– Я ведь говорил не прикасаться без разрешения, – чеканит зло в лицо.

– А я хочу! И что ты сделаешь?!

Парирую в ответ.

И тут раздаётся громкий ржач лошади, я даже понять ничего не успеваю. Она на дыбы становится, копыта в нескольких сантиметрах от моей головы. Зажмуриваюсь, уже готова ко всему.

Я молюсь. На ускоренной перемотке вижу свою жизнь. Ничего не достигла, самое яркое событие – в заложницах Дикого оказалась.

Не успела ни влюбиться нормально, ни к морю съездить. Не нашла, как отсюда сбежать. Не отплатила Камилю за его грубые слова.

Ничего! А теперь умру из-за лошади.

Как в замедленной съёмке слежу за тем, как копыто летит в моё лицо. Прощаюсь с жизнью.

Рывок. Дикое ржание лошади. Трещит что-то.

И падение вниз.

Всё? Я умираю?

– Сука.

Цедит Камиль. Я один глазок приоткрываю, понимаю, что его точно к себе в Рай не приглашала.

И боли не ощущаю. А вот лицо мужчины искажено в гримасе. Всего на секунду. После – он такой же собранный и жёсткий, как всегда.

Я испуганно оглядываюсь, понимая, что Камиль успел среагировать куда быстрее меня. Не молился, а действовал.

Перехватил меня, собой прикрыл и на пол повалил. Спас от взбесившейся лошади, которая явно меня невзлюбила.

Что за жизнь такая?

Все женщины Дикого меня убить мечтают. То Настя, то кобыла эта.

– Идиотка, блядь, – рявкает, обхватывая мой подбородок. – Когда я говорю завалить – ты нахуй звук скручиваешь.

– Камиль, мне больно.

– С проломленным черепом больнее. Решила, сука, возле лошади отношения выяснить. Наоралась?

– Я невиновата, что вокруг тебя все такие на голову отбитые.

Дикий рывком поднимается. В конюшне уже другие мужчины есть. Успокаивают лошадь, загоняя обратно в стойло. Закрывают.

– Тише, ласточка, – Камиль похлопывает её по шее. – Порядок. Не буйствуй.

Нормально так. Он свою лошадь утешает, а на меня кричит только! Вот пусть она дальше с ним и разбирается.

Я поднимаюсь, желая скорее убраться подальше. Не хочу тут больше находиться. Уж лучше в своей коморке.

– Кто отпускал? – Камиль перехватывает меня. – Ты шуруешь туда, куда я разрешаю.

– Мне плохо, – стону жалобно. – Я стукнулась, когда падала.

– Ты, блядь, стукнулась давно уже. Сказал же – нельзя орать. Животные резко реагируют на любые громкие звуки. А ты решила истерику закатить.

– Это нервный срыв называется. Ты когда кого-то похищаешь – будь готов к этому.

– Всё. Заебала.

По взгляду вижу – довела. Опять. И сейчас меня не кобыла, а её хозяин размажет. Поэтому я действую по старому плану, на опережение.

– Ой. Голова кружится.

Сама подаюсь вперёд к Дикому. Хватаюсь за его предплечья и глаза закатываю. Надеюсь, реакция у него хорошая.

Я даже осесть не успеваю, как мужчина уже подхватывает меня. Прижимает к себе.

Мне чудится, что бережно и мягко. На руках держит, пока я притворяюсь без сознания.

«Вот так и продолжай» – ёрничает внутренний голос. «Глаза закрыты и молчи, к чертям собачьим! Может так выживем».

Я следую совету. Всю дорогу до дома делаю вид, что так и не пришла в себя. Улыбку пытаюсь скрыть.

Приятно же. Что Камиль не спихнул никому из своей охраны, которая рядом семенит. Ну и пусть, что всю дорогу материт меня. Это мелочи.

Жизнь прекрасна. Копытом не прибило. На ручках поносили. Ещё и снова на мягкую кровать Дикого попала.

Вот такие радости теперь у меня.

Я резко начинаю захлёбываться. Ледяная вода стекает по лицу, заставляя резко подскочить.

– Что ты…

– Очнулась, – флегматично отзывается мужчина. – Док, можешь проверять её.

– Можно было нашатырным… Да, конечно.

Я недовольно смотрю на Дикого. Обязательно было так себя вести? И почему мне чудится, что он усмешку прячет?

Нет, если бы мужчина знал, что я притворяюсь – он бы нарочно меня на землю уронил. Он не из тех, кто долго терпеть будет.

Взрывоопасный и несдержанный.

– Плечо болит, – признаюсь я уже знакомому врачу. – И затылок. Когда падала. Вроде всё.

– Ничего серьёзного я не вижу, – заключает док. – Вроде порядок. Я могу обезболивающие дать и мазь. Противопоказаний никаких нет?

– Нет.

Я задумываюсь, но у меня никогда не было каких-то аллергий на лекарство. По крайней мере – ни о чём таком я не знаю.

– Беременность мы исключаем? – добродушно продолжает док. – Некоторые препараты нежелательно…

Я медленно перевожу взгляд на Дикого. Вижу, как краска исчезает с его лица. Мышцы надумаются, взгляд – пылает.

Меня скручивает от догадки, что у него в голове происходит. Чувствую, как таймер заводится.