Она тушуется под моим взглядом и явно чувствует себя очень неловко. Щечки начинают заниматься розовым. Милейшая картинка видеть ее смущение. Признаться, я чертовски рад, что Тимур повел себя, как мелочный идиот, и лишил ее средств. Неужели он дальше хера не видит? К кому теперь его девочка придет за помощью?

— Герман, — решительный голос Виктории вклинивается в мои злорадные мысли. — Простите, я совершила ошибку. Я признаю это. Вы дадите мне работу или нет?

Ммм. Ее трогательная решимость опаляет разум ощущением власти. То, что нужно. Вот теперь можно начать разговор.

— Нет, я не дам тебе работу. Для моих бизнесов у тебя образование не то. А эту квартиру уже убирает женщина, которая трудится на меня уже много лет, — строго произносит Герман и внимательно смотрит на меня.

Он отлично понимает, что я сейчас завишу от него и пойти мне некуда. И чего ждет? Чтобы я что? Начала его умолять? Или предлагать другие варианты? Я же знаю, какой вариант для него предпочтительнее всего…

Вот засранец. Нет. Это унизительно! Не могу больше испытывать на себе его ощупывающий взгляд. А он продолжает молчать. Тишина угнетает и подавляет.

— Похоже, я зря вернулась, — выговариваю твердо. — Спасибо за все, Герман. Я поищу работу в другом месте.

Встаю из-за стола и направляюсь в прихожую. Вряд ли он станет теперь меня удерживать.

— И куда пойдешь? — долетает в спину.

— Куда глаза глядят, — отвечаю с легкостью, а у самой на душе разыгрывается буря.

Мозг уже судорожно прикидывает варианты. Можно было бы обратиться к своему научному руководителю, договориться о работе на кафедре, но универ — учреждение бюджетное, туда без документов не устроишься. Да и жить все равно негде. Или обзвонить бывших одногруппников, может, кто приютит, пока я ищу работу. Придется очень несладко, но я справлюсь.

Открываю шкаф, достаю пальто, но слышу шаги Германа за спиной. Ну да. Сказать «до свидания» пришел. Это, по крайней мере, вежливо.

— Виктория, — произносит он серьезным тоном, без наезда или кокетства. — Я не дам тебе работу, но я по-прежнему готов обсудить деловое предложение.

Я уже не верю, что он предложит мне что-то стоящее, но в глубине души слабым огоньком проблескивает иррациональная надежда.

— И что же это? — тон против воли сквозит усталым раздражением. — Предложите стать вашей содержанкой? Сразу говорю — не интересно.

Разворачиваюсь и замечаю у него в руках несколько отпечатанных листов формата А4.

— Контракт на должность управляющего в антикварном салоне, — на лице Германа появляется злорадная улыбка.

Оторопело хлопаю ресницами. С каких пор у него есть антикварный салон?

— Если сейчас уйдешь, лишишься этого шанса, — продолжает Герман.

Мотаю головой. Какого шанса? Что вообще происходит?

— Герман, я сейчас вообще ничего не понимаю, — складываю руки на груди, становится не по себе. — Какой контракт? Какого салона? Вы меня разыгрываете?

— Моего салона, который вот-вот откроется в Москве, — отвечает он.

У меня уже масса вопросов в голове.

— На все прочие вопросы я буду отвечать за кофе и чизкейком, — он разворачивается и направляется в кухню-столовую. — Если тебе интересно, приходи, а нет — я тебя больше не держу.

Черт. Я должна хотя бы узнать, что там за условия. Уйти и правда всегда успею. Вешаю пальто обратно в шкаф и возвращаюсь на свое место за обеденным столом. Контракт уже лежит рядом с моей тарелкой.

— Почитай. Там все написано, — Герман убирает остатки прошлого и выкладывает мне на тарелку новое пирожное.

Вот же змей-искуситель!

Вчитываюсь в контракт и ощущаю озноб по коже.

— Откуда у вас номер моего паспорта? И дата рождения? — спрашиваю оторопело, прочитав первый абзац.

— Это было несложно, — снисходительно отвечает Герман. — У меня много связей.

Похоже на то. Читаю дальше.

Я, как исполнитель, обязуюсь заниматься поставками и оформлением товара, поддерживать ассортимент салона в достаточном объеме и качестве… Вот оно в чем дело! Герман хочет, чтобы я делала для него то же, что и для Тимура. Один в один. Написано, конечно, канцелярским бюрократическим языком, но суть ясна. Кататься во Францию, оформлять поставки, здесь растомаживать.

Ничего не скажешь, обратился по адресу. В антикварном бизнесе Тимура на меня завязано все, начиная от поиска вещей, заканчивая распределением заказов на реставрацию. Все контакты у меня в телефоне. Я — все. И теперь Герман хочет это «все» забрать себе.

— Так вот почему вы называли меня своим активом, — до меня наконец доходит весь план Германа. — Вы понимаете, что вы предлагаете мне предать мужа?

— Опять ты за свое? — с досадой произносит он. — А он тебя не предал?

Да, предал. Но… Я хотела только развестись с ним, а не рушить его бизнес.

— Твой идиот-муж обладал таким сокровищем, — Герман снова вторгается в мысли, указывает на меня пальцем. — И как распорядился? Променял на трах!

Действительно. Променял на трах. Почему-то только сейчас, когда Герман называл меня сокровищем, я окончательно осознаю свою ценность для Тимура. В памяти всплывают события последних лет, когда я уже вовсю работала на него. Он будто нарочно преуменьшал мою значимость для бизнеса, не отмечал заслуг. Все воспринимал, как само собой разумеющееся и никогда не помогал с решением проблем ни на таможне, ни в минкульте. Не говоря уже про утрясание потребностей заказчиков с возможностями реставраторов.

Переворачиваю второй лист. В графе «Оплата» вижу цифру в пятьсот тысяч рублей ежемесячно. Опечатка, наверное.

— Вот тут, — показываю Герману на сумму. — Тут лишний ноль, кажется.

— Нет, никаких лишних нулей, — он складывает руки на груди. — Я считаю, что ты стоишь этих денег.

А вот и ответ, почему его так рассердила моя твердолобость в стремлении сбежать. По правде, я действительно могла бы сбежать к маме в Таганрог, получив такую первую зарплату. Спускаюсь глазами по тексту и в графе «Срок контракта» вижу «один год».

— Вы хотите, чтобы я год на вас работала? — выкрикиваю возмущенно. — Целый год?!

— Нет, я бы предпочел, чтобы наше сотрудничество длилось го-да-ми, — Герман проговаривает это по слогам, делая акцент на последнем, — но подумал, что для начала нам хватит и года.

Какого еще начала? Он вообще о чем?

Читаю дальше и вижу, что если подпишу, попаду в полнейшую западню.

Меня очень напрягает этот контракт. По нему, в случае моего внезапного исчезновения с радаров до его истечения, я должна буду выплатить огромную сумму денег в качестве неустойки — двойную стоимость моего жалованья за неотработанный период. То есть, если подпишу и сбегу сразу же — двенадцать миллионов рублей.

— Год — это слишком много, Герман, — откладываю листы на стол. — К тому же, неустойка просто громадная. Вдруг форс-мажор какой, и я просто не смогу выполнить контракт? Я не могу это подписать.

Герман как ни в чем не бывало ест второй чизкейк.

— Не подписывай, Виктория, — он упирает в меня взгляд, в котором мелькает насмешка. — В таком случае, ты знаешь, где дверь.

Сомнения рвут меня на части. Сложно решиться. Как же поступить?

— Дайте мне время подумать, пожалуйста, — произношу на грани слышимости.

— Хорошо, — Герман улыбается. Как-то уж очень легко он согласился. — У тебя есть время до пяти вечера. А мне нужно уехать по делам.

С этими словами он встает из-за стола и выходит в прихожую.

Я так и остаюсь сидеть за столом за надкушенным чизкейком и остывшим остатком кофе.

Предстоит принять ответственное решение, которое нельзя будет отменить целый год. И которое повлечет за собой необратимые изменения в моей жизни.

Я ведь уже решила, что развожусь с Тимуром. После оскорблений, которые он успел мне наговорить, ни одна женщина бы не осталась с мужем. А он мне еще и изменил. Правильно Герман сказал, променял на трах.