Река варикозной веной протянулась через город с юга на север. На одном ее берегу горели неоном кварталы Малого Сычуаня, но горели ночью, а днем узкие улицы и низкие, опутанные проводами дома окутывал густой смог. Оттуда в ясную погоду был виден противоположный берег: серый порт и изящные крыши домиков района Хонг Ченг или Красного квартала, куда путь мне был заказан навсегда. Когда я всматривался в этот пурпурный островок на темном берегу, справа всегда маячил мост. Он стрелой протыкал клубящийся над рекой смог и соединял два берега, покоясь на старых бетонных опорах. Опоры дрожали, когда по мосту проносился скоростной поезд надземного метро и терялся в тумане. Встречные составы замедляли ход, прежде чем нырнуть в туннель и выкинуть на платформу задыхающихся от смога и духоты пассажиров.

За день до моего тридцатого дня рождения такой же состав привез полсотни бедолаг к кафе, в котором я просиживал остаток дня, ожидая очередной стакан паршивого чая. Встречный короткий поезд забрал поглядывающих на часы пассажиров, набирая скорость, нырнул в тоннель и исчез в нем навсегда. Но тогда исчезновения поезда никто не заметил, даже я, хотя смотрел на него почти в упор. Мое внимание всецело скрадывал незнакомец, занявший скамейку в чахлом сквере перед окнами кафе. Он выглядел неопрятно, даже край светлой куртки был заправлен в джинсы, а на рубашке темнели пятна от пролитых напитков. Вытянув ноги в дырявых кроссовках, он слегка сползал со скамейки и держался за ее край руками. Сквозь черные очки, неуместные в густом тумане, он разглядывал опору монорельсовой дороги у себя над головой. Или же просто дремал.

– Еще один чахлик с прогнившими мозгами, – заметил официант, плеская мне жиденький улун прямо в грязную чашку. – Готов поспорить, у него стащили прямо с головы экутер, а он даже не заметил.

Спорить я не стал. Скорее всего так и было, вот только на торчка или хангера незнакомец походил мало. Те доводят до безобразного состояния свои мозги куда раньше, чем кроссовки. Кроме того, я держал пари сам с собой на порцию сиу май с кунжутным соусом на последнюю десятку юаней. По моим подсчетам наряд городовых – парнишек в новенькой форме с крашенными в розовый и зеленый бритыми затылками – должен был сгрести его с улицы за десять минут. Но городовые оживленно болтали и потягивали коктейли «суан мэй тан» из высоких стаканов, изредка проверяя на месте ли кобура. Отведенное им время близилось к своему исходу. Не стоило так настраиваться на завтрак, теперь я был готов сорваться, схватить их за бритые загривки и натыкать носом в бродягу.

– Подвинься.

Тип в короткой куртке взобрался на лавку возле меня. От него несло табаком и кисло-сладким соусом. Я пододвинул к себе чашку, но двигаться не стал. Тип положил локти на стол, лениво пробежал глазами по улице за окном, вперился взглядом в мое запястье с тонкой синей цепочкой иероглифов. Я одернул рукав.

– Эй! Ты хренов манжета!

Я промолчал, надеясь, что замечание было чем-то вроде необязательного приветствия.

– Я говорю, ты манжета!

– Верно. Что с того?

– Не встречал таких.

Я допил еле теплый чай, отодвинул чашку и приложил потрепанную карточку к терминалу, заляпанному соусом и отпечатками рук.

– Полюбуйся.

Он еще пару минут бросал на меня любопытные, но настороженные взгляды, потом исчез. Я облегченно выдохнул, потянулся к телефону, чтобы убедиться в проигрыше пари самому себе. Но не нащупал его под локтем. Засранец исчез вместе с моим телефоном.

– Черт!

Я выскочил из кафе, едва не выбив стеклянную дверь. Незнакомец на лавке даже не шевельнулся, когда я перепрыгнул через его вытянутые ноги. Городовые с любопытством глянули на меня и тут же потеряли ко мне всякий интерес. Сквозь густой туман пробивался серый свет огромного экрана, нависшего над перекрестком, по которому бесшумно маячили, пульсируя и разрастаясь логотипы компании «JB». Затемненные неисправные сегменты экрана казались пустыми провалами глаз.

Вора-неудачника я настиг у спуска в переход. Тут не всегда угадаешь какая дверь открыта, а какая нет. Он ударился как глупая муха об окно, дернул ручку двери и налетел на пижона в черном костюме с очками-плексами. Те слетели с его носа, обнажив прищуренные ханьские глаза. Пижон развернул неудачливого вора к себе, прижал локтем к стеклу его челюсть, не утруждая себя нравоучительными лекциями, и сунул острый кулак куда-то под ребра. Воришка пытался извернуться и ударить пижона, но не мог понять куда бить – его голова слилась со стеклом, а один глаз злобно вращался, пытаясь поймать его в фокус. Пижону пришлось слегка ударить под его коленку и медленно спустить обмякшее туловище до самого заплеванного асфальта. Он скрючился у стеклянной двери и заныл, держась за ногу.

Все произошло так быстро, что я едва ли смог поймать себя на мысли, что сам вряд ли сделал бы что-либо подобное. Скорее всего, догнав подержал бы за шиворот, слушая ругательства в свой адрес и вполне заслужившей их матери и отпустил, вместе с телефоном. Тому все равно уже давно пора на покой. Да и звонить по нему давно не приходилось.

Пижон мельком глянул на меня, поправляя плексы. В их стеклах вспыхнуло и погасло мое лицо с двумя красными иероглифами под ним. Одернув пиджак, он зашагал дальше по своим делам, как ни в чем не бывало, жестом ладони заставив велорикшу остановиться на перекрестке, а грабитель все еще валялся на земле, бросая настороженные взгляды то на пижона, о на меня. Я присел рядом.

– Знаешь, приятель, там на Перезаписи был один парень. Оператор. Очень хотел профессиональным бойцом стать и отрабатывал на мне всякие удары, пока начальство не видело. Попутно подгружал кое-что из уличных боев, не по протоколу, само собой. Просто чтобы было интереснее оттачивать мастерство. Стирать не стал, чтобы не попасться. Так что я могу выбить из тебя всю дурь, даже не поднимаясь на ноги, – говорил я обычной малоубедительной скороговоркой, которая никогда никого не впечатляла, но зато была чистой правдой.

– Ты мне зуб должен теперь, урод! – прошипел тип, наигранно держась за челюсть.

– Что ты несешь? Я тебя даже не бил! И тебе ничего не должен. А вот ты мне – да, – я требовательно протянул руку. Получив обратно потертый кирпичик телефона, обтер его об штанину. Тип все еще лежал и затравленно поглядывал на меня.

– Я городовых позову, – прошипел он. – У тебя испытательный срок или что-то такое, я точно знаю. Тебе влетит по полной. И твоему приятелю тоже. Это же приятель твой был, верно?

– Это вряд ли!

Я поднялся и направился обратно к кафе. На перекрестке все же обернулся, пропуская растерянного велорикшу. Тип стоял, поглаживая колени и смотрел мне в вслед.

– Я сейчас пойду и закажу себе двойной эспрессо, понял, урод? – крикнул он мне. – Двойной! А тебе нельзя! Нельзя, ясно!

Я подождал, пока появится острое желание вернуться и проехаться по гнилым зубам с оттяжкой, но его не возникло, как и желания продолжать беседу. Еще пару лет назад даже не задумывался бы, но мимолетная вспышка гнева была скорее окурком, брошенным в океан, и прожила столько же. Я совершенно забыл о нем, когда увидел, что незнакомец в светлой куртке пропал с лавки. Теперь он стоял на краю платформы, ожидая поезда. Стоял слишком близко к краю. И явно собирался отдать концы.

– Эй. Ты что творишь? – крикнул я, но мой голос потонул в нарастающем шуме приближающегося состава. Ожидающая прибытия толпа медленно стягивалась в гибкие потоки, которые вот-вот устремятся к открывающимся дверям. Красные экраны расписания обновились, отметив время до следующего состава. Расталкивая прохожих, я бросился к краю платформы. Одним коротким рывком швырнул незнакомца на асфальт подальше от рельса.

Он был почти невесомый, а в своих серых лохмотьях, в которых с трудом узнавался плащ, еще и незаметный. Кто-то наступил на его руку и пошел дальше, еще двое изрядно потоптались по плащу. Я наклонился к нему, закричал прямо в ухо, перекрикивая шум дребезжащих вагонов: