– Доставай! – подначивал он.

На столе появился скотч. Андрюха разобрался с закуской, красиво, по-праздничному разложив её на большом хрустальном блюде, затем достал из шкафчика две стопки и поставил их на стол. Мы устроились друг напротив друга. Андрей разлил скотч и торжественно произнёс:

– Ну, с приездом и новосельем, брат!

Чокнувшись, мы опрокинули стопки и закусили.

– Знаешь, почему я тебя не встретил? – сказал Андрюха.

– Хотелось бы знать.

– Это всё Герман.

Я удивился, услышав странное имя.

– Наш концертный директор, – пояснил друг. – Он занимается организацией всяко разных мероприятий в барах, ресторанах, домах культуры по всему Питеру. Сложный человек, но функциональный.

– Хм…

– А давай ещё по одной.

Мы хлопнули. Закусили.

– Так вот, – продолжил Андрюха. – Он никак не хотел устраивать сегодняшний «микрофон». Говорил, что и без того дел полно. Я весь день за ним на побегушках. Выпрашивал ведущего, рекламу выпрашивал, то да сё.

– Ну, допустим. Тебе-то зачем это нужно было?

– Эт не мне нужно было…

Андрюха натянул хитрую улыбку. Внезапно мне всё стало понятно. План был придуман заранее. Значило, что мой друг суетился, выпрашивал мероприятие, записал меня на выступление, поставил на уши столько людей, и всё было выстроено исключительно для меня одного. Это вполне можно было расценивать как подарок к приезду, от которого я упрямо отнекивался. И откуда у меня ещё хватало совести думать, будто мой друг обо мне забыл!

– Знал, что ты начнёшь ломаться, – хихикал Андрюха.

Он знал. Конечно, он знал. Оттого и действовал наперёд.

– Прости, братан. Я думал…

Друг остановил меня жестом. Затем, деловито начислив стопки, сказал:

– Ты молодец. Главное, что заднюю не дал… Будем.

Очередной раз чокнувшись, мы выпили и закусили.

– А какой перформанс ты устроил! – засветился Андрей. – Сразу школа вспомнилась!.. Да… Штучки с бумажками…

Мы предались ностальгии. После я рассказал про службу в армии, Андрюха – про жизнь в Питере. Разговор, естественно, подкреплялся звоном стопок и шумным чавканьем закуской. Пьянели мы стремительно.

Настало время перекура. Мы вышли на балкон.

Выпивающим известны этапы алкогольного воздействия: сначала это отвлечённые разговоры обо всём и ни о чём, так сказать, разминка; затем начинается время откровений – как бы развитие, очень важная часть, что выводит персонажа на следующий эмоциональный уровень, даёт возможность раскрыться; и когда вышеперечисленные этапы пройдены, наступает кульминация, где герой предстаёт либо в образе ментора, досконально разбирающегося в политике и экономике, почище Маркса, либо – философа, ищущего ответ на всякий вопрос вплоть до самого банального и пошлого типа «кто мы и зачем?» Спустя длительное молчание Андрюха превратился во что-то подобное. Вглядываясь в отдалённые пятиэтажки и глубоко затягиваясь сигаретой, он спросил:

– Антоха. Ты счастливый человек?

После короткой паузы я ответил:

– Не знаю. Нет, наверное.

– Почему?

– Не ощущаю я этого счастья…

Друг вопросительно посмотрел на меня.

– Да нет, жизнью, конечно же, доволен, – ответил я на его взгляд. – Но вот сказать, что счастлив…

Я замолчал, пытаясь сформулировать мысль. Выпитый алкоголь не позволял мне сосредоточиться. В голову лезли лишь картинки миновавшей встречи с Кариной и в особенности её ярко-зелёные глаза. Мне казалось, что я полюбил их. За что? За цвет? Длину ресниц? Да не важно. Главное было то, что они остро вре́зались в мою память, как нож врезается в брикет маргарина. Доведётся ли мне ещё хоть раз увидеть эти глаза? В том я не был уверен. Карина хоть и обещала позвонить (что в перспективе сулило встречу), но откуда мне было знать, что эта надежда не являлась ложной? Возможно, Карина просто не хотела меня огорчать.

– Счастье – чувство мимолётное, – наконец вынес я своё суждение. – Это всего лишь секунда. Внезапно возникает из ниоткуда и также внезапно исчезает в никуда. А всё, что происходит далее, это только послевкусие.

– То есть по-твоему счастливых людей не бывает?

Я задумался.

– Не совсем так. Есть те, кто умеют растянуть эту секунду. Они счастливые. Но такое случается очень редко.

Мы закурили ещё по одной. Молчали. Философии на сегодня, мне казалось, было достаточно, тем более я сомневался, что спьяна наговорил чего-то мудрого. Мысли смешивались. Внезапно мою голову посетил вопрос:

– Братан, а что такое Купчино.

Андрюха усмехнулся:

– Ну вот вишь дом напротив?

– Ну?

– Эт и есть Купчино… Или вон фонарь, вишь? Эт тоже Купчино… Деревья, тротуар, остановка, урна…

– Да я понял тебя, – немного раздражённо перебил я друга. – Та чокнутая с Невского сказала, что сюда лучше не соваться…

– Больше слушай всяких чокнутых с Невского.

Мы вернулись в кухню и допили скотч. Меня жутко клонило в сон. Андрей был чуть пободрее:

– Завтра у нас квартирник недалеко от центра. Пойдешь со мной? Песни попоём, стихи почитаем. С Германом тебя познакомлю.

Сон смыкал мои веки, наливая их свинцом. Голос друга уплывал куда-то за пределы кухни. Последнее, что я помню из сказанного мной:

– В общем… можно…

Глава 5

Утром последовавшего дня я был вполне свеж и бодр. Встав с дивана (не помню, как переместился из кухни в зал), я уронил взгляд на пол, где лежал тетрадный лист в клетку, на котором синими чернилами было выведено:

«Молодец, я на репетиции, позвоню, как закончится. Приготовь стихи на квартирник.

P.S.: как себя чувствуешь? В холодильнике есть пиво, если нужно опохмелиться».

Одеваться мне не пришлось, так как спал в одежде. Скорее всего, вчера мы с Андрюхой ещё долго болтали, и в итоге меня просто вырубило. Я пошёл за пивом, вернулся в зал, снял трубку телефона и, приложив её к уху, начал дурачиться:

– Гоголь Николай Васильевич?.. Это Молодцов вас беспокоит… Да, тот самый… Хочу выразить вам личное презрение… Как за что? Ну вы́ ж писали, что на Невском проспекте всё исполнено приличия?.. И что люди там порядочные… Хорошо, а тогда как вы объясните мне то, что я наблюдал там вчера?.. Ой, вот только не нужно сейчас оправдываться, Николай Василич!.. Что?.. Да я всё понимаю, Николай Василич! Все мы ценим ваш вклад в русскую культуру! Только врать-то зачем? Вам ведь уже… лет двести, наверное?.. Что?.. Бог простит. До свидания!..

Я положил трубку и, глядя в окно, за которым размеренно текла жизнь, допил пиво. Глянул на часы: был почти полдень. Пиво обострило аппетит, но еды в квартире не было (закуску мы с Андрюхой слопали до крошки). Я решил позавтракать в баре.

Как же в нём всё было знакомо. Те же столики, те же стулья, та же сцена, на сей раз пустовавшая, и даже бармен тот же, что и вчера. Но два отличия кардинально преобразили помещение: открытые занавески на окнах, отчего повсюду было весьма светло; и абсолютное отсутствие посетителей, за исключением, разумеется, меня. Дух Содома и Гоморры испарился, видимо, ещё глубокой ночью, и теперь бар походил на вполне культурное заведение.

Наконец можно было расслабиться и поесть в спокойствии, не отвлекаясь на гомон толпы. На столе передо мной были отбивная из говядины, запечённые картофельные дольки, двойной сэндвич с тунцом и капучино. «Если буду так питаться постоянно, то деньги у меня закончатся уже завтра!» – подумал я, жадно заглатывая кусок мяса. Сполна утолив голод, до кучи заказал ещё бокал пива.

В баре появился ещё один посетитель. Это был солидный чуть полноватый мужчина средних лет в дорогом чёрном костюме. Он сел за соседний столик лицом ко мне. Бармен, поздоровавшись с мужчиной, тут же поставил перед ним тарелку с испускавшим плотный пар супом и какой-то салат. Мужчина, тщательно протерев руки влажной салфеткой, принялся за еду.