Его манеры были весьма интеллигентные, практически аристократичные. Я наблюдал за ним исподтишка, но в пустом зале делать это было крайне сложно. Когда мужчина заметил на себе мой взгляд, он сначала прищурился (видимо, из-за проблем со зрением), затем поднял густые чёрные брови, воскликнул что-то неопределённое и поднял руку.

– Простите! – сказал он мне.

Оставив завтрак, мужчина подсел за мой столик и снова прищурился. Его поведение говорило о том, что он прибыл с добрыми намерениями.

– Простите, – повторил мужчина, – а это случайно не вы… вчера выступали здесь в качестве чтеца?

Мне было приятно оказаться узнанным. Я, вальяжно откинувшись на спинку стула, с улыбкой ответил:

– Я.

– Хорошо… – потерев ладонь о ладонь, довольно приметил мой собеседник. – Очень хорошо… Как там было?.. М-м… Секундочку… Мне рифму не для вас рождать и не для вас стараться? Так ведь?

– Воу! – поражённый такой памятью и указанным мне почтением воскликнул я. – Да, всё так! Верно!

– Очень хорошо!

– Спасибо! Меня Антон зовут! Антон Молодцов! – протянул я руку.

– Помню, юноша, помню, – ответил на мой жест мужчина. – Карен. Можно просто Карен. Я владелец этого бара.

– Ух ты! А мне Андрей про вас рассказывал!

Я вовсе не помышлял, что однажды мне доведётся встретиться с Кареном. В моём воображении его образ был антонимичен реальному. Владелец бара, – мне казалось, что это грозный и тучный кавказец с длинной окладистой бородой и толстенной в два пальца золотой цепью вокруг шеи. Воочию же Карен был немногим выше меня, голубоглазый, с тщательно выбритым лицом и прямым носом. Так и не скажешь, что армянин. В довесок ко всему у него абсолютно отсутствовал акцент.

– Молодой человек, – сказал Карен, – в этом замечательном городе я знаю минимум дюжину молодых людей по имени Андрей.

– Севцов Андрей, – уточнил я. – Из «Яблоко рая», который барабанщиком…

– Так… И что же он обо мне рассказывал? Хорошее? Плохое?

– Сказал только, что вы владелец бара и всё.

– Так… Кем он вам приходится, если не секрет?

– Это мой друг. Лучший и единственный. Учились вместе. На Дальнем Востоке. А вчера я приехал к нему в гости.

– Так… На Дальнем Востоке, говорят, сегодня жить непросто. Девяностые ещё не ушли…

– Ну… Я не знаю… Я только из армии вернулся. Вроде не жалуюсь… Хотя, знаете… Здесь всё же проще, да.

– Всё же проще? – оживился Карен. – А что именно проще?

– Не знаю, как сказать… Вроде бы… Всё под боком… Заводы не дымят… Ну и в общем…

– Что в общем? – будто ждал он ключевого слова.

– В общем… Есть возможность… Заявить о себе что ли…

– Верно, юноша! – словно учитель довольный своим учеником, восторжествовал Карен. – Заявить о себе дорогого стоит. Вроде как новая ступень самопознания.

– Да! – ободрился я тем, что мы пришли к общему знаменателю. – Вчера я это понял, когда вышел на сцену.

– И каковы были ощущения?

– Ну это как… маленькая победа в большой войне (извините за пафос).

– Нет-нет-нет, пафосом здесь и не пахнет, – слащавил мой новый знакомый. – Победы требуют решительных действий.

– Да, согласен.

– Но… – на секунду Карен умолк, очевидно, нагоняя интригу. – Готовы ли вы к следующим победам?

Не понимая, к чему он клонил, я машинально ответил «Да».

– То есть вы были бы не против немного заработать на ваших маленьких победах?

– Заработать?.. – растерялся я.

– Вы не ослышались, юноша.

Карен предложил мне читать стихи в баре по определённым вечерам. Он делал акцент на том, как ему было важно, чтобы женщины, приходившие отдыхать, слышали мелодичный голос чтеца (слово «поэт» он почему-то избегал).

– Чтец должен очаровывать женщин! Влюблять в себя! Быть их кумиром! Возможно, даже вдохновителем…

Карен говорил так вкрадчиво, так приторно, так упоительно, что я не мог не предаться фантазиям, в коих являлся мифом-полубогом, рифмами исцелявшим души представительниц слабого пола.

– Вчера вы сыграли превосходный мини-спектакль, – продолжал заискивать Карен. – Я уж не осмеливаюсь спросить, кем вам приходится та удивительная девушка, и какое послание было в той записке. Да это и не важно. Главное, что вы произвели эффект! Именно таких личностей не хватает нашей сцене.

Его слова были, как мёд. От грёз я уже было улетел в тропосферу, пока меня не приземлила одна мысль. Если Карену так важно, дабы чтец угождал женщинам, устраивая для них чуть ли не драмтеатр, то зачем тогда в его баре каждую пятницу играет не самый лайт-рок? Спросить об этом напрямую, значило выразить недоверие к столь досточтимому визави. Я попробовал завуалировать вопрос:

– А почему бы не разбавлять пятничные концерты лирическими отступлениями?

На секунду Карен нахмурил свои густые брови, но тут же его лицо стало прежним, излучавшим дружелюбие и располагавшим к беседе.

– Пусть мухи будут отделены от котлет, – вежливо ответил он.

Я понимал, что Карен лукавил. Очевидно, он придерживался какого-то определённого плана, но было ли мне до того дела? Я довольствовался уже одним только предложением. Мне хотелось скорей отметить этот, возможно, судьбоносный крен, поэтому я, не дождавшись окончания разговора, приложился к ещё не опустевшему бокалу пива. Карен приметил:

– Ох, прошу прощения. Я совсем забыл, что отвлёк вас от вашего завтрака.

– Ничего-ничего, – затараторил я.

– Вот визитка, – из внутреннего кармана пиджака он достал чёрную картонку и протянул её мне.

На визитке было написано:

Бар «Вторник»

ИП «Геворкян К.К.»

Ниже были приписаны телефон и адрес.

– Позвоните, как будете готовы, – подытоживал Карен. – Приятного аппетита…

Я вышел из бара. Сытый и хмельной. Тёплый ветер щекотал мои ноздри, отчего дышалось будто бы свежее, но это я исправил выкуренной сигаретой.

Зазвонил телефон (незнакомый номер), я ответил.

– Ну привет, романтик, – на том конце была Карина.

Словно морская болезнь во время качки, мной овладела растерянность. В душе я, конечно же, лелеял мечту, что однажды Карина позвонит, но не надеялся, что так скоро. Пытаясь успокоить своё сердце, что делало сто двадцать тахикардичных ударов в минуту, и стараясь не выдавать волнений, я ответил на приветствие. Карина же легко и незамысловато подшучивала:

– Как твоя язва? Ещё не вылечил?

– Да нет, всё больше прогрессирует, – подхватил я игру.

– Ну надо как-то исправлять положение. Может, сто́ит обратиться ко врачу?

– Ко врачу не хочу.

– Чудненькая поэзия.

Мы глупо похихикали, затем после короткой паузы Карина задала дежурный вопрос:

– Чем занимаешься?

– Да всё тем же. Стараюсь быть собой, – игра возобновилась.

– Получается?

– Ну если только иногда.

– Покажешь?

– В любое время.

– Давай прям сейчас.

Обмениваясь колкостями, я не заметил, как наш разговор вышел из ироничного режима. Я замешкался, но заставил себя набраться духу спросить напрямую:

– Ты… предлагаешь… свидеться?

– А ты догадливый! – смеялась Карина. – Молодец!

– Так меня друг называет… – робел я. – Это от фамилии… Молодцов…

– Я помню, Антон Молодцов.

– Ага…

– А что за друг?

– Ну… Давай свидимся… Расскажу…

– Хорошо. Там же, где и вчера. На набережной, у Зимнего. Как тебе?

– Идёт…

– Через час.

– Через… Идёт…

– Тогда до встречи, романтик.

– Идёт… Ну, в смысле до встречи…

Итак, Карина позвонила мне и пригласила… на свидание? Не знаю, правильное ли это определение при столь пунктирных отношениях, но я сиял, как начищенная бляха моего армейского ремня.

Меня распирало изнутри. Казалось, если я в срочном порядке не отправился бы к назначенному месту встречи, то обязательно взорвался. Оттого, словно сорвавшись с цепи, молниеносно пересёк дорогу и пулей залетел в дверь, над которой, также как и я, сияла буква «Эм».