Спустя какие-то секунды мы уже оказались на аллее, в конце которой виднелись массивные въездные ворота. Створы были прикрыты, а на одной из них, повис Кристофер. Свободной рукой мальчишка поприветствовал нас. От этого жеста меня замутило.

— Тормозите! — завизжала я, но Блэквуд даже не оглянулся и продолжал удерживать рычаг.

Я прикрыла гогглы ладонями, ожидая столкновения, но его так и не произошло. Обернувшись, я увидела, как Кристофер скачет и машет руками нам вслед, выражая полный набор неподдельного детского восхищения. Он, в отличие от меня, совсем не испугался, несмотря на то, что безрассудный хозяин проскочил через ворота до того, как они успели окончательно открыться.

Я кинула взгляд на Блэквуда, и от меня не ускользнула его самодовольная торжествующая улыбка.

«Покрасовался перед мальчонкой и довольный теперь, точно лис, умыкнувший утку!»

Похоже, не зря говорят, что даже самые приличные на вид мужчины не прочь самоубиться, лишь бы произвести впечатление друг на дружку.

Замок стремительно уменьшался, от желтых насаждений бересклета, растущего вдоль дороги, уже через пару секунд начало рябить в глазах. Фаэтон несся по шоссе из хряща, пугая округу ревом мотора и клубами пара, стелющимися за нами хвостом белесого тумана. Шляпка оказалась абсолютно бесполезной против ветра, воющего в ушах. Я прикрыла их ладонями, в надежде, что это поможет избежать простуды.

Наконец, впереди показался перекресток с указателем на Бринвилль, и лорд Блэквуд, снизив скорость, выехал на хорошо утрамбованный пакеляж. Лучше уж подскакивать на мелких неровностях, чем оглохнуть от грохота щебня под колесами.

— Что думаете, мисс Лавлейс? — Блэквуд сильно повысил голос, чтобы перекричать рокочущий мотор, и, несмотря на прикрытые ладонями уши, я все равно его услышала.

— О чем? — прокричала в ответ.

— Как вам самоходный фаэтон?

«Ах вот оно что! — подумала я. — Похоже, эту «игрушку» он приобрел специально для того, чтобы пускать пыль в глаза».

Было заметно, ему очень хочется поговорить о достоинствах своего фаэтона, но из-за какого-то необъяснимого упрямства, я не могла выдавить из себя ни словечка восхищения. Пусть леди Ричардс соловьем заливается.

Я всегда была не из тех женщин, которые принимаются петь дифирамбы и упражняться в изящной словесности, стоит мужчине лишь чихнуть. Пусть даже, по мнению бабушки, именно это качество и отличает перспективную невесту от неперспективной.

Если бы, конечно, лорд Блэквуд самолично собрал этот фаэтон, я бы первой рассыпалась в восторгах. А так… Разве имеет смысл восхищаться владельцем вещи лишь за то, что он ее приобрел?

Но хозяин, по-видимому, все же ждал ответа, а потому, не желая быть неискренней, я постаралась выдать нечто сдержанно-неопределенное.

— Хорошая работа прославленной мастерской.

Видимо, Блэквуд ждал не такого ответа. Он повернул голову в мою сторону и снисходительно усмехнулся.

— Да ладно, мисс Катарина, будет вам эта притворная вежливость. У этой модели слишком короткая трубка отвода и совсем никудышный водяной фильтр, — он махнул рукой в сторону хромированного цилиндра над капотом, из которого валил пар. — По крайней мере, с охлаждением не напортачили, иначе можно было бы увариться в этом пару. Но глаза все равно раздражает…

— А еще он ужасно шумный! — добавила я.

— И у вас наверняка есть несколько идей, как решить эту проблему.

Это шутка такая или он подтрунивает надо мной? Мол, сейчас гувернантка покажет этим братьям Трейн! Я так растерялась, не зная, как это расценивать, что решила трусливо промолчать.

— Слава о вашей любви к непростым задачам идет впереди вас, мисс Лавлейс. Или Катарина, если можно, — лорд Блэквуд сбросил скорость и машина пошла чуть плавней, двигатель загудел чуть тише, и нам больше не нужно было перекрикиваться. — Я знаю, кто помог Пайпер со стиральным артефактом. Если так пойдет и дальше, боюсь, мне придется удвоить ваше жалование.

Это не было похоже на отповедь или упрек за то, что я влезла в чужие дела. С другой стороны, Блэквуд явно не спешил рассыпаться в благодарностях. А значит, пытается намекнуть, что в замке от него ничего нельзя утаить. Только уточнение про деньги меня смутило: как-то до этого дня хозяин Золотых холмов не ассоциировался у меня с прижимистым сребролюбцем. Но прежде чем я нашлась с ответом, он продолжил:

— Кстати, о деньгах. Жалование, как и указано в контракте, на вашем личном банковском счету. Однако мне хотелось бы дополнительно поощрить вас небольшим вознаграждением за участие в хозяйственных делах замка.

Я почувствовала смущение за свои поспешные выводы. Нужно отучаться от этой дурной привычки.

— Это очень щедро с вашей стороны, но не думаю, что мне стоит его принимать.

— Какой внезапный и, вместе с тем, очаровательный приступ скромности, — добродушно отреагировал Блэквуд.

— Дело не в этом, — я попыталась объяснить, но не могла найти нужных слов. Это не глупая гордость. Просто ожидать оплаты за услугу, о которой тебя не просили, казалось неправильным. И я постаралась донести эту мысль до хозяина: — Мне жаль, если со стороны все выглядит так, будто у вас передо мной какие-то обязательства. Когда я бралась за артефакт, то не рассчитывала на награду, а делала это исключительно из любопытства и ради собственного удовольствия. Брать деньги в такой ситуации мне очень неловко.

— Бросьте! — отрезал Блэквуд. — Любой труд должен быть оплачен. Тем более, артефактора. Будь вы мужчиной, мисс Лавлейс, содрали бы с меня три шкуры. Порой мне кажется, что женщинам специально внушили ложное смущение, чтобы меньше платить.

Я была поражена его откровенностью. Никогда прежде, мне не доводилось слышать, чтобы мужчина высказывал нечто подобное. И, хотя это можно было бы расценить, как очередную насмешку, до меня вдруг дошло: а ведь он, похоже, действительно так думает. Быть может, даже сопереживает женщинам и не считает их глупыми и недостойными. Неужели то, что я принимала за нападки, было попыткой говорить со мной на равных?

— Вы возьмете деньги, и это не обсуждается, — продолжал Блэквуд. — Но поскольку, слава небесам, вы не мужчина, у меня есть маленькое условие.

— Какое?

— Потратьте их с удовольствием! Купите что-нибудь лично для себя, что-то красивое с рюшами, вышивкой и бантами…

— Платье? — уточнила я.

— Или еще одну шляпку. С огромными полями, чтобы не оставить соседям ни единого шанса вас рассмотреть, — пошутил Блэквуд.

Я почувствовала, как начинаю краснеть. Согласна, нарядов у меня не так много. Но предложение Блэквуда выглядело до того бестактным, что я не сдержалась:

— Позвольте, вы считаете, что с моим гардеробом что-то не так? — как я ни старалась придать своему тону холодную вежливость, мой голос звучал, точно у обиженной девочки.

— Все так, — поспешил успокоить меня Блэквуд, подняв ладонь в примирительном жесте. — Просто вы выглядите очень серьезно для своего возраста.

— Что вы имеете в виду?! Мне, между прочим, двадцать два года, и я довольно взрослая, чтобы распоряжаться премией, которую, по вашим же словам, честно заслужила.

Несмотря на то, что голос мой слегка дрожал от волнения, сказанное, как мне показалось, прозвучало достаточно весомо и убедительно.

— Нужно быть сущим безумцем, чтобы решиться оспорить это утверждение, — серьезным тоном согласился Блэквуд, хотя на губах его играла полуулыбка. — Если счастливой вас сделает новое собрание сочинений на ноттовее в десяти томах, то я лично погружу их в фаэтон.

Я была смущена. Видимо, после той сцены в комнате Бетти, где я распиналась о великолепии ноттовея, лорд Блэквуд считает меня законченным синим чулком! Впрочем, если рассудить здраво, то это и есть самое подходящее отношение к гувернантке своей дочери. А я, и правда, не из тех, кто думает о всяких глупостях и воображает себя героиней дамского романа.

— Счастливая женщина — счастливый ребенок, — тем временем продолжал Блэквуд. — Уверен, это утверждение вам знакомо. Признаюсь, я было отчаялся увидеть Беатрис улыбающейся. Но с вашим появлением многое изменилось. И поэтому я надеюсь, что ваше довольство жизнью в какой-то мере передастся и моей дочери. По крайней мере, с рассудительностью это, похоже, сработало.