— Для того, чтобы взять в разработку работника ранга Эйсмонта мы должны получить санкцию Политбюро или Секретариата ЦК. К сожалению, у нас пока что только показания Френкеля. Для принятия политического решения этого явно недостаточно. Я считаю, что проверка нашей версии будет обеспечена запросом немецкой стороны о составе фирм, куда будут перекинуты деньги. Если мы найдём расхождения, то я буду ставить вопрос на Политбюро. Алексей, формируй список на поездку в Берлин.

Когда все выходили, Николай подошёл к Ивану Ксенофонтовичу.

— Я нашел своего археолога. Он находится у Бокия, в спецотделе.

— Это плохо, помрачнел он. Я даже не знаю, чем смогу помочь.

— Почему?

— Глеб Иванович пользуется особым доверием руководства. Он выходит непосредственно к самому. И если он не захочет отдать человека, он не отдаст.

— Понятно. А что можно сделать?

— Попробуем обратиться к Менжинскому, может быть к Феликсу.

Такое оборот событий Николая не устраивал. Привлечь ненужное внимание к этому делу - это значило серьёзно подставить себя под угрозу. Неизвестно, конечно, что говорит в ЧК Васька, но если кому - то в голову придёт мысль поверить в его бредни, то копать будут самым серьёзным образом. И начнут с него, с Николая. Поэтому, чем меньше народа об этом знает, тем лучше.

— Давайте так. Подождём денек. Если я ничего не придумаю, надо будет идти к руководству. И вот что я думаю. Я сегодня переговорю с серьёзным человеком из Германии. Фирма Юнкерс имеет тут аэродром и регулярное сообщение с Берлином. Я думаю мы можем за пару дней обернуться. Он мне даст записочку и мы всё быстро узнаем. Для поездки мне нужен загранпаспорт на себя и двух женщин 23 и 15 лет.

— Фамилии?

— Синицины Надежда и Елена Михайловны.

— Хорошо. К вечеру будут. Договаривайтесь со своим немцем. Возьмёте Сушина. Правда он по-немецки не говорит.

— Я тоже не говорю. Синицына старшая нам и переведёт. Я так понимаю, нам не нужно будет отмечаться у Крестинского?

Он позвонил Горностаеву прямо из ЦК и предложил тому подойти к центральному входу в Политехнический музей. Там было спокойно, только редкие энтузиасты заходили внутрь. В соседних подъездах жизнь так и кипела, а в музейный был тих. Горностаев пришёл через пятнадцать минут. Николай передал ему записку Красина и спросил, что нового известно про Василия. Яков сказал, что информацию сможет получить не раньше четверга, когда у него будет повод поехать на Спецотдельские объекты.

— Понятно. Но тогда хоть адрес этих объектов подготовьте.

— Хорошо. Это я сделаю. Могу к вечеру передать.

— Лады. Давайте в 9 там, на Сретенке. Кстати, что Вы знаете про переговоры с немцами о кредите?

— Только то, что проходит в информашках. Это ведь не моя сфера.

— Ясно. А кто должен курировать эту работу?

— ИНО и Экономическое управление.

— Есть концы? Нужна информация.

— Какая?

— Вся. И особенно - есть ли в ЧК ощущение противодействия работе по кредиту со стороны Антанты.

Горностаев внимательно посмотрел на Николая.

— А что, у Вас есть такое ощущение? Может быть мне стоит поставить этот вопрос. Оформлю как донесение агентуры, попрошусь в разработку.

— Попробуйте. Но в разработку не лезьте. Ваше дело снабжение, им и занимайтесь. Это более надёжно. Но о полученном сигнале доложите. Сошлитесь на нэпманов, имеющих связи со сменовеховцами.

Аршинов уже был на Петроверигском и, находясь в подвале, снова мучил Френкеля. Чего уж он там из него качал, Николай не стал выяснять. Дело о кредите его интересовала уже постольку поскольку. Было ясно, что в поисках Василия это не поможет. Поэтому он извлёк Степана из узилища, и посадив на подоконник, проникновенно взглянул в глаза.

— Вы прекрасно справились с Френкелем. Я думаю, его надо будет отдать Сушину, и пусть тот делает с ним, что хочет. У нас стоит дело с Василием. Вы же профессионал. Если он лежал ночью в Замоскворечье, то его обязательно кто-то видел. Бросьте сейчас все силы на то, чтобы понять, как он оказался в Спецотделе ОГПУ.

— А он в ЧК?

— Да, в Специальном отделе у Глеба Ивановича Бокия. И совершенно непонятно, как его оттуда вытаскивать. Я говорил с Ксенофонтовы, он поднимает руки и говорит, что надо идти к Дзержинскому. А мне такая яркая картина не нужна.

— Понимаю. Я думаю, что концы мы найдём. Вряд ли его целенаправленно брали люди из спецотдела. Наверное попал к ним по цепочке. А чем занимается этот самый спецотдел?

— В том -то и дело, что никто не знает. Теоретически обеспечивает секретность, но практически это тайна.

— Понятно. Тайная полиция внутри Тайной полиции. Для России это характерно. Ладно, я сейчас займусь тогда Замоскворечьем. А что с Френкелем?

— Пусть пишет всё подробно. Особенно интересны англичане. И наверное, Вам будут интересны его связи в уголовной среде. Всё. Я буду прощаться - пойду готовить отъезд в Берлин. Надо договариваться с немцами - у них летает самолёт до Кенигсберга.

— Вы полетите аэропланом?

— Почему нет. Сейчас есть модели на пять-десять пассажиров. Садишься, и к часов через пятнадцать уже в Берлине.

— Вы смелый человек. А я никогда на аэроплане не летал.

— Ну, это можно будет легко исправить. Найдём Василия - отправлю Вас в Париж. Посмотрите на Эйфелеву башню, сходите на Пляс Пигаль - в общем, окунётесь в атмосферу «Столицы мира».

— Нет уж, я лучше поездом. Не так быстро, зато куда как комфортней. Ладно, если не увидимся - удачной поездки.

Солнце уже грело во всю, поэтому Саша закатал рукава рубашки и расстегнул воротник. Куртку, правда не снял, так всё время в ней и ездил. На Трехпрудный доехали быстро - никто ни с кем не сцеплялся и всё было как надо. Ленки опять не было, а Надежда, судя по иголкам и ниткам, что-то шила.

— Одевайся, сказал Николай, сейчас поедем.

— Куда?

— На Никольскую, дом 7. У твоим знакомым из Юнкерса.

— Нет, я спрашиваю как мне одеться.

— Надо будет обольстить одного господина. Он должен нам помочь, даже если этого не хочет.

— Хорошо. Я скоро - кивнула она и пошла к себе.

— Учти, на улице жарко, крикнул он в закрытую дверь.

Из раскрытого окна доносились детские голоса. Николая удивляло как тут много детей. В той, его Москве детей в Центре практически не было. А здесь они носились по двору, или чинно гуляли под присмотром прислуги. Впрочем, он обратил внимание, что специальным обустройством детских площадок тоже никто не занимался. Поэтому поведение детей зависело, скорее всего от социального статуса родителей.

А беспризорников было много. Девицы не попадались, скорее всего их фильтровала организованная преступность, потому что с проституцией все было здесь как всегда хорошо. Предложение резко превышало спрос. Зато парней, обязательно группами, было много. И котлы с асфальтом тоже присутствовали. Милиция с этим боролась, но похоже, не особенно. Так, следили, чтобы порядок не нарушался. В общем, фильм «Путёвка в жизнь» был снят на фактическом материале.

Надежда вышла, и Николай в который раз подивился, как разница эта женщина от той роли, которую она играла при первой встрече. Тогда это было что-то вроде «Мужчина, угостите даму папиросой» с развинченной походкой и хамовато-заискивающей манере разговора, а сейчас - вполне деловая женщина, только мобильника не хватает. И стервозности на морде поменьше. Украшений был самый минимум, так, чтобы подтвердить статус. Косметики никакой. Всё строго, но выдержано.

Они подъехали на Никольскую куда-то в район Историко-Архивного. Там, в районе ГУМа, находились представительства каких-то немецких фирм, активно пытающихся заработать на вывозе сырья и ввозе своей машинерии. Фирмы, судя по названиям, были весьма солидными. Скромная табличка «общество российско-германских связей» ничем не выделялось на фонде других таких же вывесок.

Герхард их ждал в небольшом холле, где стояли кресла и диван. Он, как и в прошлый раз был с папиросой. Увидев Николая с Надеждой он чрезвычайно возбудился и стал выплясывать перед ней брачный танец на тему «А почему бы и не попробовать». Надежда весело смеялась и оставляла тему открытой.