— Волков! — рычит зло. — Ты собираешься трахнуть меня или так и будешь болтать?

— У-у-у, какая злая королева! — смеюсь.

Закидываю ее ногу себе на бедро, приспускаю шорты и достаю член. Сжимаю его у основания, пытаясь сбросить напряжение, но какое там, когда перед тобой такая горячая девочка, которая просит. Хотя нет, и не думает просить! Требует ее трахнуть. Кто я такой, чтобы отказывать любимой в близости?

— Держись, покатаемся, красивая, — говорю ей какие-то пошлости.

Таня закидывает руку мне на шею, и я вхожу в нее. Тягуче, медленно растягиваю для себя. Внутри так сладко-горячо, что я плавлюсь, как гребаное эскимо.

В обоюдном удовольствии медленно, еще больше распаляя обоих, двигаюсь. Боже, это же сумасшествие. Разве может быть настолько хорошо с человеком? Так, чтобы два вдоха как один, чтобы общее тепло и наслаждение, сбивчивый шепот, который пронизывает зарядами.

Сейчас не хочется резкости или грубости. Вот так, наслаждение с оттяжкой — самое потрясающее, что есть в этом мире.

Вхожу в нее до упора, вдавливая в стену. Таня откидывается на нее, шумно дышит, облизывает сухие, искусанные губы, и я целую ее, погружаясь внутрь, и без единой мысли отпускаю себя, оставаясь внутри.

Мы по-прежнему не обсуждаем тему предохранения. Мне оно не нужно, в своей любви к рыжей я схожу с ума. Если она забеременеет от меня, я стану самым счастливым человеком на свете.

Покрываю ее лицо мелкими поцелуями и шепчу:

— Люблю тебя… люблю… девочка моя чувственная… Тань! Роди мне дочку! — Она замирает.

Идиот! Реабилитируюсь:

— Тань, наверное, надо было как-то по-другому об этом попросить? Ты прости меня, ладно? Забудь, отмотай назад. Я сделаю все правильно, хорошо? Все как полагается, с кольцом и свадьбой, и только потом попрошу.

Рыжая всхлипывает. Но на ее лице такая счастливая улыбка, что аж щемит в груди.

— Ты такой дурак, Волков, — произносит хрипло, и на ее счастливом лице появляются слезы.

Снова зацеловываю ее лицо, шепчу слова о любви, а потом глажу кожу, очерчиваю губы, глаза, скулы.

Таня смотрит на меня внимательно, будто решается что-то сказать. Открывает рот, но в этот момент звонит мой телефон.

— Привет, мам!

— Ну и где вы? — насмешливо-строго.

— В пробке, — нагло вру я.

— Хм… пробка в субботу днем? Пробка это хорошо, — усмехается. — Вас хоть ждать?

— Конечно! Я ж говорю — пробка!

Таня закрывает руками алое лицо, бормочет:

— Господи, стыдно-то так!

Поднимаю ее на руки. Тут без вариантов, только душ и новые сборы. Макияж размазан, платье в пятнах от нашей страсти, между ног вообще все мокро. Красота!

Ставлю рыжую под горячие капли и мою, она расслабляется. Все сомнения и страхи отпадают. Агата забыта, теперь это отчетливо видно.

Собираемся по второму кругу, теперь уже в спешке, потому что мы же «стоим в пробке», а значит, вот-вот должны появиться.

Летим к моим родным, которые ждут нас с нетерпением, и я не меньше жду этой встречи. Потому что очень хочется показать Тане, что такое настоящая, любящая семья.

Глава 49. А я просто люблю

Слава

— А вот и наша Танюша! — мама прикладывает ладонь к груди, рассматривая рыжую. — Какая же ты красивая, девочка!

Мама восхищается моей женщиной, а мне, как неандертальцу, хочется ударить себя в грудь и крикнуть: «Моя»!

Таня безумно стесняется. Она не привыкла к чужой теплоте, а мама распространяет свои флюиды слишком активно. Я не просил ее об этом, да и сама мама, я уверен, не понимает, что делает. Она всегда была такой — очень теплой и нежной. Всегда остро переживающей за своих детей. Настоящая мать и должна быть как она, разве нет?

Просить маму «притормозить» я не буду, потому что она такая и есть и всегда такой будет. Пусть Таня привыкает сразу, без какой-либо подготовки.

— Здравствуйте, — Танин голос дрожит, и я притягиваю ее к себе за плечи.

— Тань, познакомься, это моя мама, Виктория Сергеевна, и отец, Артур Борисович.

Папа подходит ближе, тактично пожимает руку:

— Что стоите на пороге? Проходите, мама уже стол накрыла, а я голодный, жуть! Вы не могли как-нибудь побыстрее в своих пробках стоять?!

Батя сдерживает улыбку, у Тани разве что уши не краснеют. Она поднимает растерянный взгляд на меня. А я… я просто тихо ржу, потому что ну это же батя! Что тут еще сказать.

Они тоже когда-то были молодыми и все прекрасно понимают.

Мама приходит на подмогу:

— Ой, тебе лишь бы детей смутить, Артур! — легонько толкает того в плечо.

— А я-то что? — батя оставляет на щеке у матери озорной поцелуй. — Я тут с голода помираю, а они над старым человеком издеваются!

— Да какой ты старый, бать? — смеюсь и веду Таню вперед.

— Нестарый, значит? — загораются глаза отца. — Это хорошо, потому что я зажечь с девочками еще могу, да! — горделиво.

Папе тут же прилетает легкий подзатыльник от матери:

— Я тебе зажгу с девочками! — угрожает смешливо.

Вот так. А вы как хотели? Генеральный директор, партнер, меценат и вообще большой человек тоже иногда получает подзатыльники от жены.

— Ты о чем подумала, женщина? — наигранно возмущается отец. — Я, вообще-то, имел ввиду внучек, а ты?

— Пока что у тебя только одна внучка, — подмигивает ему мать.

— Дык и что? За второй-то дело заржаветь не должно? — растягивает рот в довольной улыбке и подмигивает Тане.

Та сразу же закусывает губу и поднимает на меня веселый взгляд. Постепенно Таня оттаивает, вникает в разговор, даже встревает в дискуссию с отцом. Спорит с ним, не стесняясь, а отец, наоборот, остается довольный собой.

Мама наготовила много всего, но Таня аккуратненько перекладывает мне на тарелку запеченную рыбу, а вместо этого налегает на соленые грибочки и огурчики. Плохо ей, что-ли?

— Викуль, а давай наливочки тяпнем? — спрашивает отец у мамы, потирая руки.

— Артурик, у тебя давление! — отмечает мама назидательно. — Может, лучше я тебе смузи сделаю?

— Буэ! — он кривится. — Повод такой хороший, Викуль, давай по рюмашке? Танюш, составишь нам компанию?

— Ой нет, спасибо, — рыжая тут же отказывается.

— А чего так? За знакомство надо же!

Тут же вмешивается мать:

— Отстань от девочки, тебе сказали нет, значит, нет! — заговорщически подмигивает Тане, и та в ответ закусывает губу.

А что, собственно, происходит?

— Я тебе лучше клюковки запарю. Знаешь, какая у меня клюква отменная — кисленькая, ароматная, — окучивает ее лукаво. — Хочешь?

Таня облизывается:

— С удовольствием.

Едим, пьем, общаемся. В какой-то момент все неловкости отпадают сами собой. Ощущение такое, будто Таня была всегда в моей жизни, так легко она интегрируется в нее. Откидываюсь на спинку стула и расслабляюсь, плавая в разговорах своей семьи, как на волнах.

После тепло прощаемся. Таня сама обнимает мать, они о чем-то перешептываются, мама украдкой смахивает слезу. Это что такое? Пожимаю бате руку. Садимся в автомобиль и едем по вечернему городу.

— Мороженого хочется, — вдруг говорит Таня.

— Будет сделано, моя госпожа!

Рыжая смеется, а я сворачиваю к парку, выходим на улицу. Лето уже близится к концу, но ночью еще тепло, поэтому можно смело гулять всю ночь по улицам города.

Покупаю Тане мягкое мороженое, садимся на уединенную лавочку. Я притягиваю ее к себе, обнимаю.

— У тебя такая хорошая семья, — произносит неожиданно.

— Теперь это и твоя семья, — отвечаю уверенно.

— Так странно, — вздыхает вдруг, — как можно чувствовать себя спокойно среди практически незнакомых людей, но при этом не иметь возможности просто поговорить по душам с собственной матерью?

— Если бы я знал ответ на этот вопрос, — вздыхаю. — В одном я уверен: моя семья никогда не обидит тебя и не причинит боли.

— Да ладно, — отмахивается Таня, — я пообещала себе не думать о матери. А за семью… спасибо, Слав.