— Упала? — бабушка сканирует взглядом мое тело.

— Да я споткнулась, — беспечно отмахиваюсь.

Ухожу в сторону подвала, Слава шагает за мной. Возле люка останавливаемся, и он неожиданно растягивает губы в широченной улыбке:

— Нюшенька? — произносит с придыханием.

— Даже не вздумай! — шикаю на него.

Слава закатывает глаза и стонет:

— М-м-м! Такой облом.

— Лезь, — указываю пальцем вниз.

Волков бросает на меня странный взгляд и исчезает под полом. Выставляет баночку с огурцами, вылезает.

— Ты иди к бабушке, а я обработаю рану и вернусь.

— Беги, — подталкивает меня.

Разворачиваюсь, ухожу. В дверях замираю и оборачиваюсь:

— Слав… — Парень поднимает глаза. — Ни слова…

Качаю головой. Он понимает, серьезнеет и кивает в ответ. В ванной с шипением снимаю джинсы, промываю, засыпаю рану банеоцином, натягиваю легкие шорты.

Возвращаюсь на кухню, а тут мама…

— Мам, — удивленно зову ее.

Я не видела ее с утра.

— О, Татьяна, — окидывает меня испытывающим взглядом.

Поджимает губы, видя, во что я одета. Извините, бальное платье оставила дома.

— Познакомились? — стараюсь говорить спокойно.

Волков активно кивает, не переставая жевать. Ест он, конечно… голодного мужика за версту видно. Бабушкины пюрешка и котлетки улетают на раз-два. Бабуля счастливо сидит перед Славой, подперев рукой голову, наблюдает, как он ест. Мама важничает, спину выпрямила, в меня глазами стреляет, чтобы я подошла и села рядом с гостем.

Я прохожу мимо, подхватываю со стола яблоко, распахиваю окно, сажусь на подоконник.

— Может, наливочки? — бабуля потирает руки.

— Нет, спасибо. Я не пью, — быстро отвечает Слава.

— Чего так? — щурится она.

С замиранием сердца жду, что скажет Волков — соврет или нет.

— Нельзя мне, — Слава отвечает легко. — Зависимость.

— Алкоголик, что ли? — неверяще ахает бабуля.

— Он самый, — подтверждает Слава кивком. — Но это в прошлом.

От сердца отлегает. Неважно, какая правда и как больно она может сделать. Лучше так, чем ложь.

Мама сразу же хмурится, разглядывая гостя, а бабушка хлопает его по руке:

— Ничего, бывает. Некоторые живут с грехами посерьезнее, — смотрит на маму, та отворачивается.

Переплетаю пальцы: хоть бы не начали расспросы.

— Вячеслав, а вы тут какими судьбами? — не пронесло.

Маме нужно узнать все и прямо сейчас. Слава выдает маме и бабушке такую же версию, что и мне.

— За больницу давно пора взяться, — бабуля качает головой. — Оборудование на ладан дышит и ломается каждую неделю. Из области приезжают его ремонтировать каждый месяц. Реактивов не хватает, это я молчу про расходники: шприцы и капельницы. Персонал сам себе перчатки и маски покупает!

Негодует.

— Вы работаете там? — Слава спрашивает с пониманием.

— Господь с тобой! — бабуля смеется. — Десять лет уж как не работаю! Но, поверь, за это время не поменялось ни-че-го.

— Маргарита Львовна была заведующей терапевтическим отделением почти пятнадцать лет! — с гордостью произносит мама.

Интересно, что мне надо сделать, чтобы обо мне говорили с такой гордостью? Мысленно усмехаюсь, заранее зная ответ.

— У меня завтра встреча с главврачом — Еленой Николаевной.

— Ленка хороший главврач, — кивает. — Преемница моя. Добавить котлеток?

— Нет-нет, спасибо, — Слава машет руками. — Все было очень вкусно! Теперь я понимаю, у кого Таня научилась так вкусно готовить.

Упс.

По щекам ползут красные пятна, а бабуля заговорщически хихикает. Мама где-то… видимо, вспоминает рассаду.

— Откуда вы знаете друг друга?

Тишина. На этот вопрос честный ответ не подойдет. Тот самый случай, когда лучше приврать, иначе маман меня прямо тут сожрет с потрохами. Замираю, внутренне молясь, чтобы Слава не ляпнул ничего.

— Мы познакомились пять лет назад, в компании общего знакомого. После этого я уехал из страны и потерял связь с Таней, но сейчас вернулся и очень рад, что встретил ее снова. Ангелина Викторовна, ваша дочь чудесная, воспитанная и добрая девушка.

Слава говорит маме, и та оборачивается, смотрит на него, выдавливает из себя вежливую улыбку, лишенную даже толики тепла, и благодарно кивает.

Уговариваю себя перестать дрожать. Не реви. Не реви. Сжимаю зубы с такой силой, что они начинают скрипеть, благо этого никто не слышит.

— Наша Нюшенька — самая лучшая в мире девочка.

Меня затапливает теплом. Улыбаюсь бабушке, та дарит мне ответную улыбку. Слава наблюдает за всем со стороны.

Бабушка накрывает на стол, разливает чай, а я лезу в буфет за печеньем и вареньем. Хлипкая дверца слетает с петель.

— Вот черт! — шиплю.

Слава подходит со спины, и я замираю.

— Сломалась?

— Да вот…

— Сейчас починим.

Уходит за ножом, поддевает петли, сажает дверцу обратно.

— Славочка, — бабуля щебечет, — ты с замками дружишь? А то я на днях купила новый, хотела попросить Сергеича поменять, да он запил, гад.

— Несите замок. И инструменты, если есть, — подмигивает мне, довольный собой, а я закатываю глаза.

Хотя внутренне радуюсь тому, что он тут. Рядом. И мне почему-то легче, лучше. Все через жопу, все не так, как у нормальных людей, но, тем не менее — мне очень хорошо…

Слава задерживается у нас на несколько часов. Бабушка порхает. Мама в основном молчит, лишь буравит гостя взглядом. Мне стыдно за нее, как будто мы в каком-то зоопарке, а Волков обычный шимпанзе.

— Что ж, спасибо за компанию. Маргарита Львовна, Ангелина Викторовна, приятно было познакомиться с семьей Тани.

Прощаемся, расходимся. Идем с Волковым по темной улице.

— Не понял, — хмурится.

— Провожу тебя.

— Дуй домой!

Дыши. Дыши.

— Не хочу домой, — шепчу и чувствую, как спирает дыхание в груди с такой силой, что воздух едва проходит через легкие.

Сейчас расплачусь. Разревусь посреди темной и безлюдной улицы. Рядом с единственным человеком, которому показываю свои слезы.

Меня сметают ураганом. Прижимают к высокому забору, под широкие ветви сирени. Сладкий запах дурманит. Голову ведет безбожно.

Горячие губы накрывают мои ледяные. Слава целует так правильно и нужно. Не церемонясь, но при этом не переходя границ. Какой-то идеальный коктейль нежности, похоти, желания и страсти. Его руки крепко держат меня за талию, а я запускаю свои ему в волосы, наводя там беспорядок.

Поцелуй со вкусом сирени переносит меня в другую, беззаботную реальность, в которой не существует проблем и бед. Задыхаюсь, умираю и воскресаю. Разбиваюсь на тысячи осколков. В голове гул, не слышно звуков. Только мягкость губ и аромат сирени.

Первая отстраняюсь, но не отпускаю Славу. Дышим вместе, одним воздухом. Надо расставаться, понятно, что он не позволит мне идти по ночи обратно одной.

— Не уходи… — шепчу.

— Никогда.

— Давай постоим так еще?

Опускаю голову ему на грудь, выравнивая дыхание, пока Слава рисует круги на моей спине.

— Прости маму… она сложный человек.

— Ш-ш, все в порядке, — но я-то знаю, что это не так.

Успокаиваюсь, вдыхая его запах, перемешанный с сигаретами и сиренью.

— Беги, — подталкивает меня в спину. — Замерзнешь.

Разве можно с ним замерзнуть?

Глава 26. Мама, скажи, что похолодало, скажи, что по мне скучала

Слава

Не сказать, что у меня есть опыт знакомства с родителями или семьей своих пассий, но встреча с мамой и бабушкой Тани была… странной.

И если с прекрасной Маргаритой Львовной все ясно как божий день, то с матерью рыжей полнейшие непонятки. Может, Таня вообще удочеренная? Она не похожа на женщин своей семьи. Те светловолосые, Таня рыжая, как огонь. Да и комплекцией отличаются.

Ночью сплю как убитый, а поутру, в восемь часов, стою у дверей столовой. А что? Я человек простой: сказали — иди, ешь. Я иду и ем. После сытного завтрака прыгаю в тачку и еду в больничку. Тут меня уже ждут. Та самая Елена Николаевна, дама лет пятидесяти, и, очевидно, ее дочь — потому что вот тут сходство налицо.