Елена Николаевна не теряется и откровенно сватает мне свою Марию. Двадцатипятилетняя Мария рдеет от похвалы и стреляет глазками. Я вежливо киваю каждому восторженному слову, но напоминаю, зачем я вообще тут:

— Елена Николаевна, в чем первоочередно нуждается больница? Давайте начнем с самого критичного.

— А у нас все критичное, Вячеслав Артурович. Вот, например, аппарат МРТ сдох несколько месяцев назад, еще цветы прошлогодние цвели. Под замену, ремонту не подлежит. А кушетки вы видели в процедурной? Да и ремонт не помешал бы в половине палат…

И давай гонять меня по кабинетам. Работы непочатый край. Больничка и вправду нуждается в финансовой помощи. Делаю себе пометки. Надо как-то связаться с отцом, сообщить ему обо всем.

— Елена Николаевна, откуда можно позвонить?

— Так со стационарного. У нас вышка завалилась пару месяцев назад, а починить никак не могут. Ураган сильный был, так мы теперь, как древние люди — телеграммы друг другу шлем.

Сжимаю зубы, чтобы не ляпнуть дурость, о том, что Елена Николаевна наверняка реально когда-то отправляла эти самые телеграммы. Возраст все-таки…

— Можно сходить на холм, — Мария прикусывает губу. — Там ловит. Я покажу.

— Не надо! — слишком спешно.

Неловкая пауза разрывается криком какой-то медсестры:

— Елена Николаевна, там Львовну на скорой привезли! Подозрение на инфаркт!

— Да как же так! — взмахивает врач руками.

— Маргарита Львовна? — переспрашиваю я. — О ней речь?

— Вы знакомы? — спрашивает та на бегу.

— Вчера познакомились.

Забегаем в приемный покой, где лежит бабушка Тани, а рядом трясется девушка, причитая. Замираю в дверях.

— Все в порядке, ложная тревога, — констатирует врач, снимая перчатки.

— Ох и напугала ты нас, бабушка! — теперь уже рыжая хватается за сердце.

Непонятно, кого нас, потому что матери Тани здесь нет. Возвращаюсь в коридор и сажусь на лавочку. Через несколько минут из палаты выходит вполне себе бодрая Львовна под руку с Таней.

— Как вы? — подрываюсь с места.

— О, Славочка, и ты тут! — воркует. — Кризис миновал.

— Угу, — бурчит Татьяна, — у меня вообще подозрения насчет правдивости твоего приступа. Уж слишком все зрелищно было!

— Вот доживешь до моего возраста… — и подмигивает мне.

Ну дела… Давлю улыбку.

— Славочка, подвезете меня домой?

— С удовольствием! А вы не знаете, откуда позвонить можно?

— Вот высадишь меня и с Танюшкой на холм пройдетесь. — Коварная женщина Маргарита Львовна.

Оставляем бабушку дома и идем пешком по улице.

— Может, на машине?

— Не проедем, — рыжая уверенно шагает вперед. — Да и недалеко тут.

Покорно иду за ней.

— Тань, я в город сегодня еду. Поехали со мной?

Кусает губу, идет, не поднимая взгляда от земли. Ожидаю, что пошлет меня, но она удивляет:

— Вообще-то, мне уже пора возвращаться. Загостилась. Да и в рваных джинсах ехать не хочется. Если тебе не сложно, я бы с удовольствием поехала с тобой. Следующий автобус только завтра вечером.

— Отлично, — не верю своему счастью. — Тогда сейчас позвоним, и я через часик заеду, да?

— Угу, — обнимает себя.

Взбираемся наверх. Оглядываюсь. Засматриваюсь окружающей красотой. С небольшой вершины виден пруд, окруженный лесом, поле, усеянное мелкими цветами. Колоритно тут у них.

— Красиво, — втягиваю воздух.

— Еще как, — улыбается, разглядывая панораму деревни.

Достаю телефон и звоню бате, отчитываюсь.

Обратно идем в молчании. Таня немного сторонится меня, но я не настаиваю. Понял уже, что нахрапом нельзя. Тут надо аккуратно. Расходимся, обронив друг другу короткие фразы. Через час я приезжаю к дому Маргариты Львовны.

Из дома выходят женщины. Мама Тани отчитывает бабушку:

— Иди в дом, я сама провожу Татьяну. Мам, тебе отдыхать надо!

— В гробу отдохну!

— Бабуль, может послушаешь маму? — добавляет Таня жалобно.

Затем бросает короткий взгляд на маму, но та смотрит куда угодно, но не на дочь. У меня подгорает почему-то.

— Славочка, возьми, — бабушка протягивает пакет. — Там малинка, варенье и огурчики соленые.

— Спасибо, — с радостью принимаю дары.

— Пока, бабуль, — первой Таня тянется к бабушке, они крепко обнимаются.

Маргарита Львовна крестит на дорожку внучку. Следом Таня нерешительно, буквально на секунду, замирает, а после тянется к своей матери. Распахивает для нее объятия, целует в щеку. Ангелина Викторовна оставляет короткий, какой-то смазанный поцелуй и хлопает дочку по рукам, как бы говоря, что довольно объятий. Но Таня продолжает крепко обнимать ее.

— Ну все, хватит, — звучит как-то резко голос матери рыжей.

Отворачиваюсь. Не могу я на это смотреть. И влезть не могу — нельзя пока мне, не моя территория. Но как, блядь, на это можно равнодушно смотреть?!

Садимся в тачку. Трогаемся. Смотрю в зеркало заднего вида: бабушка крестит нашу отъезжающую машину. Фигуры матери не видно, я едва улавливаю ее спину, скрывающуюся во дворе.

Таня всхлипывает. Раз. Еще раз.

Господи, девочка, как боль твою забрать-то?! Нахожу ее руку и сжимаю ее.

Глава 27. Знаешь, моя душа рваная — вся в тебе

Таня

Вливаюсь в свою неприметную жизнь. Все то же: съемки, обработка фото. Славу не видела уже несколько недель. Он у нас снова укатил в далекие дали. И мне грустно.

Мысль о том, что я, в общем-то, скучаю по нему чисто по-женски, прижилась и пустила корни. Ладно, надо быть взрослой девочкой и смотреть фактам в глаза.

Он звонит. Так часто, как может, с учетом разных часовых поясов и расстояния больше чем в пять тысяч километров. Часто рассказывает мне о том, что видит. О природе, немного об особенностях быта местного населения. Грозится, что в следующий раз возьмет меня с собой, чтобы я тут не скучала. А ведь я скучаю.

Потому что каждый день все чаще ловлю себя на мысли, что все не то — не мое, не про меня. Чужое оно мне. Получается так, да. Но разве это говорит о том, что все сделано с душой? Сонька горит — это видно. Димка ее поддерживает во всех начинаниях, и та чувствует опору и поддержку, летает…

А я лишь голову с земли поднимаю и в небо смотрю, понимая: все не то…

Тушу сигарету и кривлюсь. Бросать надо, не дело это. Беру со стола трезвонящий телефон.

— Привет, Сонь, — здороваюсь с подругой.

— Танюш, помнишь, Аню, жену Влада? Она нас приглашала в свою кондитерскую. Давай заглянем, а? Так сладенького хочется — жуть!

Зачем-то смотрю в календарь, хотя знаю, что там пусто и планов на день у меня не было.

— Давай съездим, — киваю, хотя она и не увидит. — Ты с Димой будешь?

Димка хороший, но сейчас у меня такое настроение, что я не хочу портить его возлюбленным.

— У Димки работы непочатый край, а у меня денек выходной выдался. Дай, думаю, встречусь с подругой!

— Правильно думаешь! — бодрюсь.

Открываю шкаф и инспектирую его содержимое. Уже середина июня, на дворе тепло, поэтому сарафан и сандалии — то, что надо! Заплетаю волосы в косу, подкрашиваю ресницы и чмокаю спящего Василия.

— Баб в мое отсутствие не водить.

Кот открывает один глаз, явно проверяя, не поехала ли у меня кукуха.

Надеваю рюкзачок и выхожу. До кондитерской решаюсь пройти пешком. Погода — кайф! Отчего бы не прогуляться, не подышать свежим воздухом.

Захожу в большую и светлую кондитерскую. Тут очень красиво и пахнет — просто закачаешься. Соня уже сидит с Аней. Они явно сдружились, потому что весело щебечут о чем-то.

— Привет, девчонки, — улыбаюсь и целую их по очереди в щеки.

— Танюш, ты скоро совсем прозрачная станешь! — с тревогой смотрит на меня Соня.

Я снова похудела, знаю. Настроения нет. Аппетита нет. Готовить не для кого. Только на сигаретах и держусь. Дура.

— Танюш, давай принесу тебе сет из пирожных? — предлагает Аня.

— Это как?

— О, это мини-пироженки. Всего двенадцать разных видов: эклеры, макаруны, корзиночки и так далее, — Аня говорит обо всем с таким энтузиазмом, что я не могу отказаться и киваю.