Вскоре она почувствовала, что вновь затяжелела.

– Ну вот мужинек, – нарочито серьезным голосом обратилась она к мужу, – новость у меня для тебя.

– Какая? – насторожился Василий.

– Скоро еще на одного комленка в нашей семье больше будет- с хитрецой глянула на него жена.

– Вона как!– обрадовался Василий, – добрая новость. Он подошел к жене, обнял ее и нежно поцеловал.

В феврале Ирина родила девочку.

– Доброе знамение! – радовался Юда, – после сыночка и дочка. Слава тебе господи!

– Теперь твоя очередь дочке имя давать, – ласково проговорила жена.

– Ух ты, сколько чести, – засмеялся Василий.– а сама чего не дашь ей имя. Давеча первенцу – то быстро сообразила.

– Ну не Ириной же называть, как у нас в семье. Тятя крикнет меня, а маманя уже к нему идет, или наоборот маманю кликнет, а я бегу.

–Так, Так, – озадачился Василий, почесывая затылок, – мне Агнешка по нраву.

– Я тебе сейчас этим половником по голове дам, чтобы мозги твои на место встали.– нахмурилась жена.

Василий растерянно посмотрел на нее:

– Ну, давай тогда Ниной назовем.

– Вот это другое дело, а то выдумал Агнешка, чтобы вся деревня смеялась. Все никак свою жизнь в плену забыть не можешь.

– Я бы с удовольствием, да не получается. Как там интересно мой товарищ Ваня Елагин поживает?

Он не надолго задумался, но сам себе и ответил:

– Как, как? Работает, наверное, как и я. Семья, дети, заботы о хлебе насущном. Не до него мне, как впрочем и ему до меня. Вот так нас жизнь и закрутила.

С рождением дочери, еще больше работы легло на плечи Ирины. Загрубели и обветрили девичьи руки, степенной стала когда-то летящая походка. Но невозможно прожить жизнь ничего не теряя – взамен молодости и красоты жизнь дала ей потомство, любовь мужа, уважение соседей, а это само по себе уже не мало. Не все конечно, было и безоблачным в судьбе Ирины Павловны, но она не жаловалась, другие жили так же, таков был уклад.

По весне, в Черемушку пришла Ирина Романовна, с сыном Иваном и дочкой Марией навестить молодых. Принесла внучатам полное лукошко гостинцев: пирогов с ягодами и грибами.

– А Егорку что не взяли? – удивленно спросил Василий.

– Мал он еще по дорогам ходить, – ответила ему Ирина Романовна. – С отцом дома остался. И повернувшись к Ирине строго спросила:

– Чаго ж ты дочка не крестишь Ниночку?

– Да все время никак выбрать не можем, – зарумянившаяся от тепла печи и забот, пыталась оправдаться Ирина.

– Негоже ребенку нехристем расти, давайте в церкву собирайтесь.

Ирина обрадовалась такой материнской опеке, и с легкостью согласилась:

– Давайте в субботу и поедем.

– Я чаго думаю. – Оглядывая комнату слеповатыми глазами, тихо проговорила Ирина Романовна, – крестным Тараса попросим быть, а крестной можно Зину Богомолову.

– Тетка Ира, – тряхнув кудлатой головой, поднялся с табуретки радостный Тарас. – Я согласный.

– Вот и славно, – перекрестилась Ирина Романовна.

1

Шло время, вскоре, все окрестные деревни стали подчиняться Усманскому сельскому совету.

Председателем его назначили Семена Чумакова, а помощником поставили Антона Волынкина.

Народ тогда от этого решения на верхах, ничего хорошего не ждал и произошедшие перемены, всерьез не принял.

Семен, хоть и знал грамоту, а полученной должности вначале тяготился, но потом привык, а ведь другого выхода у него не было. Когда началась мировая война, уездным воинским начальником он был определен на службу. После ранения в плечо, был комиссован. Вернулся в село, женился на местной чалдонке. Подрастал его сын, следом дочка. К крестьянскому труду семья была непривычная. Со временем свое хозяйство приходило в запустение. Он понимал, что займешься чужим делом, свое потеряешь. Но работа в сельсовете стала прельщать его, власть над людьми все более затягивала. Обязанностей было много, но главной задачей было – сбор налогов с крестьян, живущих на закрепленной территории.

Мир для Антона Волынкина был устроен по-своему. Его семья жила в Усманке, здесь же он пошел в школу. Он верил, что мировая революция свершиться если не завтра, то послезавтра уж точно. От прошлого в памяти осталось лишь мать с отцом горбатившиеся от зари до зари на своем участке, чтобы прокормить детей.

А еще в память врезался один случай. Как-то раз поехали они с отцом на базар и там он увидел страшные вещи. Белогвардейцы расстреливали на станционной площади красноармейцев, а потом на подводах свозили к пожарной каланче и складывали на мерзлый снег рядами. Он видел их винтовки, саблю офицера, слышал оглушительные залпы и падающих людей. И это все он видел своими глазами, а ведь он был всего лишь мальчишкой. После этого он несколько дней ходил сам не свой. В его душе зарождалось желание отомстить белым за погибших красноармейцев.

Антону было 17 лет, когда он в Верх-Чебуле на митинге произнес речь в поддержку 10-й годовщины пролетарской революции. Уже тогда приметил мальчишку уполномоченный Геннадий Гребнев и предложил избрать секретарем Усманской комсомольской организации.

Незаметно для себя и для других он вырос до такого уровня, что его стали замечать. Знали его в райцентре в исполнительном комитете. На заседании парткома назначили его в состав сельского совета в Усманке.

Рядом с ним всегда был его закадычный друг Петька Кобылкин, который также стремился привести крестьян своего села к светлому будущему, сделать их счастливыми.

Они оба были еще мальчишками, но в то же время, много важных дел в судьбе страны и людей делали эти вихрастые, с веснушками на лице ребята, пытаясь быстрее стать взрослыми.

Собравшись в сельсовете, много курили, почти не разговаривали. Ждали приезда уполномоченного. Вскоре по крыльцу застучали сапоги и, в открытую дверь ввалился Гребнев.

– Геннадий Петрович, – какие новости? – услужливо спросил Чумаков, – когда тот уселся за стол.

– Плохие, – отмахнулся уполномоченный. – В стране голод. Особенно страдают Поволжье, Казахстан, Урал. Совет народных комиссаров принял решение об изъятии хлеба у зажиточных крестьян в пользу голодающих .

– И что же нам теперь делать? – сдавленным голосом спросил Волынкин.

Уполномоченный какое-то время смотрел на него, видимо соображая, насколько глуп был сидящий перед ним человек. Потом медленно, чтобы всем стало понятно, заговорил:

– К чему я этот разговор завел? Знаю, что у вас в деревнях много зажиточных крестьян прячут хлеб и наша с вами задача изъять его в пользу голодающего населения. Ясно я говорю?

– Правильно говорите Геннадий Петрович, – согласился Чумаков.– Есть у нас такие, кто втихаря хлеб по амбарам, да тайникам схоронил.

Надо для этой экспроприации представителей из бедных крестьян подключить и тогда на законных основаниях этот продотряд может изымать хлеб у богатеев.

– У меня есть такие люди! – вскочил Антон. – мой товарищ – Петр Кобылкин, а в Черемушке – Клим Тугушкин. Он батрачит у местного богатея и знает, где тот хлеб прячет.

– Что тут говорить, разжирели за время НЭПа, – нахмурился Чумаков.– Теперь пришла пора делиться со своими же братьями крестьянами.

– Говоришь в Черемушке крестьяне жируют? – уполномоченный с удивлением посмотрел на Волынкина, – тогда поедем завтра туда.

2

Клим Тугушкин, укрывшись дерюгой, коротал ночь. В своих снах часто видел отца с матерью, которых потерял, когда ему было 12 лет. Родственников у него тоже не было. На лето мать отдавала его на воспитание Марфе Комлевой, а сами с мужем уходили со знакомыми старателями в тайгу. Однажды они не вернулись, ни поздней осенью, ни зимой. Комлев Юда поведал ему страшную тайну, что его родители сгинули в тайге на золотоносных ручьях.

С малых лет он батрачил у местного богатея Ефима Барсукова. Долговязый и худой, Клим не отличался особой силой и старанием и нередко вызывал нарекания у хозяина.

В дверь тихо постучали. Прислушался. Стук повторился. Отбросил дерюгу. Прошлепал босыми ногами в сени, открыл дверь. На крыльце стояли двое.