На позиции, из армейской палатки к новобранцам вышел высокого роста полковник, в кителе сине-зеленого цвета, в фуражке с кокардой и белым околышем, блестящих золотых погонах, с шашкой на боку, в окружении других офицеров в гимнастерках защитного цвета.

Фамилии его Василий не разобрал, потому что Иван стоящий рядом сильно закашлялся, а только услышал, как тот громким командным голосом объявил, что служить они будут в 147-м пехотном Самарском полку, под его командованием. Его пухлые губы дергались под длинным носом, глаза настороженно оглядывали новое пополнение. Немного помолчав, он добавил, что наш полк входит в состав 37 пехотной дивизии, 8-й армии генерала Корнилова.

Василия с Иваном отправили служить в первый батальон, командиром которого был подполковник Кузнецов. Длинноногий командир батальона направил земляков в 1-ю роту. Высокий, безусый, с черными густыми волосами, подпоручик Гужев, глядя на новое пополнение, радостно потирал руки. Усталые, воспалённые глаза с интересом, разглядывали стоящих перед ним солдат.

– Сибиряки прибыли, – откровенно радовался он. – Теперь немчуре, проклятой хана, придет.

– Зря радуетесь, – возразил ему командир взвода унтер-офицер Лунев. – Который раз пытаемся Краков взять и все безуспешно.

– Оставить панические настроения! – оборвал его подпоручик, – забирайте новобранцев и готовьте их к боевым действиям.

Освоившись в блиндаже, земляки выбрались наружу.

– Хорошее местечко, – поделился своими мыслями Василий, оглядывая позицию.

– Видать далеко немчура отсюда? – надвинув фуражку на лоб, с неподдельным интересом вглядывался вдаль Иван.

– Завтра появятся как черти из табакерки! – ухмыльнулся солдат с невозмутимым серым лицом в старой потрепанной шинели, замусоленной глиной с бурыми пятнами крови. – Вон за тем проселком стоят.

Он поднялся над бруствером и показал испачканным костровой сажей указательным пальцем в сторону вражеских окопов. Василий бросил взгляд на его взлохмаченную голову, обветренное заросшее щетиной лицо. Это был простой деревенский парень с винтовкой в руках, которую держал как лопату. Да и коробящая шинель как-то неловко сидела на нем.

– Тебя как зовут-то? – спросил Василий.

– Федор, с Тамбова я.

– А мы Сибиряки.

– О! как! – с восхищением оглядывал он новых солдат.

– Сибиряками мы недавно стали лет десять, а родом мы отсюда, с Черниговской губернии, – обрадовавшись новому знакомому, весело заговорил Василий.

– Переселенцы значить?

– Так оно и есть. Не думал, что обратно возвернуться придется, от германца Россею защищать.

А кто супротив нас стоит? – поинтересовался Иван.

– Я и сам не пойму, – Федор недовольно повел бровью, – не то румыны, не то австрийцы. Бес их знает, одним словом – немчура проклятая. Но настырные, каждый день лезут.

Темно-зеленые силуэты появились на следующее утро. Нестройной жиденькой цепью двинулись в сторону окопов. Следом показались главные силы неприятеля и вслед за впереди идущими пошли на приступ. Немцы шли уверенно, смело. Подпоручик Гужев, не отрывал взгляд от бинокля, он видел, как цепь противника быстро накатывалась на его роту. Офицер спокойно смотрел на наступающих.

Рота замерла в ожидании приказаний командира. Некоторые солдаты со страхом переглядывались, почему он не приказывает стрелять. Цепь наступающих приближалась.

Василий, опершись локтями о бруствер, прижался щекой к гладкому прикладу винтовки и положил указательный палец на спусковой крючок. Одна пуля, зловеще прошуршала совсем близко от левой щеки. Ему показалось, что кто-то горячо дыхнул ему в лицо. Он вздрогнул. Через мушку прицела было видно, как люди в зеленых мундирах и касках прицеливаются и пускают в него пулю за пулей. Василий невольно втянул голову в плечи.

"Стреляют. В меня стреляют, – думал Василий, и почему-то это ему

казалось очень странным. – Ведь они такие же люди. Ну вот совсем как мы.

Лунев не выдержал и на своих кривых ногах подбежал к Гужеву.

– Господин подпоручик разрешите открыть огонь. Противник совсем рядом!

Подпоручик, бледный, с губами искусанными до крови, снял фуражку, поправил черные волосы, огляделся вокруг, посмотрел на наступающих, еще раз оценил обстановку, окрестил себя знамением и скомандовал:

– Рота! Огонь!

Унтер-офицер побежал к своему взводу, на ходу крикнул: Взвод. Пли!!!

Взвод огрызнулся дружным винтовочным огнем.

Сбоку застрочили пулеметы. Подпоручик Гужев выбрал удачный момент и наступающие попали под жестокий фланговый огонь его роты. Противник сразу же понес урон. Как ни гнулись наступающие к земле, как ни старались слиться с землей и травой, но под градом летящих пуль они падали на землю, поливая ее своей кровью. Цепи их заметно начали редеть, и видя это оставшиеся в живых солдаты повернули вспять.

Василию показалось, что воздух стал душным и тяжелым. Его наполнил гул летящих снарядов. Это из-за перелеска начала бить немецкая артиллерия. Взрывы взметали землю перед окопами и позади их. Но вскоре артиллеристы пристрелялись, и снаряды полетели прямо в окопы. Сразу же истошно закричали раненые. Ужасающий вой снарядов и взрывы, сеяли страх среди обороняющихся солдат. Василий, упав на дно окопа. Он нутром чувствовал, как над головой рвалась шрапнель и ее осколки, ослабев, сыпались вокруг. Круглый кусок горячего свинца упал на его голову. Он вскрикнул, испуганные глаза, широко раскрылись. У него зазвенело в ушах, лязгнули зубы, на лбу выступил пот и по щекам потекли слезы.

Рядом схватившись за голову, запричитал Иван:

– Братцы, больно! Ай-яй-яй!

– Матушка, Богородица пресвятая, спаси и помилуй, – зашептал Василий.

Дрожащей рукой, достал из под гимнастерки нательный крестик, который при крещении надел ему священник в Николаевской церкви и поцеловал его.

Подняв голову увидел напротив себя Федора. Тот, как бывалый в боях и видевший всякое, поддержал товарища, спокойным и уверенным взглядом. Поднявшись на ноги, и отряхнув рукой шинель сказал:

– Ну, вот и с крещением, поднимайтесь братцы!

– А тебе что не страшно?– вытаращив глаза, спросил Василий.

– А я уже устал страшиться, да бояться. Не переживайте, со всеми такое бывает, – успокаивал он новеньких.

– Всем на бруствер! – вдруг закричал подпоручик Гужев. – Рота… пли!

Василий прильнул к брустверу окопа. Он не мог взять верного прицела, никак не мог успокоить нервную дрожь в руках, холодный пот капал на рукава гимнастерки. Его глаза, тревожно, выглядывали силуэты противника, которые бежали, прижавшись к земле, перепрыгивали через воронки от взорвавшихся снарядов, ждали удара пули.

Василий глубоко вздохнул и с шумом выдохнул, поймав на мушку движущуюся цель выстрелил. Оторвав взгляд от прицела, увидел, как бежавший солдат, как ни в чем не бывало, продолжал бежать в его сторону. Василий выстрелил еще раз, солдат дернулся и упал.

Сквозь грохот выстрелов, Василий услышал рядом душераздирающий крик. Высокий, курносый солдат, бросив винтовку, схватился руками за лицо и упал навзничь на дно окопа, вытянулся, сквозь заскорузлые пальцы потекла алая кровь. Из нутра вырвался стон. К нему подбежал санитар.

Наступающие цепи залегли и повернули обратно, отползая меж бугорков и рытвин.

– Фсё, отбили! – воскликнул обрадованный Иван, клацая затвором трехлинейки.

– Не торопись радоваться, – отозвался Федор. – Сейчас похмелье будет.

Через минуту после его слов снова стала бить батарея. С жутким воем, вселяющим страх, полетели на оборонявшихся снаряды со шрапнелью. Они рвались в воздухе и на земле, засыпая окопы, разлетались сотнями осколков, рвали в клочья людей. Василий вновь упал на дно окопа. Он лежал крепко стиснув зубы, широко раскрыв глаза. При каждом разрыве снаряда его тело вздрагивало, трепетало и дрожало мелкой нервной дрожью. Ему так не хотелось умирать.

После обстрела, вновь началась атака. Лунев подбежал к пулемету, оттянул от него бездыханное тело пулеметчика и умелыми движениями стал спокойно истреблять наступающие вражеские цепи.