Появилась у него в жизни и любовь. Ее звали Полина, она была одной из дочерей односельчанина Ивана Грибкова. Они были почти одного возраста.

Каждый раз при виде ее он чувствовал в груди необъяснимое волнение и сердце начинало учащенно стучать.

Как-то раз, они встретились у колодца. Егор стал услужливо крутить ворот и набрал ей полные ведра воды. Полина повесив ведра на коромысло, учтиво поблагодарила его и пошла. На какое-то время Егор застыл, молча смотря ей в след, но потом, придя в себя, продолжил набирать воду.

В следующий же субботний вечер он приоделся в новые штаны, рубаху, начистил дегтем кожаные сапоги, которые сам сшил и отправился на вечерку. Со своими деревенскими сверстниками он особо не дружил, сторонился их, а тут ноги сами понесли его туда. Там, у моста через Инюшу собиралась деревенская молодежь. Полину он увидел сразу, подошел к ней, поздоровался.

Осторожно взял за локоть и потянул в сторону. Та недоуменно глядя на него, подчинилась.

– Скажу Полина, нравишься ты мне шипко, – его голос предательски дрожал. – Только скажи мне, ты согласна со мной встречаться?

Полина сначала растерялась, но быстро пришла в себя и тихо засмеялась:

– Чудной ты какой-то, не сплясал ни разу, цветочка не подарил, а разговоры разговариваешь.

Он достал из кармана самородок и протянул ей.

– Зачем? – отпрянула она.

– Подарок, ты же просила.

– Нет, не надо мне такого дорогого подарка, – засмеялась она, – убери обратно.

– Тогда, пойдем, вдоль речки погуляем, – хитро прищурившись, предложил Егор.

– А пошли, – согласилась она.

3

С первыми морозами и снегом из тайги выходили разбогатевшие, но обносившиеся за лето старатели.

Однажды, возле своего дома Ирина увидела двух грязных бродяг. Она сначала испугалась их вида, но взяв себя в руки, постаралась не выдать тревоги.

Это были невысокого роста, худые, бородатые мужики. Один лысый и без переднего зуба, а второй с черными как смоль волосами. Из под этих густых волос, на нее глядели жгучие карие глаза.

– Вам чаго? – строго спросила она.

– Нам бы Егора увидеть, – вежливо сказал щербатый старатель.

Ирина насторожилась:

– Зачем он вам.

– Нас Ванька Копылов прислал.

– Погодь маленько, сейчас позову.

– Шуруйте под навес, – распорядился вышедший на крыльцо Егор, как будто знал их сто лет.– Я сейчас приду.

Вскоре он вышел из дома с овчинными полушубками, холщевой одеждой и новыми сапогами.

Сняв с себя грязную одежду, старатели с нескрываемой радостью примерили новое холщовое белье, обули сапоги, проворно влезли в полушубки. Щербатый старатель сверху нахлобучил на лысину заячью шапку.

– Ну вот, удовлетворенно проговорил Егор, – сразу преобразились в богатых и уважаемых людей.

– Пока еще рано, – засмеялся кареглазый. – сейчас у Ваньки в баньке помоемся, пострижемся, побреемся и тогда будет полный порядок.

– Неча тут лясы точить, – оглядывась по сторонам, бесцеремонно оборвал его Егор. – Давайте расчет и чешите отсюда.

– Сколько? – спросил щербатый.

Егор тихо шепнул ему на ухо.

– Да ты что дядя, белены объелся что-ли? – возмущенно проговорил щербатый.

– Так что значить не сговорились?

Они отошли в сторону, и немного поговорив, между собой, повернулись к Егору.

– Ты нам выбора не оставляешь, – раздосадовано прошипел щербатый. – В мороз-то мы в этих лохмотьях не сдюжим.

– Ну сбавь хоть немного, – попросил его кареглазый.

– А ты думаешь, мне за так отдают овчину, за красивые глаза, – занервничал Егор.– А сил сколько и времени надо потратить, чтобы шкуры эти выделать.

Так что сбросить цену не получилось и через некоторое время, недовольно сопя, старатели вытаскивали из тайников в своих лохмотьях самородки.

– Сюда клади! – скомандовал Егор и расстелил на чурке серую тряпку.

Когда расчет был закончен, довольный от удачной сделки Егор проводил их за ворота.

– Вот скупердяй какой!– ворчал щербатый, обращаясь к напарнику. – Ванька и то щедрее нас встретил.

– Дюже жадный скорняк, – согласился кареглазый.

Вернувшись домой, он уединился в своей комнате и продолжил скорняжью работу.

Поздним вечером, когда все домочадцы разошлись по своим делам, Ирина поинтересовалась у мужа:

– Брат радостью с тобой-то хоть поделился?

– Давеча хвалился, – проговорил Василий, подшивая валенки.– Выгодно старателям свой товар сбагрил.

– А тебе и отцу отвалил что-нибудь?

– Ага, дождешься.

– Все в кубышку сложил, – усмехнулась Ирина.

– А ты откель знаешь? – насторожился муж.

– Грешна я Василь, не удержалась и подглядела за ним. Интересно мне стало, человек с нами живет, ест, пьет, а денюжки себе складывает.

– Да мне как-то начхать, куда он что складывает, – пожал плечами Василий. – Брат ведь.

– Да мне тоже, только как–то не по христиански.

Но каким бы ни было житье в доме Комлевых, а Ирина скучала по своей Алексеевке, часто вспоминала мать, отца, младших братьев и сестрицу. Нет-нет, да и прокатится по румяной щеке молодухи непрошеная слезинка. И вот завела она привычку раз в неделю прибегать по завьюженной дороге в родную хату. На ногу она с детства была легка, и четыре версты пролетала на одном дыхании. И хотя родителям было радостно видеть дочь живой и здоровой, мать все же выговаривала Ирине:

– Доча, теперь твой дом не здесь, ты – мужнина жена, давай-ка привыкай на новом месте, а к нам сюда не части, не то люди невесть что подумают.

– Да тоскливо мне там, матушка.

– Ничаго, придет весна, работой и тебя не обойдут.

– Ну а как там, в новом-то дому? Не обижают? – перебив ее, включился в разговор отец, Павел.

– Живу, тятя, приспосабливаюсь. Люди они неплохие. Егор живет в отдельной комнате, а мы с родителем и младшим Тарасом в общей.

– А чаго так? – озаботился отец.

– Думаю, это не надолго, Василь обещал новый дом построить. Я теперь с него не слезу, пока он не исполнит свое обещание.

– Вот-вот. Так и веди себя. Только на рожон не лезь, но и себя при случае в обиду не давай. Старайся, чтоб всяк тебя уважал, а муж – любил, тогда и станет тебе новая семья родной. А то ведь всяко бывает…

– Ты это о чем, тятя? – недоуменно спросила дочка.

– Боюсь, не стали бы донимать тебя, – Павел вообще-то не любил длинных разговоров, но с приходом дочки весь преображался. В глазах сияла отцовская радость и гордость за дочь, она становилась взрослой рассудительной женщиной.

Мать суетилась вокруг самовара, стараясь угостить Иринушку чем-нибудь вкусненьким.

Но Ирина не засиживалась долго за столом. Ей хотелось повозиться с младшенькими: потискать брата Ивана, который вытянулся и стал уже настоящим «мужичком», приласкать Марусю, посмотреть на младшенького Егорку, который угомонился незадолго до ее прихода и старательно посапывал в обе норки. Глядя на то, как Ирина за занавесочной милуется с малышами, Ирина Романовна вздохнула, вытерла руки тряпицей и прослезилась:

– Скоро, видать, дочка, и тебе предстоит мамой стать…

Так оно и вышло – уже через год в дом Комлевых пришла радость -Ирина родила сына.

– Как мальчонку величать будете? – поинтересовался свекр Юда, когда сели обедать.

– Павлом назову, в честь деда, – нарочито громко ответила Ирина.

Василий бросил косой взгляд на жену, но ничего не сказал, только продолжал хлебать щи, как буд-то его это не интересует.

– Значиться Павликом, – засияло радостью лицо деда, – Это доброе имя. Теперича, как хочешь так и называй дитя, а в мое-то время, матушка с тятей пошли в церкву дитя крестить, так батюшка меня Юдой нарек. Хотя в нашем роду таких имен сроду не бывало.

Теперь Ирине уже было не до того, чтобы бегать в родительскую хату. Надо было и за малышом ухаживать, и по дому возиться, и в поле помогать, и ходить под гору на речку – полоскать белье в студеной речной воде, а потом тащить мокрые и тяжелые пеленки, рубахи и портки назад.