– Можно называть тебя «Кай»? Кайден – чересчур официально для друга, – Пора-бы внести немного расслабона в нашу атмосферку. – А ты можешь обращаться ко мне «Никки», если хочешь.

Через несколько секунд молчания мой новоиспечённый друг принимает это предложение с безучастным «Окей».

Не совсем тот ответ, который я ждала, но для начала трёхнедельной дружбы сойдёт. Скорее всего, после возвращения мы пойдём разными дорогами. Не всю ведь жизнь Кай будет меня охранять? При живом-то муже! И не настолько я важная личность, чтобы переживать о моей безопасности. Для папы важная, безусловно, но мне уже достаточно лет, чтобы самостоятельно принимать подобные решения.

По обе стороны простираются зелёные холмы, разделённые долинами. Здесь очень красиво и, если бы не обстоятельства, я смогла бы насладиться пейзажем, напоминающими предгорья Пиренеев в родной Испании. Не была в этих местах, но, если ориентироваться по указателям, путь мы держим на Оклахому. Географию Штатов знаю постольку-поскольку, поэтому у меня нет догадок о нашей конечной цели.

– Что означают слёзы возле глаз? – вспоминаю, о чём хотела спросить на свалке. – Я про наколки того человека.

– Это тюремная татуировка.

Ого. Тот мужик сидел? Теперь ясно, откуда взялась неприязнь к легавым.

– Пустые слёзы – количество совершённых убийств. Закрашенные – количество его близких, умерших во время отсидки, – добавляет следом.

– Хорошо, что у этого были закрашенные, – нервно хихикаю я и тут же исправляюсь: – Не в том смысле, что я рада чьей-то смерти. Просто не хотелось бы разъезжать на тачке, в которой, вероятно, кого-то замочили. Дважды.

На моих оправданиях Кайден начинается посмеиваться, мотая головой с непонятным смыслом. Порыв спросить, не надо мной ли он смеётся, раздувается огромным мыльным пузырём, что вот-вот лопнет.

– Ты надо мной? – Всё же лопнул.

– Нет, над твоими словами. Ты ещё девчонка совсем. Наивная.

– То, что мне неизвестны значения бандитских наколок, ни о чём не говорит, – встаю в оборону. – А откуда у тебя такие познания?

– Приходится быть многозадачным. – Непринуждённо пожав плечами, Кай возвращает на лицо былое выражение. – Чтобы тренировать наблюдательность, нужно о многом знать.

Надо бы тоже начать тренироваться, чтобы не чувствовать себя умственно отсталой по сравнению с ним.

– Что у тебя здесь? Умираю, хочу есть. – Хлопаю по спортивному рюкзаку, стоящему между нами.

– Кстати. Как твоя спина?

– А при чём здесь спина?

– Мы антибиотики не успели вколоть. Покажи спину.

– Всё с ней нормально, – отмахиваюсь я. Ещё не хватало ныть, чтобы Кай впрямь считал меня маленькой плаксивой девочкой. Я сильная и докажу ему это!

– Покажи спину, Никки, – давит он, сделав ударение на моём имени. Так странно слышать его в уменьшительной форме. Брутальным голосом оно звучит особенно ласково.

Вздохнув, покорно поворачиваюсь полубоком и задираю футболку, надеясь, что хотя бы одной проблемой будет меньше.

– Твою мать… На ближайшей заправке остановимся, заодно подкрепимся чем-нибудь.

Его «твою мать» напрягает. Про укол вовсе молчу. Его будет делать он?

«Нет, Николь, сделай сама или попроси случайного водителя на заправке», – отвечаю себе на тупейший вопрос.

***

Кайден

– Щиплет? – уточняю между делом, обрабатывая пострадавшую спину Николь спиртовой салфеткой, купленной вместе со шприцами и препаратом.

Терпит. Вижу ведь, что вся напряглась и сжалась, но тщательно маскирует своё состояние. Ссадина глубокая, но внешне выглядит сносно, просто желательно, чтобы затянулась побыстрее. В той местности, куда мы едем, условия, мягко говоря, нестерильные.

– Немного, – сознаётся, закусив губу.

Кушетки у нас нет, а проводить эти манипуляции на улице было бы странно и неумно. По моей просьбе Никки улеглась на оба сиденья. Голова повёрнута вправо к рулю, что даёт возможность отчётливо проследить её мимику: она напугана. Уколов боится?

Или меня?

Внутренне усмехаюсь на последнем предположении. Говоря на чистоту, мне по кайфу то, что я наблюдаю. Уверен, это ненадолго, но сейчас покорность и смирение вытеснили ту часть Николь, что постоянно сопротивляется и лезет на рожон. В нашем тандеме «босс-подчинённый» меня устраивает только первая роль, и то, что это принимается беспрекословно (почти беспрекословно), не может не радовать. Если бы всё было наоборот, на нас уже напялили бы оранжевые робы2.

Найдя несколько пластырей в автомобильной аптечке, заклеиваю ими рану, после чего приступаю к наиболее интересному. Вскрываю ампулу и, набрав антибиотик в шприц, подцепляю резинку её шортов сразу вместе с трусами, чтобы приспустить их. Никки на мгновение каменеет, а потом даже помогает, немного приподняв ягодицы.

Зря она совершила этот манёвр. Очень зря. Скорее всего, Николь не ожидала, что так выйдет, но из-за того, что мы оба сделали свои действия одновременно, моему взору открылось чуть больше, чем необходимо для обыкновенного укола.

Вид аккуратной округлой задницы, на миг приблизившейся к лицу, в момент вызывает засуху в горле. Время словно задерживается, переставая отсчитывать секунды и не оставляя в фокусе ничего кроме нас двоих.

Механически прохожусь новой дезинфицирующей салфеткой, а сам наблюдаю за мелкими мурашками, усеивающими бархатную кожу. Не хочу представлять, как на ней смотрятся мои расставленные пальцы, но всё равно представляю, и это чертовски злит. В паху становится горячо от стихийного притока крови, и член начинает самовольно оживать, упираясь в грубую ткань. Чёрт.

Слабозаметное ёрзанье моей несносной пациентки заставляет опомниться, но, взглянув на неё, едва сдерживаю ухмылку. Николь оперативно отводит глаза, поигрывая указательным пальцем по губам, и прикидывается, что педаль сцепления – самый завораживающий предмет в салоне. Но я успел заметить, куда было направлено её внимание мгновение назад.

Не испытываю никакого неудобства от того, что моё «приподнятое настроение» не осталось незамеченным. Это она должна задуматься, почему возбуждается от моих прикосновений несмотря на наличие женишка. А Никки возбуждается. Спалилась ещё в своей квартире, когда сбивчиво дышала мне в шею. То, что у неё нет серьёзной травмы, стало понятно почти сразу, но захотел проверить, сработаемся ли мы после того, как я рассекретился. Не могу себе позволить лишиться должности, но и вывод после того незначительного контакта напротив зеркала был не особо утешительным: между нами притяжение. А прямо сейчас этот вывод лишь закрепился, что паршиво для нас обоих. Надеюсь, мой посыл с предложенной дружбой прозрачен: это линия, за которую заступать не следует.

Смешно. Ну какая она мне подруга? Подруг не нагибают в разных позах даже в мыслях. Но на то я и здравомыслящий человек, чтобы уметь контролировать свои инстинкты. И её инстинкты тоже.

Николь – моя работа. Нас объединяет целый ворох «но». Я должен рассматривать её как бесполый объект, но против природы не попрёшь. Воздух в салоне заметно насыщается чем-то знакомым, но давно забытым. Пряным, одуряющим. И в тот момент, когда Николь задерживает дыхание, я делаю укол, чтобы не дать этому густому туману просочиться глубже и вытеснить хотя бы мизер того, что тщательно бережётся мной по сей день.

– Ай! – вскрикивает от неожиданности.

Вынув иглу, прижимаю салфетку пальцами, невзначай касаясь и обнажённой кожи. Дьявольски соблазнительная несмотря на потрёпанный вид. Тёплая и мягкая. Чужая. А чужое я не беру даже на время.

Напомнив себе об этом, натягиваю её шорты повыше и, оповестив Николь о том, что ей разрешено наведаться в туалет, отправляюсь в местную забегаловку за едой. Заодно профильтрую голову от захламляющих мыслей.

Кроме меня и паренька за стойкой в заведении никого нет, да и на заправке пустошь. Аромат кофейных зёрен вперемешку с запахом кипящего масла для фритюра приятно щекочет ноздри, а цифры на ценниках, напротив, неприятно колют глаза. Транжирить деньги мы не можем, поэтому заказываю то, что посытнее: одно буррито на двоих и большой стакан капучино. Большой объём дешевле двух маленьких порций. Юнец отворачивается, и я прихватываю канцелярскую резинку, валявшуюся возле кассового аппарата. Уверен, Николь будет рада такому подарку для волос.