— Значит, нужно относиться к нему так, чтобы он об этом не сожалел. Сделай одолжение, уйми свою подозрительность и прими его всем сердцем, как брата.

Темно-синяя ночь заглядывала в высокие окна. Гилэстэл отпустил дворцовых слуг, поскольку считал их недостаточно вышколенными для личной прислуги. Да и говорить при них не хотелось. Раздетый по пояс, он умывался, подставляя ладони под струйки воды из кувшина, который держал Астид.

— Знаешь, Астид, сегодня я в первый раз пожалел о том, что позволил принцу вырасти.

— В первый? — взглянул на князя Астид. — И какова причина?

— Его заносчивость не знает границ. Мэнелгил хотя бы понимает, кому обязан своим венцом. А вот его сын…. Этот чванливый павлин смотрел на меня, как на дешевого трюкача, паяца с городской площади.

— Вас так волнует его мнение? — усмехнулся полукровка, снимая с плеча и подавая князю вышитый рушник. — «Истинного аристократа не должны волновать чужие насмешки» — не ваши ли слова? Не тратьте силы, князь. Они вам еще пригодятся.

— Ты прав, мой друг. Конечно, ты прав, — Гилэстэл приложил полотенце к лицу. Голос его зазвучал глухо. — Усмирим гордость, уймем амбиции, проглотим обиды. До поры. А когда она настанет, разнесем этот курятник в пух и перья.

Он кинул полотенце рядом с тазом, сел на кровать, стянул длинный сапог с правой ноги.

— Кстати, о придворных курах, то бишь фрейлинах. Одной из них предстоит свадьба. Король отрядил меня на неё в качестве шафера.

— Вас? На свадьбу? — искренне удивился Астид, помогая князю снять второй сапог и отставляяобувь в сторону.

Гилэстэл досадливо скривился.

— У меня складывается впечатление, что основное занятие маверранумской знати — пить в три горла и устраивать празднества.

— И что вас смущает?

— Мне жаль денег, что расходуются так легко. При том, что есть вещи, где эти средства были бы как нельзя более кстати.

— Так вы поедете? — отбрасывая покрывало, спросил Астид.

— Конечно. Я не могу отказать дядюшке. Ты едешь со мной. Ригестайн останется в столице, для него есть поручение. Как же я устал! — с наслаждением вытянувшись на постели, Гилэстэл протяжно вздохнул.

— Доброй ночи, Ваша светлость.

Астид заботливо укрыл князя. Встряхнув его одежду, аккуратно повесил на перекладины в гардеробе и, потушив свечи, покинул покои господина.

***

Свадебный поезд тянулся по дорогам Маверранума, как ленивый обожравшийся полоз. Свита виконта, подружки невесты, шуты, музыканты, охрана, повара, слуги. Кроме карет знати, в обозе была и походная поварня, а еще возы с утварью, шатрами, и прочими необходимыми в походе вещами — перинами, подушками, коврами, складной мебелью, столовыми приборами, нарядами. В отдельном возке ехали три любимые собаки виконтессы под присмотром двух служанок-псариц.

На закате каждого дня весь этот передвижной бедлам останавливался, на ночь превращая облюбованное место в шумный городок. Стоянок специально не выбирали — останавливались там, где застала ночь — покосный ли крестьянский луг, засеянное ли фермерское поле. Пару раз владельцы земельных наделов, на которых раскидывались биваки, появлялись для выяснения отношений. Но все заканчивалось мирно — виконт Вистольтэ решал подавляющую часть подобных проблем деньгами. Удовлетворенные землевладельцы поздравляли невесту, желали всех благ и уезжали с тугими кошельками. А наутро обоз снимался и полз дальше под смятенными и слезящимися глазами крестьян, сокрушенно озирающих вытоптанные поля и помятые луга. Они смотрели и тихо шептали проклятья вслед эльфийской знати. Наблюдающий за ними Гилэстэл лишь прятал усмешку, куда более удовлетворенную, чем ублаженные деньгами хозяева тех, чей труд и прокорм был попран вельможами.

Гилэстэл и Астид, знающие толк в роскоши, но умеющие обходиться малым, лишь переглядывались, оценивая масштабы вещезависимости высшего дворянского сословия.

— Даже в походе без ночного горшка обойтись не могут, — усмехался полукровка, глядя, как слуги таскают в шатры виконта и его племянницы полные ведра воды, чтобы наполнить походные ванны.

Сам Гилэстэл, по летнему времени, довольствовался озерами и реками, мимо которых пролегал их путь. Вечера были теплыми, вода — чистой. Приведшие всех в изумление отсутствием слуг, Гилэстэл на пару с Астидом быстро ставили свою палатку, бросив внутрь по паре одеял, и уходили к водоему. Там, нагишом кинувшись в прохладную, бодрящую воду, долго плавали и ныряли, приводя в смущение, недоумение и азартное любопытство дам, выбравшихся из карет и прогуливающихся по берегу. Пересуды и сплетни о том, что князь, мягко говоря, экстравагантен, не выползали из-за пологов шатров — осуждать и обсуждать племянника короля в открытую не отваживался никто. Тем более, что в личном общении Гилэстэл и его спутник были безупречны. Чудачества же, вроде поджаренной на костре собственноручно пойманной рыбы, или отсутствия четвертого сменного костюма, придавали князю даже некоего шарма.

— Князь, говорят, вы вчера своими руками поймали огромную рыбу! — высунувшись в окно кареты, Виарина с жадным интересом разглядывала Гилэстэла, ехавшего верхом. — Да еще и сами её выпотрошили и приготовили! Но ведь она же трепыхается, и такая скользкая и холодная! Вам не противно?

— Совсем нет, — глядя на невесту с улыбкой, отвечал Гилэстэл. — Да и не такая уж она была огромная. Просто небольшой сомик. Видели бы вы, виконтесса, гохтлейских иглохвостов! Голова моего коня запросто могла бы поместиться у той рыбины в пасти. А зубы у них, словно колесные спицы. Но эти монстры невероятно вкусны, у них очень нежное мясо. Одним иглохвостом целое племя муарапи может быть сыто несколько дней.

— Может ли такое быть! — заходилась в изумленном возгласе виконтесса. — Ах, князь, вы так много путешествовали! Так много видели! Сделайте милость, расскажите мне что-нибудь! Эта дорога такая утомительная.

И Гилэстэл благосклонно соглашался, развлекая Виарину байками о своих странствиях. Астид, ехавший обок князя, убедительно поддакивал, подтверждая истинность увлекательных и опасных, изрядно приукрашенных историй своего покровителя. Виконт Риоган, слушая князя, только качал головой, тем не менее, благодарный, что шафер не дает скучать его племяннице. По мнению Риогана Вистольтэ, доброму дворянину, да еще и королевской крови, не следовало бы шастать по миру, как какому-то безродному босяку. У виконта к бродягам было особое отношение. Которое он и объяснил в одной из бесед с князем.

В очередной раз остановились на краю леса, не нанеся вреда ничьему хозяйству. Горели костры, затмевая блеск звезд. В центре бивака музыканты развлекали путешественников какой-то пьесой. Виарина со своими фрейлинами была там, а сам виконт, утомленный третьей неделей пути, предпочел остаться у своего шатра. Гилэстэл и Астид были тут же. Глядя туда, где раздавались смех и поощрительные аплодисменты, Риоган чуть улыбнулся.

— Виарина — все, что у меня есть. Её счастье для меня превыше всего. Понимаете, князь?

— Всецело, виконт.

— Бедняжке пришлось многое пережить. В детстве она потеряла родителей, я заменил ей отца. Мой брат был в чем-то схож с вами. Тоже любил путешествовать. Это его и погубило. Его и его жену. Слава небу, Виарина была еще слишком мала, чтобы брать её с собой.

— Что случилосьс вашим братом, виконт?

— Разбойники. Свита была очень немногочисленной. Погибли все. Я узнал об этом спустя полгода после того, как он пропал. Тогда и забрал бедного ребенка к себе. У меня нет своих детей, Виарина стала мне дочерью. С тех пор я не люблю бродяг. Уж простите, Ваша светлость, к вам это не относится.

— У вас доброе сердце, виконт, — сказал князь.

— Я бы сказал, даже чересчур, — усмехнулся тот. — Будь я жестче, обида, нанесенная Виарине её прежним женихом, могла бы обернуться войной, а не свадьбой. Но все сложилось хорошо.

— Я только вскользь слышал о каком-то казусе с помолвкой Виарины. Не просветите меня, виконт? Чтобы я не ударил в грязь лицом.