– Мы на диване не поместимся.
Сейчас это показалось Кэтсу самым весомым аргументом, чтобы не подселять никого в свою комнату. Весомым- потому что единственным.
– Он имеет свойство раскладываться, – спокойно объяснил Мичайо, ломая последнюю надежду волшебника, словно сгоревшую спичку. – Как тебе такое откровение?
– Да брось, зачем это всё, – нервно усмехнулся волшебник. – Зачем вообще было это всё проворачивать? Давай я перееду в гостиную тогда, будем мирно сосуществовать и всё.
– Нет, Кэтсу, вы будете искать общий язык, договариваться и приглядывать друг за другом.
– Да почему!
– Потому что, Кэтсу, – укоризненным тоном произнёс отец. – Я устал смотреть на то, как ты шарахаешься от людей.
– Это я шарахаюсь?! – снова возмутился Курагама. – У меня всё в порядке с общением!
– Хорошо, – пожал плечами мастер. – Конечно, конечно у тебя всё в порядке! Назови мне хотя бы трёх людей из гильдии, с которыми ты хорошо общаешься, и я отстану.
Кэтсу уже было открыл рот, чтобы назвать нужное имя, как вдруг, словно потерял дар речи. А что говорить-то? А говорить-то нечего! Мастер был прав, опять прав, чёрт его побери! Из чего состояла жизнь волшебника? Тренировки, работа, учёба и всё время какие-то дела, дела, дела… Не было времени даже банально выпить чаю с отцом или прогуляться с друзьями, которых, к слову, Курагама не заводил по той же причине – некогда. Каждый час расписан, на каждый день давно уже составлен свой план, и в нём не было места для отдельного пункта «Дружба».
Блондин вопросительно вскинул брови, сложив руки крестом.
– Ну?
– Пап, не лезь в мою жизнь, пожалуйста, я сам решу, нуждаюсь я в общении или нет.
– То есть, шестнадцать лет жить в гильдии с людьми, открытыми для общения и не иметь ни одного друга – это норма?
– Пап, – снова закатил глаза волшебник. – Перестань.
– Кэтсу, я очень переживаю за твоё состояние, – продолжил Мичайо. – Твой круг общения это я, Штрудель и Люмия. Поверь, ни к чему хорошему это не приведёт.
– Люмия! – опомнившись, подскочил юноша. – Как она?
– Она оправляется после ранения крыла, всё хорошо, за ней смотрят лучшие ветеринары.
– Я пойду к ней.
Кэтсу хотел было встать с дивана, но его тут же усадили на место, похлопав рукой по плечу.
– Пойдёшь, когда поправишься, умерь пыл.
– Но я…
– Кэтсу, – снова раздался упрекающий голос отца.
– Ладно. Вернёмся к нашей теме и ещё раз повторим, – устало вздохнул волшебник. – Я одиночка, пап. Мне не нужны друзья.
– А как ты собираешься работать, одиночка? – усмехнулся Мичайо. – Волшебники выезжают на задания командами, а не по одному.
– Не ври, я знаю волшебников-одиночек.
– И думать забыл, – нахмурился мастер. – Я тебя никуда одного не отпущу, это слишком опасно. Тут, если с тобой что-то случиться, то товарищ подставит плечо, а если ты один – помрёшь где-нибудь и тела не найдём даже.
– Не нужна мне команда!
– Кэтсу, я серьёзно. С этого года ты начинаешь работать в команде и учиться нормально контактировать с людьми. Точка.
– Да в порядке у меня всё с этим твоим контактом! – продолжал спорить юноша.
– Сколько имён ты мне назвал?
В ответ молчание. Волшебник обиженно уставился в пол, дожидаясь окончания перевязки. «Прикопался же! Общение, общение…Мне и без него хорошо! Сейчас ещё с этим женоподобным комнату делить придётся… Что за отвратительный день?» – сердито размышлял Кэтсу, не поднимая взгляда. А может отец прав? Может общение – это правда очень важно и не так уж и плохо? Попробовать стоит, так ведь? Тем более сейчас, когда тренировки придётся ограничить до тех пор, пока тело до конца не окрепнет, как раз появится много лишнего времени. Курагама бы предпочёл потратить его на книги, но попробовать что-то новое стоит, тем более, если на этом так настаивает отец.
Мичайо осторожно отклеил пластырь, волшебник слегка сморщился от неприятной боли.
– Не бесследно прошли твои приключения, – вздохнул мастер. – Может хоть сейчас, когда доктора рядом нет, расскажешь, в каком это ты сквере кораллы нашёл?
– Не убьёшь?
– Не убью.
Волшебник глубоко вздохнул, набираясь решимости и, наконец оторвав взгляд от пола, начал рассказ, естественно отличающийся от правдивой версии.
– Я гулял по скверу, я не вру! Ну, сначала… А дальше, там, на побережье, услышал какой-то шум и пошёл посмотреть.
– Как ты мог услышать шум на побережье из сквера? – нахмурился мастер. – Туда выходит лишь заброшенная часть, в которую соваться не следует.
– Если бы ты знал, как у меня обострился слух после болезни.
– Да-да, а в сквере выросли кораллы.
– Ладно, пап, хватит. Я уже понял, что облажался.
– И что в итоге?
– Так вот, на чём это мы остановились. Слышу значит крик, а там разбойники какую-то карету захватили, ну и…
– Только не говори, что полез один против банды, – прервал его строгий голос отца.
Кэтсу замолчал. Снова тишина. Оба сидели, смотря друг другу в глаза под неловкое тиканье часов на стене. Проклятые часы. Вечно тикают-тикают, даже когда их об этом совсем не просят.
– Чего замолчал?
– Ты же сказал не говорить.
Блондин лишь устало вздохнул и, протерев шов кусочком влажной марли, сел прямо, разглядывая слегка отходящие чёрные нити.
– Ну что? Разболелся после драки-то?
– Немного.
– Потому что если сказано было держать покой, значит нужно было слушать Лин и не высовываться. Ой, какие мы важные, сидим, глаза закатываем! – в очередной раз упрекнул волшебника мастер. – Ладно, будь здесь, я в аптечке чего-нибудь тебе нарою.
– А Эмиль?
– Сейчас придёт твой Эмиль.
– Мой? Ты его сюда притащил, и он мой? Хотел бы сделать подарок – купил бы книгу, она была бы куда полезнее, а не привозил бы сюда этого шоколадного.
– Ты за такие шутки у меня косточки грызть будешь, далматинец.
– Перестань сейчас же, – фыркнул волшебник. – Ни капли не смешно.
Мастер рассмеялся и, вручив сыну упаковку с мягким белым пластырем, мягко похлопал его по плечу.
– Завтра я поговорю с Лин – спрошу, что мне с тобой на тренировках делать, чтобы не разломать окончательно. А ты давай, клей куда надо пластырь и стели диван. Надо позвать Эмиля…
Но звать Эмиля не пришлось, его изящная фигура показалась в дверном проёме ровно через полчаса, как и было оговорено мастером.
– Я не помешал? – робко спросил юноша, заметив недовольное лицо волшебника.
– Конечно помешал.
– Кэтсу! Нет, всё в порядке, – улыбнулся мастер. – Ладно, мне нужно идти работать. Если вдруг возникнут сложности – я в своём кабинете.
– Извините, а где он находится?
– В соседней комнате. Всё, я вас оставляю. Всем спокойной ночи, не засиживайтесь допоздна.
– Ты же говорил, что в аптечке чего-нибудь мне найдёшь, – в недоумении спросил волшебник.
– Ах да, совсем забыл! Значит ещё вернусь.
Блондин щёлкнул пальцами и, показав на сына указательным пальцем, на секунду завис.
– Или сам найдёшь, уже не маленький. Завтра проведёшь Эмилю экскурсию по территории гильдии и вместе вернётесь на тренировку, хорошо?
– Да пап, – с досадой вздохнул Кэтсу, устало роняя голову на руки.
– Тогда до утра.
– Всего доброго, мастер Курагама, – кивнул в ответ Флёрфиа, и дверь в комнату закрылась.
Мальчики остались одни. Кэтсу, осторожно приклеив белый прямоугольник пластыря, кинул обёртку в мусор и тут же подошёл к своему столу, над которым, как почтовые марки, висели дипломы и грамоты за всё подряд. Эмиль разглядывал их с большим интересом, поражаясь количеству увлечений, перепробованных волшебником. Подоконник треугольного окна был уставлен уже порядком запылившимися кубками и наградами, на трёх крючках рядом висели медали, много, очень много. Золотые, серебристые и бронзовые круглые пластинки на разноцветных лентах мирно спали друг на друге, пока их не разбудило осторожное прикосновение Эмиля, заставив медали звякнуть от испуга. Флёрфиа взволнованно отдёрнул руку и отодвинулся подальше, уставившись на повёрнутого к нему спиной волшебника. Кэтсу всё слышал, но не обратил на это внимание, продолжив разглядывать висящую на стене самую важную в его жизни (как он считал) бумажку – распорядок дня.
