– Ты даже толком не знаешь, кто был с ним рядом. Может быть, дочь или племянница!

– И не хочу уже знать. Поезд ушёл, как говорится. И всё, хватит об этом. Голодная?

Фёкла подошла к холодильнику и, открыв его, начала доставать кастрюльки с едой.

– Очень, – вздохнула Светка. – Я сегодня почти ничего не ела. А что у тебя?

– Котлеты с гречкой. Рулет маковый с карамельной начинкой – сегодня испекла. И компот сливовый. Подойдёт?

– Ещё как!

Светка, едва заметно улыбнувшись, встала, чтобы помочь подруге накрыть на стол. Как бы плохо не было у человека на душе, а от вкусной еды редко кто отказывается. Ведь еда, равно как вода и воздух, для нас очень важны. Пища утешает, поддерживает и радует людей в трудные минуты жизни. Бывает, так тоскливо на душе, а съел что-нибудь вкусненькое – и уже настроение появилось, пусть ненадолго – не важно. Главное ведь – что организм получил разрядку.

После ужина Светлана ушла к себе в комнату, а Фёкла решила ещё немного поработать. Да и к тому же Соня разыгралась, бормоча что-то на своём детском языке, ведомом лишь ей одной. Девочка только что досыта наелась пюре из цветной капусты и теперь, запив его молочком и глядя на маму, мило улыбалась. Как же мало нужно ребёнку для счастья!

Капли дождя под напором сильного ветра рассекались на тонкие струйки, звонко стуча по оконным стёклам. Старая акация во дворе скрипела своими тяжёлыми ветками, словно бы издавая протяжный стон. Где-то в сарае постукивала державшаяся на одном гвозде истерзанная жуком-короедом рябая доска. Она раскачивалась в разные стороны подобно маятнику. У соседей выла собака – да так заунывно, что становилось жутко.

Первое время жизнь в посёлке после шумного города Фёклу не очень радовала. Привыкшая к суете и разнообразию, она никак не могла привыкнуть к спокойствию и одиночеству. Соседи – а их оказалось совсем немного – с интересом поглядывали на зрелую женщину в положении и всё удивлялись, как можно было променять городскую жизнь на сельскую, в которой из-за ежедневной работы света белого не видишь. Со временем, познакомившись с ними, Фёкла выяснила, что некоторые из соседей достаточно хорошо её знали и помнили ещё совсем маленькой девочкой, часто бегавшей за бабушкой с криками: «Баба, дай пряника!» Дружбу с ними Фёкла не водила – только при встрече говорила «здравствуйте», да и то лишь в ответ.

По соседству с женщиной жили баба Лида со своим мужем, хозяином и «аккуратистом», как она сама его представляла. Муж бабы Лиды редко появлялся на людях. Он считал, что нечего тратить своё драгоценное время на болтовню: куда важнее в доме полезными делами заниматься. Деда Мишку, нарядного – одетого в твидовый костюм, накрахмаленную белую рубашку и галстук, можно было увидеть только на большие церковные праздники – спешившим на службу. Или в День Победы – идущим с цветами на парад.

Через две пустовавших от Фёклиного дома избы проживали Соколовы, в прошлом – зажиточное семейство, одно из немногих в посёлке, имевшее ещё в те далёкие годы машину «Жигули». Это были родители её одноклассника Эдика, красивого парня, по которому сохли чуть ли не все девчонки из их школы. Одно время они с Эдиком дружили и даже ходили друг к другу в гости, но после того как его мать, толстая и неповоротливая женщина с ярко накрашенными глазами, посмеялась над Фёклой, обозвав её «страшненькой», дружбе пришёл конец.

Теперь Соколовы стали пожилыми людьми, с трудом сводившими концы с концами на мизерную пенсию. От их былого богатства и высокомерия не осталось и следа. Однако же корову они по привычке держали: какой-никакой, а заработок. Где сейчас находился их сын, никто не знал, а спрашивать не осмеливались. Ведь, как говорится, от чужого горя легче не станет. Чуть подальше, на пригорке, в большом двухэтажном доме жила молодая семья с двумя детьми. У Лизы, девочки лет десяти, на запястье всегда болтались браслетики. Она называла их «семицветики» и почти никогда не снимала, потому что это был подарок от её любимой бабушки, в которой девчушка не чаяла души. А пятилетний мальчик – его звали Ваней – для своего возраста очень плохо разговаривал. Однажды Фёкла попыталась посоветовать его родителям нанять логопеда, но в ответ получила лишь упрёк: «Вы за своим ребёнком лучше смотрите!» После этого она твёрдо решила держаться от соседей на дистанции.

Несмотря на случившийся конфликт, Лиза и Ваня часто прибегали к Фёкле – посмотреть на маленькую Сонечку. Детишки с удовольствием катали малышку в коляске, за что всегда вознаграждались её матерью конфетами или другими сладостями. Отец Вани и Лизы, не найдя в посёлке подходящей работы, часто мотался по заграницам в поисках достойного заработка и месяцами не возвращался домой. Его жена Ирина, симпатичная молодая женщина, не работала нигде, не иначе – считая своим долгом следить за детворой и содержать хозяйство в идеальном порядке.

Чуть дальше от жилища молодой семьи стоял саманный дом1 с многочисленными пристройками. Его хозяевами были пожилая женщина и её сорокалетний сын Славочка, – так она его ласково называла, – хотя это был здоровенный дядька с наголо бритой головой. В прошлом Елена Игоревна работала воспитательницей в детском садике. Садик Фёкла терпеть не могла, однако же ходить туда, как и всем остальным детям, ей приходилось, потому что родители с утра до вечера работали, и приглядывать за малышнёй было некому.

Славочка торговал на рынке мясом, которое скупал у местных жителей за полцены. За это его никто не осуждал, потому что порою хозяевам выгоднее было побыстрее продать тёлку или свинью живым весом, нежели морочить себе голову при разделке туши, а после этого ещё и подолгу стоять на базаре. В посёлке поговаривали, что сын Елены Игоревны каким-то образом связан с наркотиками. Но только вот правда это или нет, никто не знал.

Славочка не был женат. То ли не хотел, то ли не встретилась ещё ему та единственная, которая разделила бы с ним и горе и радость. Елена Игоревна по этому поводу очень переживала и время от времени сватала его к очередной из дочерей своих знакомых. В результате после таких посиделок сын с матерью ругался, а иногда даже уходил из дома. Потом Елена Игоревна и Славочка мирились, и их жизнь вновь принимала прежнее русло.

Кто жил в остальных домах посёлка, толком никто не знал, потому что многие сдавались в аренду, и уследить за жильцами не представлялось возможным. Прошлой весной в крайний домик небольшого размера, выбеленный извёсткой, и с наличниками, когда-то покрашенными голубой краской, теперь уже выгоревшей на солнце, поселилась молодая пара, прибывшая из мест лишения свободы. Ольга, девушка лет тридцати, угрюмая, со взглядом исподлобья, и двадцатипятилетний парень – Олег, «не пьющий и очень работящий», как охарактеризовала его баба Лида, – ведь далеко не каждый молодой человек может умело починить соседям крышу, и причём сделать это даром. Работали молодые по найму: по очереди пасли на пастбище коров, помогали по хозяйству тем, кто был по своей природе лентяем, и пожилым людям, уже не имевшим сил на домашнюю работу, которой в сельской местности всегда находилось с избытком. Жила молодая пара честно и никогда ни в чём плохом замечена не была. Фёкла пару раз видела пробегавшего мимо её двора худенького паренька с сигаретой в зубах и быстро бегавшими глазами. На предложения Олега помочь по хозяйству женщина всегда отказывалась. Жизнь научила её тому, что опасно приглашать во двор посторонних людей, тем более – с таким прошлым.

На этом Шестая улица и заканчивалась. Она была самой последней в посёлке и самой короткой – всего в километр, тогда как все остальные – длиною в три и более.

Слева от домов начинались поля. Их каждый год засаживали новыми культурами – то подсолнечником, то кукурузой, а то и пшеницей. Параллельно полям шла тутовая посадка, куда Фёкла с подружками в детстве часто наведывалась. Бывало, соберёт полную литровую банку шелковицы, принесёт домой, а мама быстренько вареников налепит. Такая вкуснотища – язык проглотишь!