— В лесу есть и другие охотники. Я видел Фредди Скиллинса, а ты видел трех парней, которые, вероятно, были приезжими. Они тоже могли это видеть.

— Может, и видели, но что-то я сомневаюсь. Я просто оказался в нужном месте — на поляне у края ручья — и в нужное время. В любом случае, всё закончилось. Я пошел спать.

Весь следующий день лил дождь, это было 14-е число. Никому из нас не хотелось выходить на улицу и мокнуть в поисках оленей, которых мы, скорее всего, даже не найдем. Я читал и немного работал над своей идеей для рассказа. Я всё пытался придумать хорошее имя для плохого парня, но безуспешно, возможно, потому что у меня не было чёткого представления о том, почему он плохой. Буч провёл большую часть утра со своим блокнотом. Он нарисовал три разных рисунка огней в облаках, а потом с отвращением забросил их.

— Надеюсь, фотографии получатся, потому что эти рисунки — отстой, — сказал он.

Я взглянул на них и сказал, что они хорошие, но это было неправдой. Они не были отстойными, но совершенно не передавали странную и необычную атмосферу того, что мы вчера увидели. Масштаб.

Я посмотрел на все вычеркнутые предполагаемые имена моего злодея. Триг Адамс. Нет. Вик Элленби. Нет. Джек Клэггарт. Слишком очевидно. Картер Кантвелл. Фу. История, которую я задумал, была какой-то аморфной: имелась идея, но не было конкретики. Зацепиться было не за что. Это напомнило мне о том, что мы видели прошлым вечером. Там что-то было, но что именно, сказать было невозможно, потому что оно было в облаках.

— Что делаешь? — спросил меня Буч.

— Страдаю фигнёй. Наверное, пойду вздремну.

— А как же обед?

— Не хочу.

Он задумался, затем посмотрел в окно на непрекращающийся дождь. Нет ничего холоднее ноябрьского дождя. Мне пришло в голову, что кто-то должен написать об этом песню... и, в конце концов, кто-то действительно написал[196].

— Вздремнуть — это как раз то, что нужно, — сказал Буч. Он отложил блокнот и встал. — Знаешь, Лэр, я буду рисовать до конца жизни, но так и не стану художником.

Дождь прекратился только в четыре часа дня. К шести облака разошлись, и нам открылись звезды и кусочек луны — "Божий ноготок", как говорят старожилы. Мы поужинали стейками (а хлебом "Вондер Брэд" собирали сок от них и поглощали его), а потом вышли на поляну. Мы не говорили о произошедшем вчера, просто направились туда снова. Стояли там, наверное, с полчаса, задрав головы. Не было ни огней, ни тарелок, ни летающих сигар. Затем вернулись домой, Буч нашел колоду карт "Байсикл" в шкафчике гостиной, и мы играли в криббедж[197] почти до десяти часов.

— Я слышу Джиласи даже отсюда, — сказал я, когда мы закончили последнюю партию.

— Знаю. От этого дождя мосту только хуже. Зачем вообще нужен этот чертов мост? Ты никогда не задавался этим вопросом?

— Думаю, в шестидесятых у кого-то родилась идея застройки. Или это лесозаготовщики. Наверное, они вырубили эти леса ещё до Первой мировой войны.

— Как смотришь на то, чтобы поохотиться ещё денёк и вернуться?

Мне пришло в голову, что он думает о чем-то большем, чем просто о возвращении домой (причём, скорее всего, с пустыми руками). Что-то изменилось в нем, после того как он увидел эти огоньки в облаках. Возможно, что-то изменилось в нас обоих. Я не хочу называть это моментом прозрения. Просто иногда вы видите что-то, огни в небе или какую-то тень в определённое время дня и то, как она ложится поперек вашего пути. И воспринимаете это как знак свыше и решаете двигаться дальше. Говорите себе: да, я был ребёнком, говорил как ребёнок, понимал как ребёнок, думал как ребёнок, но приходит время оставить детские забавы.

А, может, я всё это нафантазировал.

— Лэр?

— Конечно. Ещё один день, потом вернёмся. Мне нужно очистить водостоки, пока не выпал снег, а я всё откладываю.

Следующий день выдался прохладным, ясным и идеальным для охоты, но мы не увидели ни одного белохвостого оленя. Я не слышал пения птиц, только изредка каркали вороны. Я внимательно смотрел по сторонам в поисках белок, но не заметил ни одной. Даже бурундуков не было, а лес должен был кишеть ими. Я услышал несколько выстрелов, но они прозвучали далеко, возле озера, и охотники стреляли не обязательно по оленям. Иногда ребятам становится скучно, и они выпускают пару патронов, особенно если понимают, что дичь не спугнуть.

Мы встретились в хижине за обедом, а затем вместе вышли на природу. Мы уже не надеялись найти оленей и не нашли их, но это был прекрасный день для прогулки на свежем воздухе. Мы прошли вдоль ручья около мили, затем сели на поваленное дерево и открыли банки с пивом "Будвайзер".

— Это как-то ненормально, — заметил Буч. — И мне это совсем не нравится. Я бы предложил уехать сегодня, но пока мы загрузимся, уже стемнеет, а я не доверяю фарам "НеллиБель" на этих лесных дорогах.

Вдруг поднялся ветер, зашумел листвой на деревьях. От этого звука я вздрогнул и оглянулся через плечо. Буч тоже. Затем мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Нервничаешь? — спросил я.

— Чуть-чуть. Помнишь, как мы на спор пошли в старый дом Спайера? Это было в 1946 году, кажется?

Я вспомнил. Старик Спайер вернулся с Окинавы[198] с выбитым глазом и разнес себе голову из ружья в своей гостиной. Об этом шумел весь город.

— Все считали его дом — домом с привидениями, — сказал я. — Сколько нам тогда было? Тринадцать?

— Наверное. Мы зашли в тот дом и что-то взяли оттуда как доказательство, что были там.

— Я взял картину. Какой-то старый пейзаж, просто сорвал со стены. А ты?

— Грёбаную подушку с дивана, — ответил он и рассмеялся. — Глупость какая! Я вспомнил дом Спайера, потому что сейчас чувствую что-то похожее на то, чувствовал тогда. Ни оленей, ни птиц, ни белок. Может, в его доме не было привидений, но этот лес... — Он пожал плечами и отпил немного пива.

— Мы можем уехать сегодня. Эти фары, наверное, будут в порядке.

— Нет. Завтра. Соберём вещи сегодня вечером, ляжем пораньше спать и уедем с первыми лучами солнца. Если ты согласен.

— Согласен.

Всё в нашей жизни сложилось бы совершенно по-другому, если бы тогда мы доверились фарам "НеллиБель". Иногда мне кажется, что мы уехали тем вечером. Иногда мне кажется, что существуют Теневой Лэрд и Теневой Буч, которые прожили теневые жизни. Теневой Буч не уехал в Сиэтл, а Теневой Лэрд не написал ни одного романа, не говоря уже о дюжине. Эти тени были порядочными людьми, которые жили ничем не примечательной жизнью в Харлоу. Они управляли свалкой, владели транспортной компанией, занимались городскими делами, как полагается: чтобы на городском собрании в марте сходился бюджет и чтобы было меньше жалоб от консерваторов, которые мечтали вернуть "Бедную ферму"[199]. Теневой Буч женился на девушке, с которой познакомился в боп-баре в Льюистоне, и завел ораву теневых детишек.

Теперь я говорю себе, что хорошо, что этого не случилось. Буч говорил себе то же самое. Я знаю, потому что мы общались друг с другом об этом по телефону, а позже по "Скайпу" или "ФейсТайм". Всё было хорошо. Несомненно. Мы стали знаменитыми. Мы стали богатыми. Наши мечты сбылись. В этом нет ничего плохого, и если у меня когда-то возникали сомнения по поводу того, правильно ли сложилась моя жизнь, то разве не у всех так бывает?

Ведь так же?

В тот день ужин готовил Буч. Он просто бросил в кастрюлю кучу остатков еды и назвал своё варево рагу. Мы ели его с хлебом и запивали колодезной водой, которая, честно говоря, была лучшей частью трапезы.