Одного старого алкаша, который появлялся по вторникам чаще других, звали Ренни Лакасс. Он был из тех, кого в Мэне называют "трещоткой". Наверное, он болтал даже во сне. Всякий раз, когда он заводил разговор про былые времена, то начинал с фразы: "Та картинка никогда не сотрётся из моей памяти".

У меня были такие же ощущения относительно нашей поездки на охоту в 1978 году, которая до неузнаваемости изменила наши жизни. Эти картинки никогда не сотрутся из моей памяти.

Мы выехали 11 ноября 1978 года, в субботу, и планировали вернуться 17 или 18 числа, возможно, раньше, если подстрелим оленя. В этом случае у нас было бы достаточно времени, чтобы разделать его в мясной лавке Ордвея в Гейтс-Фолс. Всем нравилась оленина на День благодарения, особенно Марку, который должен был вернуться из колледжа 21-го числа.

Ещё в начале пятидесятых мы с Бучем скинулись и купили армейский джип "Виллис". К 1978 году эта колымага всё ещё идеально подходила для того, чтобы загрузить в неё наше снаряжение и продукты и отправиться в лес. Шейла каждый год говорила мне, что "НеллиБель"[191] обязательно сломается где-нибудь в Тридцатимильном лесу, но этого так и не случилось. Мы ездили на этом "Виллисе" до тех пор, пока Буч не укатил на запад. Но после 1978 года мы нечасто ездили на охоту. Даже старались избегать этой темы. Хотя думали об этом, конечно. Трудно было не думать. К тому времени я уже продал свою первую книгу, а Буч зарабатывал деньги, рисуя комиксы и графические романы. Не такие деньги, какие свалятся на него позже, но, как сказал бы Ренни Лакасс, по меркам нашей деревни вполне приличные.

Я поцеловал Шейлу, Буч обнял её, и мы отправились в путь. Чапел-роуд вывела нас на Семетери-роуд, а затем на три лесные дороги, каждая из которых была более заросшей, чем предыдущая. К тому времени мы уже углубились в Тридцатимильный лес и вскоре услышали ручей Джиласи-Крик. Обычно он издавал безобидные хихикающие звуки, но то лето и осень выдались дождливыми, и старый Джиласи грозно ревел.

— Надеюсь, мост ещё на месте, — сказал Буч.

Мост стоял на месте, но немного накренился на правый борт. К одной из опор была прибита жёлтая табличка с единственным словом "НЕБЕЗОПАСНО". Весной следующего года мост полностью смоет. После этого для того, чтобы переправиться через Джиласи, нужно было проехать двадцать миль вниз по течению. Практически до самого Бетела.

Мы и без таблички всё понимали. Уже несколько лет мы не решались проехать по этому мосту, а в тот день не были уверены, что осмелимся перейти его пешком.

— Ну, — произнёс Буч, — будь я проклят, если проеду двадцать миль по шоссе 119, а потом двадцать миль обратно.

— Тебя точно остановит коп, если ты попытаешься, — сказал я и хлопнул по боку "Виллиса". — На "НеллиБель" нет талона техосмотра с 1964 года.

Он схватил свой рюкзак и спальный мешок и подошёл к краю старого деревянного моста. Там он остановился и оглянулся.

— Ты идёшь?

— Думаю, я постою и посмотрю, переберёшься ли ты, — ответил я. — Если мост рухнет, я тебя выловлю. А если течение унесёт тебя раньше, чем я успею, то помашу тебе на прощание. — На самом деле я не хотел, чтобы мы оба оказались на мосту одновременно. Не надо испытывать судьбу.

Буч пошёл через мост. Сквозь шум ручья я слышал стук его ботинок. Когда он перебрался на другой берег, то сложил своё снаряжение, спустил штаны и показал мне зад.

Когда я переходил через мост, то чувствовал, как он дрожит, словно был живым и испытывал боль. Мы вернулись назад — по одному, конечно — и достали коробки с продуктами. В них было полно еды: тушёнка "Динти Мур", консервированный суп, сардины, яйца, бекон, контейнеры с пудингом, кофе, куча хлеба "Вондер Брэд", две упаковки из шести банок пива и наша ежегодная бутылка "Джека Дэниелса". А также пара тибон-стейков[192]. В те дни мы много ели, хотя и не совсем здоровую пищу. В последний переход через мост мы взяли с собой наши ружья и аптечку. Она была увесистой. Мы оба являлись членами добровольной пожарной дружины Харлоу, и прохождение курса первой медицинской помощи было обязательным условием. Шейла настояла на том, чтобы мы захватили на охоту аптечку, потому что в лесу, бывает, происходят несчастные случаи. Иногда серьёзные и очень неприятные.

Когда мы накрывали "НеллиБель" брезентом, чтобы её не залило дождем, Буч сказал:

— Сейчас кто-нибудь из нас наверняка свалится в воду, вот увидишь.

Но, слава Богу, мы не свалились, хотя в тот последний переход нам пришлось идти вместе, держа аптечку с обеих сторон, которая весила фунтов тридцать и была размером с солдатский сундучок. Мы обсуждали, не оставить ли ее в джипе, но в итоге не оставили.

На дальней стороне моста была небольшая поляна. Она могла бы стать отличным местом для рыбалки, если бы Джиласи не протекал через Мексико и Рамфорд[193], прежде чем прибыть к нам, и любая пойманная рыба не была бы ядовита из-за стоков с текстильных фабрик. За поляной начиналась заросшая тропинка, которая находилась в четверти мили от нашей хижины и вела к ней. В то время хижина была ещё аккуратной, с двумя спальнями, кухней с дровяной печью в главной комнате и компостным туалетом на заднем дворе. Электричества, естественно, не было, но была небольшая насосная станция для воды. Короче, было всё, что могло понадобиться паре опытных охотников.

К тому времени, когда мы затащили в домик весь наш груз, уже почти стемнело. Я приготовил ужин (Буч всегда был готов внести свою лепту в общее дело, но, как говорила моя Шейла, этот человек умудрялся сжечь даже воду), а Буч развел огонь в камине. Я устроился поудобнее с книгой — нет ничего лучше Агаты Кристи, когда находишься в лесу, — а у Буча был альбом для рисования "Стратмор", который он наполнял карикатурами, шаржами и лесными пейзажами. Его фотоаппарат "Никон" лежал на столе рядом с ним. Наши ружья стояли в углу, они были не заряжены.

Мы, как всегда, немного поболтали, немного о прошлом и немного о наших надеждах на будущее. К тому времени эти надежды уже угасали (мы были в раннем среднем возрасте), но в лесу они всегда казались чуть более реальными, чуть более достижимыми, в лесу, где всегда было так тихо и жизнь казалась менее... загруженной? Не совсем верное слово. Менее захламленной. Никаких телефонных звонков и никаких пожаров — как в прямом, так и в переносном смысле, — которые нужно тушить. Думаю, мы ходили в лес даже не поохотиться, хотя если олень попадал в поле нашего зрения, разве мы могли от него отказаться? Думаю, мы отправлялись туда, чтобы быть лучше. Ну... может, честнее. С Шейлой я всегда старался быть лучше.

Помню, как в ту ночь я лег спать, натянув одеяло до подбородка, и слушал, как ветер вздыхает в кронах деревьях. Помню, я думал, что угасание надежд и амбиций прошло для меня в целом безболезненно. Это было и хорошо, и ужасно. Я хотел стать писателем, но начинал думать, что стать хорошим писателем мне уже не суждено. Мир всё равно продолжит вращаться. Вы расслабляете руку... разжимаете пальцы... и что-то улетает. Помню, как думал, что, может, это нормально.

За окном сквозь качающиеся ветви виднелись звезды.

Эта картина никогда не сотрётся из моей памяти.

12-го числа мы надели свои оранжевые жилеты и шапочки и отправились в лес. Утром мы разделились, а в обед собрались вместе, чтобы поесть и обсудить, что видели, а чего — нет. В тот первый день мы вернулись в хижину, и на обед я приготовил большую кастрюлю макарон с сыром и полфунта бекона (я называл это венгерским гуляшом, но любой уважающий себя венгр, взглянув на эту похлёбку, закрыл бы глаза от тоски). Во второй половине дня мы охотились вместе.