Вот так.
Чтобы скоротать время, Жальбер начинает считать амбары, силосные башни и фермерские дома. Он уже дошёл до двадцати трёх (что в арифметической прогрессии составляет 276), когда звонит его телефон. Это Элла. Он ожидает, что она спросит, как прошло в Уичито, но она этим не интересуется. Вместо этого она спрашивает, когда он планирует вернуться в отель. Голос у нее отрывистый и напряженный, она не похожа на саму себя. Может, это волнение, потому что у неё что-то появилось?
"Только одна ниточка, это всё, о чем я прошу. Мы пойдём по ней. Если потребуется, мы пойдём по ней до самого ада".
— Я буду там через сорок минут. Что у тебя?
— Я сейчас еду из Маниту. Встретимся в отеле.
— Давай, выкладывай, — он проводит рукой по прядке своих волос. — Кофлин тебе что-то сказал?
— Это нетелефонный разговор.
— Буду через полчаса, — говорит Жальбер и ускоряется.
51
Элла находится в холле отеля в ожидании Фрэнка. Она ужасно боится предстоящего разговора, но полна решимости его провести. Было бы хуже, если бы Фрэнк ей нравился, хотя до последнего времени она его уважала. В некотором смысле она уважает его и сейчас. Он яростно предан своей работе и стремится добиться справедливости для женщины, которую он называет "бедной мисс Ивонн". Проблема в том, что его преданность перешла границу и превратилась во что-то иное.
Он улыбается ей, демонстрируя свои полуразрушенные зубы, которым действительно нужны коронки. Толстый треугольник его мыса вдовы взъерошен, как будто он проводил по нему рукой. Возможно, даже дёргал.
— Пройдём в мой так называемый люкс. Он не идеален, из него вид только на парковку, но соответствует своей цене.
Элла следует за ним. Она не понимает, зачем он создал такую сильную связь с Ивонн Уикер — или, возможно, с Дэнни Кофлином, — но знает, что это оказало давление на какую-то фундаментальную трещину в его личности. То, что раньше было трещиной, теперь стало расщелиной.
Он открывает дверь. Она входит первой и останавливается, осматривая маленькую квадратную гостиную люкса.
— Что с этими складными стульями?
— Ничего. Я просто... ничего.
Он подходит к двум стульям в гостиной и складывает их. Уходит в спальню и возвращается с ещё двумя. Прислоняет их к стене рядом с телевизором.
— Мне нужно вернуть их в бизнес-центр. Всё собирался. Хочешь газировку? В мини-баре её полно.
— Нет, спасибо.
— Это про Кофлина? Он где-то проговорился?
— Я с ним не разговаривала.
Жальбер нахмуривается.
— Я специально попросил тебя снова допросить его, Элла. — Затем хмурость проходит. — Это была Бекки? Подружка? Или её дочь! Она...
— Послушай, Фрэнк. Мне трудно это говорить, но ты должен отойти от этого дела. Это для начала.
Он смотрит на неё с недоумевающей улыбкой. Он не понимает, о чём она говорит.
— Потом тебе пора на пенсию. У тебя за плечами двадцать лет. Двадцать с лишним.
— Я не...
— И тебе нужна профессиональная помощь.
Недоумевающая улыбка не сходит с его лица.
— Ты несёшь чепуху, Элла. Я не собираюсь на пенсию. Даже не думаю об этом. Что я собираюсь сделать, что мы собираемся сделать, так это схватить Дэнни Кофлина и посадить его за решётку на всю оставшуюся жизнь.
Её удивляет его ярость, но позже она поймет, что ярость была в нём всегда.
— Ты ставишь под угрозу любой наш шанс выдвинуть против него обвинение! Ты выдал его имя газете "Плейнс Трут", Фрэнк!
Улыбка погасает.
— С чего ты взяла эту безумную идею?
— Это не безумие, это факт. Ты выдал его и выдал себя своей привычкой считать. В конце сообщения, которое ты оставил, ты сказал пятнадцать. Это не имело никакого отношения ни к чему... кроме того, что если сложить количество вариантов в меню от одного до пяти, то получится пятнадцать.
Теперь улыбка окончательно пропадает.
— И на основании одного числа ты приходишь к выводу, что я...
— Иногда случайное число вылетает у тебя изо рта — в половине случаев ты даже не осознаешь, что делаешь это. Так было на записи, которую Питер Андерссон мне проиграл. Я это услышала. Ты тоже можешь это послушать, если хочешь. Запись у меня на телефоне.
Его губы растягиваются в ухмылке, обнажая полуразрушенные зубы. "Он ими скрежещет", — думает она. — "Никаких сомнений".
— Я бы не хотел доносить на тебя за эти ложные обвинения, Элла. Ты была хорошей напарницей, о лучшей я и не мечтал. Но если ты будешь упорствовать, мне придется. Никак нельзя распознать тот голос, потому что он был изменен каким-то устройством.
— Да. Был. Но ты откуда это знаешь?
Он моргает, и возникает краткое замешательство. Затем он говорит:
— Потому что я спросил его. Андерссона. Я его допросил.
— Явно не тогда, когда я была с тобой.
— Нет, отсюда. По телефону.
— Он подтвердит это?
— Я подтверждаю это тебе прямо сейчас.
— Тем не менее, я спрошу его. Если придется. И мы оба знаем, что он ответит, не так ли?
Жальбер молчит. Он смотрит на нее, как на незнакомку. И, вероятно, именно это сейчас он чувствует.
Она указывает на стулья.
— Ты их считаешь? Или, быть может, расставляешь и считаешь шаги между ними?
— Думаю, тебе лучше уйти.
— Я вижу, как иногда шевелятся твои губы, когда ты считаешь. Для этой болезни даже есть название. Арифмомания.
— Убирайся. Думай над тем, что ты несёшь, и мы поговорим, когда ты... когда ты придёшь в себя.
Внезапно Дэвис чувствует чудовищную усталость. Ноги перестали держать. Кто бы мог подумать, насколько выматывающими могут быть такие конфликты? Она садится и кладет свою открытую сумку на маленький стол. Внутри неё находится телефон, который записывает этот разговор.
— Ты также подбросил наркотики в пикап Кофлина. Когда был в средней школе.
Он отшатывается, как будто она ударила его кулаком.
— Это возмутительное обвинение!
— Возмутительно то, что это сделал ты. Кофлин заподозрил что-то, когда мальчишка, который с ним работает, увидел, как ты припарковался сзади, а не на парковке для сотрудников. Кофлин обыскал свою машину, нашел наркотики и передал их мне.
— Что? Когда?
— Я встретилась с ним в кофейне в Грейт-Бенде после совещания, на котором он бросил нам вызов арестовать его. Что мы тогда не могли сделать и не можем сейчас, как ты, уверена, сам выяснил в Уичито.
— Он лжёт! И ты действовала у меня за спиной! Спасибо, напарница!
Она заливается краской. Ничего не может с собой поделать.
Жальбер проводит руками по своей редеющей шевелюре.
— Если в его машине были наркотики, значит, он сам их туда подбросил. Он хитёр, о, ещё как хитёр. И ты в самом деле поверила в его россказни? — Жальбер качает головой. Его тон полон жалости, но в его глазах она видит неприкрытую ярость. "Будь осторожна с этим человеком", — думает она, — "Дэнни был прав на этот счёт".
— Я и не предполагал, что ты такая доверчивая, Элла. Неужели он убедил тебя в своей истории со сном? Ты на чьей стороне сейчас? На его?
— Я говорила с патрульным Кальтеном.
Жальбер застывает.
— Кофлин увидел его бейдж. Я позвонила Кальтену и сказала, что знаю, кто подбросил наркотики и подстроил обыск. Сказала, что сохраню его участие в тайне, если он расскажет, какую роль в этом спектакле он играл. Он всё рассказал.
Жальбер отходит к окну, смотрит на улицу, затем возвращается к ней.
— Я не хотел засадить его за наркотики. Я хотел засадить его за мисс Ивонн. Я хотел его запереть, чтобы закрутить гайки. Где сейчас наркотики?
— В надежном месте. — Последний его вопрос немного пугает её. Она не верит, что Фрэнк убьёт её, но он определенно не в порядке. В этом нет сомнений.
Он снова подходит к окну и снова возвращается. Его губы шевелятся. Он считает. Осознаёт ли он, что делает? Она так не думает.
— Он убил её. Изнасиловал и убил. Кофлин. Ты знаешь, что он это сделал.