– Один наказал нас, забрав нашего мальчика, но Фрея, смилостивилась, и послала нам этого младенца. Прошу, прими его. Мы воспитаем его, как своего, и никто никогда не узнает, что он не наш.
Франмар бросил суровый взгляд на старшего сына, держащего новорожденного. Бьёрг, неопределенно пожал плечами, а затем утвердительно кивнул.
– А что ты скажешь, Асмуд? – поинтересовался он мнением младшего.
– Еще один меч в семье, только польза.
Бьерг подошел к креслу, где восседал отец, и положил ребенка на пол. Младенец, почувствовав холод, сначала закряхтел, а потом большая зала заполнилась пронзительным и даже где-то неистовым криком. Женщина дернулась к ребенку, но сильная мужская рука мужа придержала ее. Никто не смел поднять его до тех пор, пока отец не решит, принять его в семейство или нет.
– Господин! – громко, чтобы перекричать младенца, обратился к Франмару Торбрант. – А если этот ребенок брошен, потому что его рождению предшествовали вещие сны и предсказания, предвещавшие несчастья и беды, которые придут в семью с новорожденным.
Рот ярла скривился на левую сторону, левый глаз прищурился, и, ухмыльнувшись, он произнес:
– Так не в нашу же семью, а в ту, в которой он родился.
Это могло означать только одно – ярл Франмар Храп был готов принять этого горлопана в семью.
Бьерг быстро подошел к орущему и, взяв его на руки, поднес к отцу. А Асмуд, схватив со стола рог для медовухи, побежал к кадке за водой.
Тем временем ребенок, пригревшийся на могучей мужской груди, замолчал и смотрел на ярла своими круглыми, со слегка вздернутыми уголками глазами. Ярлу показалось, что они будто внимательно изучают его. Франмар улыбнулся и поиграл пальцами перед лицом ребенка, который попытался схватить их своими маленькими ладошками.
– Да ты сильный и дерзкий, однако, – засмеялся он.
Асмуд поднес отцу принесенную воду. Ярл вытащил малыша из плаща и поднялся на ноги. Спустившись по ступенькам вниз, он взял из рук сына рог и облил младенца со словами:
– Я нарекаю тебя Свен28. Это имя даст тебе силу и мужество. А Боги помогут тебе в твоих поисках и стремлениях.
Обряд посвящения ребенка богам свершился, и с этого момента Свен Франмарсон, вступив в родство, стал полноправным членом семьи.
Ярл передал ребенка жене, и Тора, прижав его к груди, поспешно удалилась в господскую спальню.
На утро следующего дня по случаю рождения третьего сына ярла был зарезан трехлетний вол для застолья. Из кожи правой ноги животного сшили сапог, который позднее во время пира был поставлен в центр зала. Сперва хозяин, потом все его домашние по очереди ставили в него правую ногу. И, наконец, Тора принесла новорожденного Свена и засунула его ножки в огромный сапог, тем самым подтверждая, что ребенок стал полноправным членом семьи.
1.4
Рагна наведывалась в крепость каждый день, чтобы разузнать что-то о своем малыше. Забрал ли кто-то его на воспитание? Сжалился ли кто-то над младенцем или его Хель29 забрала в свои владения? Но никто ничего не слышал про подкидыша. Никому даже в голову не пришло подумать, что Свен не сын ярла. Все в Альдейгъюборге видели, как последние месяцы брюхо лезло на нос у жены господина.
После месяца тщетных поисков Рагна, потеряв надежду что-либо узнать о сыне, стала все реже и реже появляться в крепости…
Приближался Йоль.30 Инга принесла дубовое полено, сказав, что это подарок от самого ярла Франмара. Установила его в камине, полила элем, посыпала мукой и подожгла. Подруги сидели напротив огня, рассказывая о своих бедах и несчастьях, чтобы все они сгорели в магическом зимнем пламени дотла. Полено нового Йоля горело всю ночь и тлело последующие двенадцать Йольских суток.
В последний день зимнего солнцестояния, в «День судьбы» Инга сообщила, что она в тяжести31, утаив имя отца ребенка. Рагна не осудила подругу, а даже обрадовалась, что родившееся летом дитя поможет ей забыть все то, что с ней произошло за последние месяцы.
Женщины решили не ходить в крепость на празднование, а умилостивить богов, которые в эти магические ночи вершили их судьбы, у себя во дворе.
– Знаешь, – начала Инга, ловко орудуя ножом, снимая кожу в овцы, – каждый праздник я делаю жертвоприношения богам, а они не сильно жалуют меня. Может, этот Йоль изменит что-то? – Она вопросительно посмотрела на подругу.
– Может, – неопределенно пожав плечами, ответила Рагна.
– Тогда надо изменить и жертвоприношение.
Инга рассмеялась, увидев удивленные и даже испуганные глаза подруги.
– Мясо сожжём частично. Богам достанется дым, а нам – мясо. Им-то какая разница, они все равно ни пепел не едят, ни мясо.
– Ты с ума сошла! – воскликнула Рагна. – Боги нас покарают.
– Да куда уж больше? А так хоть еды будет вдоволь.
… Зима выдалась долгая, тёмная и суровая. Но женщины не страдали от нехватки пищи. Они достаточно насушили трески и закоптили мяса. По осени все шло про запас на зиму – головы овец, бараньи яйца, вымя и желе из копыт. Достаточно было у них и вареного мяса, хранящегося в кислой сыворотке.
От недостатка пищи корова зимой не доилась, но женщины с удовольствием поедали молочный скир32, заготовленный впрок и находящийся в огромных деревянных катках, зарытых в землю.
Наконец, снег понемногу начал таять, и кое-где появились первые проблески зелени. Подснежники, первоцветы и другие весенние цветы из-под снега тянули вверх свои головки, все больше и больше открывая свои венчики теплым лучам солнца.
… Наступило лето, вея холодом, в напоминание о короткой весне. Инга, изрядно растолстев, возвращалась из леса, широко расставляя ноги и слегка переваливаясь с одной ноги на другую. В корзине у нее было множество трав. Женщина хотела успеть их собрать до цветения и до своего разрешения от бремени. Оставалось каких-то несколько дней до дня летнего солнцестояния. Именно в эти дни травы наполнялись соками и энергией земли, и именно об этих днях ей поведала финская ведунья, к которой Инга наведалась после таянья снегов.
Несмотря на то, что это были не первые роды и она знала, как это происходит, она сильно волновалась. Её даже обуял какой-то первобытный, животный страх, словно ей придется шагнуть в какую-то неизвестную бездну. Женщина хотела как можно скорее избавиться от этого огромного живота, мешающего нормально двигаться и нормально дышать. Она чувствовала себя необъятной, неповоротливой коровой, у которой только и забот, что жевать и жевать.
На следующий день Инга проснулась рано и тихо, чтобы не разбудить спящую Рагну, вышла во двор. Было светло, но в небе всё ещё висела бледная луна. Женщину поразила звенящая тишина вокруг, казалось, что даже воздух застыл. Ни малейший шорох не нарушал торжественного безмолвия белой ночи. И тут до Инги стало доходить, что и ребенок в её чреве словно застыл. Она утерла рукавом выступивший от страха пот на лбу. Ее ноги слегка подкосились, а лицо скривилось от внезапно вступившего ноющего потягивания в пояснице.
«Права была старая финка. Ребенок родится во время Лита33», – промелькнула мысль в затуманенной от боли голове женщины.
Инга поспешила вернуться в дом. Она ходила взад-вперед, стараясь не думать о боли. Женщина прикидывала в голове, каким будет её дитя, рожденное сегодня, в день летнего солнцестояния. В это могущественное время, когда границы между человеческим миром и миром богов становятся тонкими.
Она услышала, как Рагна окликнула ее.
– Началось! – вымученно выдавила Инга, положив руки на низ спины. – Я назову его Фрей.