Надеюсь, ты не против того, что я посматриваю на женщин. Я хочу сохранять благородство в отношениях с прекрасным полом, а потому стараюсь быть откровенным.

Мои пустые разговоры безобидны и больше похожи на комедию, чем на романтические приключения. О чем ты со временем узнаешь».

Я оторвался от письма, услышав на набережной стук каблуков, и увидел темноволосую молодую женщину изумительной красоты, шедшую с корзинкой турнепса на плече. Яркие пучки зелени колыхались у нее за головой, словно солдатский плюмаж. Она встретилась со мной взглядом и некоторое время не отводила глаз, потом отвернулась и зашагала дальше. Я посчитал несправедливым, что столь прекрасная женщина носит тяжести, и быстро уложил письменные принадлежности в картонную коробку, намереваясь помочь ей донести турнепс, но тут увидел, что вслед за ней идет лорд Уттербак.

Одежда Уттербака соответствовала его положению – ярко-синий и желтый цвета, розовые галуны, изысканный орнамент, вышивка и белевшая в открытом вырезе камзола атласная рубашка. На бедре висела шпага с бронзовым эфесом, голову венчала шляпа с плюмажем и бриллиантовой булавкой. Во время путешествия я успел привыкнуть к тому, что Уттербак носил обычную скромную одежду, поэтому сейчас его парадный нарядный вид меня удивил.

Однако Уттербак не кичился своим статусом, не важничал в роскошных одеждах, а смотрел на дорогу, сложив обе руки за спиной, под накидкой, отороченной черными вороньими перьями.

Уттербак помедлил, словно обдумывая мысль, только что пришедшую ему в голову, потом поднял взгляд, и на его лице появилось легкое удивление, словно он только сейчас понял, где оказался. Потом он увидел меня и узнал.

Я подошел к нему с лицом уважительного придворного:

– Милорд.

Уттербак заморгал.

– У тебя ко мне поручение? – спросил он.

– Нет, милорд. Я сидел в таверне и писал письмо, когда увидел, как вы прошли мимо.

Пожалуй, лорд Уттербак обдумывал мои слова дольше, чем они того заслуживали, а затем задал вопрос, показавший, что его разум далек от причала, писем или таверн:

– Йомен Квиллифер, согласен ли ты с утверждением Эйдрича Паломника о том, что цель человека может быть найдена только при принятии Необходимости?

Я сильно удивился и смог ответить лишь после некоторых раздумий.

– Думаю, это сильно зависит от определения Необходимости и, вероятно, все как раз наоборот.

– Некоторые называют противоположность Свободой.

– Милорд, – сказал я, – мне будет трудно презирать Свободу.

– Пройдись со мной, – предложил Уттербак.

Я зашагал в компании с ним, и сын графа тут же вернулся к беспокоившей его проблеме.

– Сострадательный Паломник сказал: «Свобода – это иллюзия», – заметил Уттербак. – Первое движение привело к созданию мира, после чего оно вызвало к жизни новое движение – и так продолжалось до тех пор, пока не появились мы, в нас возникли принуждение и желание, а мир вокруг наполнился людьми, их стремлениями и прочими заботами, так что достичь свободы стало невозможно.

– И все же, – возразил я, – если я наклонюсь и подниму камень, а потом брошу его в реку, он полетит в воду. Камень не обладает свободой воли в данной ситуации, напротив, складывается впечатление, что он повинуется моей воле, так же, как плечо и рука.

Уттербак замедлил шаг, взял меня за руку и развернул к себе. Его карие глаза смотрели прямо в мои с расстояния нескольких дюймов.

– Ты желаешь женщин? – спросил он.

В голове у меня, возбужденно размахивая крыльями, заметались лихорадочные, дикие мысли, меня удивили смена темы и неожиданная близость графского сына. Ужасно захотелось сделать шаг назад, но я остался стоять на месте.

– Да, милорд, – сказал я.

– Как и я, – к моему облегчению ответил Уттербак. – Но вот что важно: желаем ли мы их по собственному выбору или в силу Необходимости, заложенной в нас природой? Возможно, путь к истинной Свободе состоит в отказе от желаний, присущих нам?

Я напялил маску невинного мальчика-хориста.

– Про себя могу сказать, – заявил я, – что следую заветам Паломника и не сопротивляюсь диктату Природы.

Уттербак улыбнулся и отпустил мою руку. Он снова зашагал по причалу, и я пошел за ним. Мысли у меня в голове смешались и пришли в беспорядок от дикости ситуации. За время путешествия лорд Уттербак произнес не больше дюжины фраз, обращаясь ко мне, а сейчас неожиданно готов обсуждать философские вопросы. Неужели именно эти идеи занимали лорда все время, проведенное в пути? Возможно, они помогали ему переносить общество Гриббинса?

– Необходимость сделала меня лордом, – сказал Уттербак. – У меня нет заслуг, делающих меня достойным сыном моего отца. Но являются ли сами лорды Необходимостью? И вызвано ли Необходимостью мое поведение лорда?

– Разве у вас не больше Свободы, чем у других? – осторожно начал я. – У вас есть богатство, вы приняты при дворе, вассалы и благородные родственники вас поддерживают, у вас имеются привилегии…

– Но в некоторых аспектах у меня меньше Свободы, чем у большинства. Я должен жениться на женщине, выбранной для меня отцом. Я могу посетить двор, но только тогда, когда меня отправит туда отец. Если я пойду на войну, то только с разрешения отца или вместе с ним. По выбору отца я поступлю на военную службу, чтобы во всем поддерживать его союзников и бороться с противниками. Даже друзей и врагов я не выбираю сам.

– Нет бесчестья в повиновении отцу. Таковы обычаи. А когда вы вступите в права наследства, то станете повиноваться только самому себе.

– О, тогда все будет еще хуже. – Уттербак рассмеялся. – Мне придется самому находить союзников и врагов. Придется искать способы усиления власти, стараться выгодно женить своих детей, чтобы получить преимущество, и изо всех сил стремиться упечь врагов за решетку или отправить на эшафот.

– Не могу поверить, что у вас нет иного выбора, – сказал я.

– В таком случае мы возвращаемся к исходному вопросу. Можно ли считать Необходимостью для лорда вести себя, как лорд?

Уттербак дошел до конца причала, где мощный деревянный причал слегка просел на древних сваях. Здесь стоял на якоре галеон «Неотразимый», и его полубак отбрасывал тень на пирс, а по трапу один за другим поднимались носильщики с припасами.

– Ты видел корабль Стейна? – спросил Уттербак.

– Я как раз писал о нем другу. У меня создалось впечатление, что он один способен прогнать корсаров от наших берегов.

– Только если вступит с ними в сражение, – сказал Уттербак.

Я удивился:

– А что еще он может сделать?

Уттербак провел пальцами по темной заостренной бородке, прищурился и взглянул на причал.

– Уже две недели как «Неотразимый» вернулся после путешествия на север с грузом древесины, смолы и скипидара. Восемь дней назад прибыл курьер от маркиза с приказом готовить корабль к боевым действиям. Ранее большие пушки унесли в трюм, чтобы освободить место для груза, а теперь все шестьдесят пушек потребовалось вернуть и разместить на трех палубах. На борт доставляют порох, ядра и другие припасы, кроме того, они вербуют способную сражаться команду… количеством не менее шестисот человек. Стейн рассчитывает выйти в море в течение следующей недели.

Я напряженно размышлял с той секунды, когда услышал цифру: восемь дней.

– Где находится поместье лорда Стейна? – спросил я.

– В Аллингхэме, в горах. Путь туда занимает всего четыре или пять дней в северо-западном направлении.

– Значит, – медленно проговорил я, – он отдал приказ готовить корабль к войне до того, как узнал о нападении на Этельбайт.

Легкая улыбка тронула уголки губ Уттербака.

– Именно.

– А он мог знать заранее, что корсары нападут на наш город?

Уттербак пожал плечами.

– Сомневаюсь, что они сообщили ему о своих планах, – сказал он.

– Быть может, он нанял прорицателя? – предположил я.

– И попросил его обратить особенное внимание на океан в надежде, что флот корсаров прибудет к нашим берегам впервые на памяти целого поколения? Полагаю, Стейна, живущего высоко в горах, не особенно заботит безопасность побережья.