Черкашин жестом пригласил девушку в дом.

…Зоя сидела на табурете и покорно ждала. Румянец все еще горел на ее лице.

Черкашин сел напротив девушки на второй табурет.

— Я слушаю.

— Мне сказали, что вы против моего переезда в другую группу, — вызывающим, высоким голосом произнесла Зоя.

— Не точно передали, — поправил Черкашин. — Я хотел узнать причину переезда. И меня удивило, но может быть, я ошибаюсь, безучастное отношение к этому ваших товарищей.

— А разве просто так, без всякой причины, нельзя переехать? — с вызовом и даже нотками недружелюбия спросила Зоя.

— Какая-то причина есть.

— А если ее все же нет?

— Точнее, не считаете нужным доверить мне?

— Может быть…

— А мне важно знать. Это не праздное любопытство. Я старше вас и отвечаю за всех людей. Я не могу так отнестись к переходу людей из группы в группу. Почему вы хотите уйти отсюда?

Зоя молча всматривалась в лицо Черкашина, словно решая, достоин ли этот человек ее полного доверия.

— Хорошо, — тихо произнесла она, опустив глаза, и ее рука нервно затеребила край скатерти. — Вы узнаете… Меня оскорбил один человек, очень сильно, напрасно. Поэтому я должна уехать.

Черкашин ждал дальнейшего рассказа.

Зоя подняла лицо, оно казалось спокойным, и Черкашин подивился выдержке этой молодой женщины.

— Это все, что я могла сказать вам. Теперь вы переведете меня?

— Да, — поспешно заверил Черкашин. — Куда вы хотите переехать?

— В любое место.

— Дайте мне небольшой срок. Скажем, пять дней.

— Хорошо.

Зоя быстро встала, поднялся и Черкашин.

— Ух, все! — с таким искренним облегчением вырвалось у девушки, что этими двумя словами она разом разрушила сухость и сдержанность встречи. — Я так рада! — Зоя теперь открыто и доверчиво смотрела на Черкашина.

Он дружески улыбнулся.

— Вы садитесь, — пригласил Черкашин, и девушка послушалась. — Ну, на чистоту, с полным доверием. Трудно вам тут? Заехали далеко от дома. А тут живется без особых удобств, да и ребята, верно, не всегда бывают деликатны.

— Что вы! — с какой-то даже обидой воскликнула Зоя и милым жестом, защищая товарищей от несправедливости, протянула руку. — Тут все очень хорошие, и живем мы дружно. Вот, знаете, когда еще сюда ехали на пароходе, очень боялась за Сережу Старовойтова. Каким-то нерешительным он казался, нетвердым. А он — такой энергичный, беспокойный…

«Это не он», — почему-то с облегчением подумал Черкашин.

Зоя обвела глазами комнату, как будто только сейчас вошла в нее, и взор ее остановился на тумбочке, где лежали книги. Черкашин перехватил жадно загоревшийся взгляд и тотчас снял с тумбочки книги.

— Это все новинки, — сказал он, протягивая книги. — Здесь с книгами плохо?

— Очень… Библиотека у рыбаков маленькая. Они и газеты только на десятый день получают.

Теперь они болтали, как собеседники, которым приятно скоротать время. С доверием Зоя рассказывала о жизни геодезистов, и Черкашин все думал, кто же и чем мог обидеть эту хорошую девушку и как глубока эта ее душевная, может быть, первая в жизни, рана.

Зоя взглянула в темное окно и поднялась, заторопилась.

— Возьмите, читайте, — предложил книги Черкашин.

Девушка не стала отказываться.

— Через пять дней вы мне скажете, куда ехать? — напомнила Зоя, и лицо ее опять стало сердитым.

— Через пять дней — не позже.

Черкашин проводил Зою до крыльца и с полчаса постоял на улице. Над Байкалом опустилась тихая ночь. Звезды густо усыпали небо. Вода была светлее неба, и далеко-далеко виднелись черные точки рыбачьих лодок и сигнальные огоньки.

На следующий день звучный голос Черкашина слышали во всех геодезических группах. Этот высокий пожилой начальник партии, меченный шрамами и пулевыми ранениями, о которых все уже знали от Сережи Старовойтова, оказался неутомимым в ходьбе и равнодушным к жаре. Он ничего не пропускал, интересовался всеми мелочами, принимая близко к сердцу даже самые пустячные дела. Начальник всем понравился.

Геодезисты группы, в которой находились Зоя Барышева и Сережа Старовойтов, отдыхали в тени под сосной на плотной, словно вощеной подстилке опавшей хвои. Сосна одиноко стояла под раскаленным небом среди желтых сыпучих песков. Опавшие шишки камушками чернели кругом.

Зоя поднялась и, отряхивая с платья приставшие иголки, как старому знакомому, протянула руку Черкашину и радостно произнесла:

— Здравствуйте, Василий Иванович!

Голубенький платок она повязала большим узлом под подбородком, и лицо ее было лукавым, как у сельской девушки, знающей, что она хороша.

Сережа Старовойтов удивленно смотрел на них: где и когда начальник партии и Зоя успели познакомиться?

— Приятного аппетита, — пожелал всем Черкашин.

— Милости просим, — ото всех пригласил Сережа и подвинулся, давая Черкашину место у разостланной на земле газеты, заменявшей им стол.

Черкашин присел. Он оглядел кряжистый перекрученный ствол сосны, с множеством корявых веток, как бы обрубленных с одной стороны. Экий силач! Как, должно быть, его крутили ветры, но ничего не могли с ним поделать. Устоял, старик! Черкашин вспомнил, что кто-то такую форму кроны, созданной ветрами, называл флаговой, и подивился меткости выражения.

— Крепкий старик! — показал он на дерево.

— Байкальской породы, — хвастливо отозвался Сережа.

Заговорили о богатстве байкальской природы, о силе приспособляемости к суровому климату. Черкашин слушал с интересом, по привычке чуть склонив голову, вглядываясь в каждого человека.

— Тут даже эдельвейсы растут, — сообщила Зоя.

— Эдельвейсы? — удивился Черкашин, хотя и не знал, почему бы им тут и не расти.

— Хотите посмотреть? — спросила Зоя. — Его мои хозяева нашли. Приходите, — и она назвала свой адрес.

С увлечением рассказывала Зоя об этом редком цветке высокогорных альпийских лугов. Черкашин всматривался в Зою. Она ли, такая неспокойная и встревоженная, была у него вчера? Что же такое могло случиться у девушки?

Черкашин опять подумал, как непохожа эта Зоя на ту, что приходила вчера.

— Вернулся наш беспутный помощник капитана? — вспомнил он.

— Завтра ждем, — равнодушно сообщил Старовойтов.

Черкашин удивился внезапной перемене в Зое. Лицо ее потемнело, как будто на него упала тень тучи. Она поднялась с земли и отошла в сторону.

— Сережа! — каким-то сдавленным голосом издали позвала Зоя. — Пора…

Геодезисты встали. Час отдыха закончился.

Черкашин направился в следующую группу. Песок был так горяч, что обжигал ступни даже сквозь кожаные подошвы туфель.

Вечером Черкашин воспользовался Зоиным приглашением.

На пороге квартиры его встретил высокий, худой седовласый Алексей Александрович. На вешалке виднелась белая, чуть порыжелая фуражка с «крабом» — свидетельство связи хозяина с флотом: Алексей Александрович служил механиком на рыбозаводе. Одну из стен занимала большая медвежья шкура, рядом висело охотничье ружье. Жена, маленькая и рыхлая женщина на коротких ногах, принялась ухаживать за гостем. На стол подали отлично, сваренный крепкий кофе и несколько сортов печенья собственной кухни. Старики наивно и старомодно предупредительно относились друг к другу. Зою эта пара любила, ее звали только Зоинькой.

Гостю показали не только эдельвейс — скромный цветок из породы бессмертников, но и байкальскую удивительную губку, похожую на оленьи рога, высушенных бычков — ширококрылок, с большими, как у бабочек крыльями, прозрачными плавниками, обломки пестрых камушков драгоценных пород, найденные в песке на берегу, образцы красящих глин.

У стариков в запасе оказалось множество рассказов о своеобразии жизни края, всяких примечательных историй. Перед Черкашиным словно перелистывали страницы занимательной книги.

Зоя весь вечер сидела молчаливая и грустная, избегала участия в разговоре. Старики, видно, что-то знали и не трогали ее.

В конце вечера хозяин и гость сыграли в шахматы Черкашин ушел довольный: он любил такие знакомства.