Не успели они скрыться, как на мосту, со стороны города, появился Василий Михайлович Пророков, заведующий отделом народного образования, рослый мужчина, в теплой ватной куртке, высоких охотничьих сапогах, с ружьем за плечами, перепоясанный патронташем. Впереди него бежала лайка.

Василий Михайлович остановился и поздоровался.

— Не вернулся Афанасий Семенович? — спросил он.

— Жду. Пора бы ему.

— Говорят, Котва сильно разлилась. В Крутом мост снесло. Мои учителя на совещание не смогли проехать. Вот и воспользовался свободным временем, решил тайгой себя побаловать.

— Что же, ни пуха вам, ни пера.

— Спасибо… Твердо решили уезжать?

— Да, готовимся в дальний путь.

— Правильно. Послужили Северу. Позовите на отвальную чарку. Хорошими соседями были.

— Как можно, Василий Михайлович, обязательно. Но столько с этим переездом забот! Сегодня Барсик расстроил. Что с ним делать?

— Да мне оставьте. Прокормится лишняя собака у охотника.

— Правда, возьмете? Вот спасибо…

Они вместе перешли мост и попрощались. Марья Васильевна свернула на береговую щебенистую тропку.

Сначала тропка вилась вдоль высокого берега, потом подымалась в гору и исчезала в густой тайге. Марья Васильевна хорошо знала и любила эту дорожку к старому кирпичному заводу. С мужем они часто гуляли здесь.

Деревьям тут было тесновато — так много их росло. Стояли высокие и прямые, как свечи, лиственницы с нежной зеленью мягкой хвои. Несколько кедров держалось обособленной группой, сомкнув в большой шатер свои густые кроны. Между мачтовыми соснами густо росли елки, опустив до самой земли зеленые лапы. Ближе к берегу, среди белых камней и зеленоватых от моха острых каменных гребешков, раскинулись кусты черемухи и шиповника. На самой круче приютилась высокая рябинка.

Марья Васильевна подошла к каменному обрыву и села на пенек. Внизу шумела река, от заплотицы доносились звонкие ребячьи голоса. Сверкала на солнце мелкая галька. Краски: белая — обрывистого берега, зеленая — прибрежных трав, красная — леса и голубая — неба — создавали такое разнообразие оттенков, что можно было долго сидеть, бездумно отдыхая, и любоваться.

На противоположном берегу на покатой возвышенности виднелся город, нарядный, веселый. Ближе всех к реке протянулась улица деревянных одноэтажных домиков. За улицей вставали новые кварталы каменных двух- и трехэтажных домов с балконами, большой Дворец культуры, больница, школа. А еще дальше — недостроенные каменные коробки нового квартала. Над ними повертывалась стрела крана. На лесах виднелись люди. Левее блестел шпиль нового вокзала. Шахты расположились в стороне.

Вот как вырос город! А пятнадцать лет назад, когда они приехали, стояла только одна улица деревянных домов таежного села с церковью, тоже деревянной, на площади. Им тогда долго пришлось искать подходящую квартиру. Даже почты не было в этом селе. А теперь на всех картах можно прочитать название нового города.

Тогда к ним «на огонек» заходили по вечерам в гости геологи и рассказывали новости, мечтали о будущем. На их глазах сюда подтянули железную дорогу и начали добывать руду. Теперь тут три рудника, два закладываются. Говорят, что через пять лет население города удвоится. Строятся новые школы, жилые дома. Растет и растет город…

Марья Васильевна в этот день испытывала особый душевный покой. Вот только сообщение Василия Михайловича о разливе Котвы немного встревожило ее. Она привыкла к продолжительным отлучкам мужа в любое время года, в любую погоду, и была уверена, что с ним ничего не случится. Досадно, если он еще задержится. Многие дела, связанные с переездом, ей придется решать одной.

Не верилось, что через месяц их здесь не будет. Без них в сентябре отпразднуют открытие красивого вокзала железной дороги. Интересно, кто будет открывать митинг? Секретарь горкома Николай Иванович Веретенников или председатель горисполкома Дмитрий Иванович Коршунов? Годовщину Октября они будут встречать уже на новом месте. Здесь муле обычно сидел в президиуме, а Марья Васильевна в зале, заняв для него место, чтобы во время концерта быть вместе.

Вот и уедут они из города, в котором так незаметно прожили пятнадцать лет, где родились и выросли их дети. Ехали на три года, да так и застряли.

В конце третьего года пребывания их на Севере Марья Васильевна начала собираться в обратную дорогу. Ей хотелось вернуться в родной город в низовьях Камы. Легче жить рядом с родственниками. Но муж убедил ее остаться еще на год. Ему хотелось пожить немного в этих таежных местах. Да и есть ли смысл трогаться, когда зима на носу? Марья Васильевна, подумав, согласилась.

А там и пошло: с весны начинались сборы, а осенью отъезд откладывали еще на год.

Вот так и пролетели эти годы. Обоим теперь уже за сорок. Марье Васильевне казалось, что она очень постарела. Ее уверяли, что она хорошо сохранилась для своего возраста, но в самих заверениях этих было признание годов. Женщины сильнее чувствуют ход времени.

Муж полюбил летние поездки по тайге, исчезал на два-три месяца. Так продолжается до сих пор. Едет в любую погоду, все ему нипочем. Марья Васильевна не очень одобряла этого увлечения. В прошлом он был обязан совершать поездки по отдаленным местам, так как был единственным врачом на всю округу. Теперь в городе большая больница, с солидным штатом. Муж заведует одним из отделений. В тайгу могли бы выезжать и более молодые врачи. Но муж и разговоров об этом не допускает. Отправляясь в последнюю поездку, он сказал:

— Поеду проститься с тайгой, ведь привык к ней, со всеми знакомыми… Может быть, больше и не придется побывать…

Подходя к дому, Марья Васильевна увидела Барсика. Он ждал у ворот. Значит, кто-то посторонний в доме, и Марья Васильевна ускорила шаги.

Барсик, виляя хвостом, вошел во двор, поднялся на крылечко и улегся у перил на солнышке.

В комнате сидел геолог Константин Сергеевич Смыслов. По сумрачному загорелому лицу Константина Сергеевича Марья Васильевна догадалась, что он явился не с добрыми вестями.

Смыслов поднялся навстречу Марье Васильевне.

— Только не волнуйтесь, Марья Васильевна, — неловко начал он. — Ничего страшного. Видите ли…

— Что? Скорее!.. Что случилось? — спросила Марья Васильевна, схватившись за спинку стула. Сердце часто забилось, и вся комната тихо закружилась перед ней, она с трудом различила лицо Смыслова.

— Афанасия Семеновича привезли… В тайге подобрали. Очень болен, сейчас в больнице.

— Что с ним? Скажите правду!

— Говорят, простудился.

— Вот так и знала… Так и знала, — растерянно повторяла Марья Васильевна. — И почему в больницу, а не домой?

Геолог только руками развел.

— Проводите меня, — попросила его Марья Васильевна.

Афанасий Семенович лежал в дальней отдельной палате. Марью Васильевну тотчас провели к нему. Она не сразу узнала мужа: таким желтым и осунувшимся стало его лицо. Слышалось затрудненное дыхание. Открыв глаза, Афанасий Семенович попытался улыбнуться и приподнять голову.

— Лежи, лежи, — овладев собой, спокойно и властно сказала Марья Васильевна.

— Что дома? — спросил тихо Афанасий Семенович.

— Все хорошо… Ах, зачем ты поехал, — невольно вырвалось у нее. — Говорила…

— Да, Машенька, — виноватым шопотом ответил он.

Афанасий Семенович уехал, как он всем говорил, прощаться с тайгой. Поездка выдалась очень тяжелая. Там, где обычно летом проходили пешком, теперь доктор с трудом пробирался на лошади. Земля густо напиталась водой, а дожди все лили и лили. За три недели не выдалось ни одного сухого дня.

Все же Афанасий Семенович выполнил намеченный план. Он побывал в трех геологических партиях, пробрался к изыскателям железной дороги, на отдаленном золотом прииске, в таежных небольших селах. Оставалось только навестить на лесном кордоне старого приятеля — охотника, у которого заболела старшая дочь, — и тогда можно повернуть назад.

Афанасий Семенович был доволен этой поездкой, он с удовольствием думал о том, что скоро вернется домой. Приедет, вымоется, наденет свежее белье и выйдет к чаю. За столом, возле большого самовара, соберется вся семья. Расскажет он ребятам, что ему пришлось увидеть в тайге, выложит он перед ними всякие образцы руд, таежные редкости. Потом он уйдет к себе в комнату и займется разбором накопившихся писем, газет, журналов.