Посередине стояло два стола. Один был среднего размера, а второй чуть поменьше и на нем были какие-то, раскатки теста, тазики, накрытые тряпочками, и т.д. А средний стол видимо использовали для кормления персонала. Интересно, а столовая тут есть? Я сейчас ем в своей комнате, но, может, полагается куда-то спускаться. Хотя желания сидеть одной за огромным столом не было, а персонал навряд ли ко мне присоединиться.

В очередной подход Любавы к печи, я аккуратно вошла и посмотрела, что же она там готовит. Судя по аромату, это была выпечка, и я не ошиблась. Это были сахарные булочки. Рот наполнился слюной, и я ей чуть ни подавилась.

Любава обернулась на звук и проворно закрыла собой окошко печи. Это что же от меня булочки прячут? Стало как-то неприятно. Лицо у женщины было добрым открытым, большие круглые голубые глаза, прямой нос, пухлые губы, и такие же пухлые красные щечки. Я не могла сказать, сколько ей лет, но и выглядела она младше меня.

– Госпожа, что же вы? Я сейчас все сделаю и принесу вам завтрак, не беспокойтесь. – Я-то и не беспокоилась, а лишь хотела знать, что же мне подадут сегодня.

– Я здесь подожду, – и села за больший стол, пристально глядя за Любавой.

Она нервничала и, казалось, раскраснелась еще больше. Но поняв, что я никуда не уйду, быстро достала заслон и закрыла печь. Потом добежала до ящичка, достала оттуда какой-то мешочек и засыпала в кастрюлю, стоящую на плите, что-то до боли напоминающее овсянку….. Тут же на плиту поставили чайник и залили туда воду из глиняного кувшина, при этом приговаривая:

– Сейчас, сейчас, госпожа, я уж водичку-то с утра грею, чтобы вам сразу овсяночку вашу сделать, и чаечек сейчас будет. Зеленый как вы любите, пять минут и все будет готово.

Я сидела и не могла понять, это тонкое издевательство или что? В печи стоят сахарные булочки, а я должна давиться овсянкой? Может у меня диета, диабет или проблемы с ЖКТ? Я наблюдала за Любавой искоса, она явно нервничала, и часто посматривала на печь, но как будто боялась ее при мне открыть. Что-то здесь не так.

–А чем это у нас так приятно пахнет? – решила я уточнить.

– Дык это… – Любава аж подвисла от моего вопроса. Все интереснее и интереснее, – ванильный сахар я купила, мужичкам нашим в чай добавлять.

– А они почувствуют разницу? – Удивилась я.

– Герарх почувствует, у него очень тонкий вкус, Ритка сама меня просила. – Любава уже начала и передник мять, посматривая на печь. – А кашка ваша уже готова. Сейчас все на поднос поставлю, чайку налью и вам все принесу, госпожа.

– Я здесь поем, – Любава чуть чашку не выронила, как услышала. Не радовала их старушка своим посещением, ох не радовала, – а что это у тебя в печи такое готовится, не подгорает?

Чашка все-таки выпала из ее рук и разбилась, я услышала всхлипы.

– Любава, да что вы, ну разбилась и разбилась.

– Простите, простите… – слышалось сквозь сдавленные всхлипы, – они так просили, я не могла отказать, мы же люди простые этих диет не знаем, нам же, чтобы повкуснее и наваристее…

– Кто просил и что просил?

– Ой, да никто не просил, что это я, это сама я все, меня и увольняйте.

Я определенно, чего-то не понимаю.

– Любава, если вы сейчас все скажите как есть, то я не буду вас увольнять.

Ко мне развернулась заплаканная Любава, подошла к печке и вытащила оттуда сильно зарумянившиеся сахарные булочки, как будто это все объясняло, но я так и не поняла.

– Любава, я сказала все рассказать.

Всхлипнув, она тяжело вздохнула и села за стол.

– Вы хотели, чтобы мы все здоровые были. Чтобы вместе с вами приобщались к правильному питанию. Но мы не могли, и вы разрешили тогда и сахарку добавлять и молочка, и свининку изредка мужичкам подавать. Все-таки работа-то у них не легкая, да и женщины наши за день так набегаются, что им ваши овощные и рыбные запеканки не помогают силы восстанавливать. Ну и стала я по чуть-чуть их баловать помимо ваших распоряжений, то булочки, то пирожки, то пельмешки, – взгляд мой упал на столик, где все было подготовлено и для пирожков, и для пельмешек. – Вы же все равно едите отдельно, к нам не спускаетесь.

Она промокнула лицом передником.

– Вы не подумайте, вашу диету я строго блюду. Овсянку вам каждый день варю на воде без соли и сахара, – это я уж заметила. – Чай только с ваших плантаций высокогорный зеленый завариваю, только из этих верхних, как их, типсов растений. Запеканки на обед только из рыбы или индейки. Ну туда уж вы соли сами разрешили немного добавлять. Картошечку вчера вам подала только, чтоб сил вам побольше после болезни прибавилось, а с сегодняшнего дня буду вам только гречку подавать. – Тут я готова была заплакать. – Вы уж меня не увольняйте, вычтете из жалованья. Я готова несколько месяцев бесплатно поработать. И всем нашим скажу, что хотят они изысков есть, пусть в таверну ходят. – Любава все не умолкала, и мне уже становилось страшно до чего это дойдет.

– Не стоит так жертвовать, оставляйте свои булочки и пирожки, – я тяжело вздохнула, и пыталась сделать скорбный вид, – я решила пересмотреть свою диету, как видите, не помогла она от болезни, да и кто знает, сколько мне осталось….

– И то верно, хоть поживете хорошо, – Любава обрадовалась как маленький ребенок.

– Давай сюда свои булочки, но с моим любимым чаем, – чай действительно был неплох.

Любава подошла к плите и вспомнила про разбитую чашку, вновь приняла печальный вид.

– Я все оплачу, госпожа, обязательно куплю вам такой же сервиз, у меня есть накопления.

– Не надо, это думаю не последняя чашка в нашем доме, да и говорят на счастье.

– Что на счастье?

– Случайно разбитая посуда, ты не знала? – Еще не хватало лишать женщину накоплений из-за какой-то чашки, кто знает, сколько может стоить этот сервиз.

Завтрак с булочкой вышел куда веселее, чем с овсянкой. Любава мне также поставила тарелку рисовой каши на молоке, которую готовила для всех, и день заиграл новыми красками.

Несмотря на проведенное утро с Любавой, я так и не нашла способа спросить ее о жизни прежней хозяйки этого тела.

Выйдя обратно в банкетный зал, мой выбор остановился на двери, которая находилась отдалённее всего. Так как из двери напротив вышел немного заспанный Герарх, я решила, что там находится мужское крыло. Под его удивленным взглядом я пожелала ему доброго утра и решительно двинулась на выход. Хорошо, что это оказался выход, правда, не на улицу, а в нечто вроде прихожей. Опять же с несколькими дверьми, я решительно продвинулась к противоположной двери, желая, чтобы они уже, наконец, закончились. И передо мной раскинулась дорога из брусчатки, выложенная причудливым орнаментом. По ее краям шли обыкновенные клумбы с цветами, посреди которых виднелись цветы из кристаллов. Дорога, выложенная брусчаткой, уходила вдаль, заканчиваясь коваными воротами. Желания туда идти у меня пока не было. Мне было достаточно свежего воздуха и территории поместья. Мало ли какие нравы за пределами этих ворот.

На улице оказалось зябко, было раннее утро. И мне пришлось вернуться в дом. В комнату подниматься не хотелось, да и не видела я там верхней одежды. В прихожей я заглянула в шкафы. Лишь два были заняты. В одном находилась достаточна простая одежда, несколько пальто и самых обычных платков. Во втором шкафу были более дорогие наряды. Глубокие цвета, интересные узоры, сложные фасоны. Воротники и капюшоны были оторочены мехом. Присутствовала и шуба. Но все казалось чересчур теплым или неуместным для недолгой прогулки. На полочке лежало несколько платков и палантинов. Найдя самый длинный, я укуталась в него. Материал был очень мягким и приятным, кашемир или ангора, а может и то и другое, переплетались в дивном узоре, создающим пейзаж аллеи с фонарями, лавочками и фонтаном. Но главное он были потрясающе теплым.

Вновь выйдя, я надеялась лишь на то, чтобы мне хватило сил на осмотр намеченного. Вспомнив про укрепляющий отвар, я сделала глоток и через некоторое время заметила явный прилив энергии. Может, конечно, и свежий воздух благотворно подействовал на организм.