Служанок я попросила подождать за дверью, пока позову, чтобы не смущаться перед ними, раздеваясь. Я не могла смириться с постоянным надзором. Если ты много лет обслуживаешь себя сама, то мыться при свидетелях кажется диким. Я вздохнула и, быстро сняв все с себя, залезла в пенную ванну. Тяжело смотреть на старческое отражение и понимать, что это теперь твое. Когда еще пару дней назад ты была обладательницей упругой кожи и по-юношески стройного тела.

Пришедшие на мой зов служанки, подавали мне все то, что я просила. А также все-таки пришлось принять их помощь в промывке и расчесывании волос. Попросив подождать их за дверью, я ополоснулась и, завернувшись в полотенце, вышла. Женщины уже разложили на туалетном столике шпильки, заколки, расчески и какие-то средства, а также в комнате появилась Навина. Сейчас рассматривая их всех вместе, я точно могла сказать, что все они были родственницами. Женщины хоть и были обе высокие и крепко сложенные, при фигуре, одетые в одинаковые платья до пола серого цвета, полностью закрытые и с передником поверх, но и цвет волос и разрез карих глаз сильно отличались. Одна была белокожа и темноволоса, другая рыженькой и с веснушками по всему лицу. И казалось бы, где связь. А она была в Навине. Девчонка была по-детски угловата, ее тело еще не приобрело полагающихся форм. Я бы даже сказала, что она худощава. Из представленных сведений я знала, что ей исполнилось 13 лет, а работает Навина у меня всего месяц. Она была белокожа и имела разрез глаз как у темноволосой женщины, а вот волосы были рыжими, да и рот был по-лягушачьи крупноват, как у второй служанки. Видимо, одна – мама, а вторая – тетя по отцу. Служанки мало говорили, и я пока не понимала, кто из них Анья, а кто Олия.

– Госпожа, Навину наняли за несколько дней до вашей болезни, и она пока мало чему обучена. Позвольте, мы ей все покажем, – сказала черноволосая женщина, я лишь кивнула и села к зеркалу.

– Смотри внимательно, да запоминай. Берешь расческу, вкладываешь в нее активирующий камень, прижимаешь его пальцем и аккуратно проводишь по волосам госпожи. Если вдруг где-то встречается препятствие, то расческу откладываешь и обязательно вынимаешь активирующий камень. Берешь вот эту зеленую баночку, наносишь на руки и аккуратно прядь за прядью распределяешь жидкость по волосам. После вновь берешь расческу, вставляешь активирующий камень, и прочесываешь пряди. Расческу не ронять, на стол не бросать, если что с ней случится, пять лет будешь работать без жалованья, – мне аж неловко стало.

У Навины было самое маленькое жалование из всех, но по городу для личной служанки даже оно было больше среднего. Однако пять лет…

– Олия, она будет аккуратна. – Ответила рыженькая.

Отлично, значит это Анья. Олия закончила просушивать мои волосы. Расческа оказалась аналогом фена, и от нее шло тепло. После нанесенной сыворотки волосы стали гладкими и блестящими, и ни один волосок не топорщился.

– Волосы после подколешь, и займешься лицом. Сначала намочишь вот этот кусочек ткани вот этой жидкостью из темного флакона. Потом кисть, вставишь в нее активирующий камень, и сделаешь ее массаж лица, как я.

Олия провела сверху вниз по переносице несколько раз. Затем от переносицы по надбровным дугам, и от носа к скулам. Ощущения были очень приятными, и я прикрыла глаза.

Теперь наносишь вот этот крем под глаза, подушечками пальцев вбиваешь очень легкими движениями, далее берешь вот эту губочку, макаешь в синюю баночку и аккуратно промакиваешь губкой лицо, – я специально приоткрыла глаза и увидела баночку с кремообразной жидкостью бежевого цвета, что-то наподобие тонального крема. – Анья, покажи дочери, как правильно уложить волосы госпоже.

Женщина скрутила мне волосы сверху по типу пучка, потом вытянула несколько прядей, и надела черную сеточку на волосы, закрепив округлой заколкой с синими камнями. Сама прическа выглядела хорошо. Но по отражению в зеркале мне показалось, что она прибавляет мне лет. Несмотря на то, что после всех процедур, проведенных Олией с лицом, морщины местами разгладились, синяки под глазами ушли, а кожа стала ровной и как будто светилась изнутри. Неплохо для ста двадцати. После того как на меня надели платье, спина приняла должное положение, грудь приподнялась за счет платья и корсета, я бы и сама не дала этой даме в зеркале больше шестидесяти. Походка с правильной осанкой и на каблуках немного изменилась. Ходить стало тяжеловато, но вид был достойным. Не хватало косметики. И волосы бы покрасить.

Мистера Перегрина ждали к пяти часам, как сообщил мне с утра Герарх. К этому времени я уже вышла в свой кабинет, который оказался через стенку от моей спальни. Так я дом не посмотрю, но и сил пока все изучать нет. В кабинет, не постучавшись, зашел достаточно молодой человек. Отвесив мне шутовской поклон, он расплылся в улыбке и сообщил:

– Алек Перегрин, прибыл по вашему указанию.

Я представляла себе кого-то наподобие Герарха. Все-таки заведовать всеми делами должен человек опытный и солидный, а парню, севшему передо мной в кресло, на вид было лет 25. Среднего роста, но плечистый. Явно занимается собой, коротко стриженные светлые волосы были беспорядочно уложены. Хитрые зеленые глаза выражали некоторое превосходство. И даже улыбка на его лице была с каким-то озорством. Как старушка могла ему довериться? Балагур какой-то.

– Лиззи, дама моего сердца, ты обворожительна как всегда. – Фу, какая мерзость. Меня, конечно, прихорошили для встречи с ним, но он откровенно льстил. А уж дама сердца, надеюсь это не то, что я думаю… – Герарх сказал, что ты собираешься продавать поместье?

– Не думала, что мой управляющий такой болтун, – протянула с некоторым укором.

Я серьезно озаботилась тем, насколько быстро распространяются еще даже не подтвержденные слова. Мистер Перегрин подобрался, с лица исчезла улыбка, взгляд стал колючим.

– Ты же знаешь, что связывающие договоры не позволят нам ни словом обмолвиться чужим людям, а о твоем поместье я мечтаю все те годы, что служу тебе и готов платить любые деньги. Так что мне сообщили можно сказать по-свойски.

Как интересно, все слуги связаны какими-то договорами. Хорошо бы магическими. А особенно интересно, откуда у моего наемного работника такие капиталы, что он может выкупить мое поместье.

– Я не собираюсь в ближайшее время продавать поместье. Но хотела бы оценить его примерную стоимость. Также как и навести порядок во всех делах, поэтому и запросила отчеты, и хотела бы услышать о состоянии своих дел лично от Вас, – я постаралась сделать голос максимально отстраненным.

Не нужны мне ни его улыбки, ни его комплименты, и на слове «Вас» сделала особое ударение. Сначала мистер Перегрин поморщился, а потом вдруг как-то расслабился и вернулся к своей первоначальной улыбке. Шут, да и только.

– Ты, наверное, думаешь, что тот месяц, что ты болела, я и не думал тебя проведывать. Но ты не права, моя Лиззи. А своим неожиданным контрольным срезом ты меня не подловишь. Каждый свой отчет я готов прокомментировать до малейшей детали, и ты нигде не найдешь ошибки.

Его фамильярное отношение начинало меня раздражать, и я решила ответить тем же.

– Ну, можешь начинать, – и я передала ему документы, заранее принесенные из спальни. Это стало моей роковой ошибкой.

Мистер Перегрин действительно комментировал каждую деталь своего отчета. Он переворачивал страницы с каким-то садистским удовольствием туда и обратно и показывал, где была получена очередная выплата и на что она пошла. Мы просидели вместе до полуночи, иногда к нам заходила Навина и спрашивала подавать ли чай, и я только успевала кивать, чтобы ничего не пропустить. Можно было бы его остановить. Но, несмотря на дотошность и некоторую душность мистера Перегрина в делах, я начинала понимать, что он верно занимает свое место. И только сейчас у меня есть возможность получить максимум информации о своих делах.

Так я узнала, что являюсь владелицей многих окрестных земель, где выращивали хлопок и лен. Также огромного производственного цеха, где ткали и красили ткани. А те кролики, коза и верблюд, что содержались у меня, были чрезвычайно редкими породами, и их шерсть очень высоко ценилась. На производстве делали эксклюзивные шали и платки исключительно на заказ от состоятельных дам. Имелось и собственное ателье по пошиву одежды, куда доставлялась часть тканей, а часть шла на экспорт или обмен с другими торговцами.