Небольшая группа людей в первых рядах — в основном обряженные в те же безукоризненные фраки бешено зааплодировала оратору. Выступающий поднял холеную руку, прося тишины.

— И главное, господа. мы должны, наконец, набраться мужества и спросить себя, кому будут нужны все эти ценности спустя два-три десятка лет? Ужасным, рыскающим по лесам животным? Или, извините меня, безмозглым насекомым? А может, оставить все наши бесценные сокровища в подарок неизвестным пришельцам с чужих планет?… Грустно, господа! Грустно и смешно. И разумеется, трудно надеяться, что спустя тысячелетие какая-нибудь из обезьянок, встав на задние лапы, вновь решится повторить дарвиновский вояж. Вот потому-то партией «Банк» параллельно с программой культурного наследия была принята к реализации программа спасения генофонда.

— Ваш инкубаторий — элитарное беззаконие! — выкрикнул кто-то из зала.

— Элитарное? Вы сказали — элитарное? — на гладком лице выступающего отразилось недоумение. Не гневное, а этакое по-взрослому добродушное. Это был, конечно, не Поль. Уж Поль бы на выкрики отреагировал абсолютно непредсказуемо — так же непредсказуемо, как реагирует вулкан на случайный подземный толчок.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Приходите к нам и вы сами убедитесь, что это не так. Наши работы далеки от эфемерной евгеники и вполне научны. Кто знает, возможно, если ваши собственные данные заинтересуют специальную комиссию, а здоровье уложится в определенные критерии, то ваше семя также будет закапсулировано, чтобы в один прекрасный день, спустя много-много лет на очищенную и возрожденную Землю ступил ваш законный наследник. Важнее же всего то, что в распоряжении его окажутся наши знания, наш опыт и шедевры нашего искусства.

— Интересно узнать, кто определяет эти самые пороги и критерии? — выкрикнул тот же голос.

— Явившись к нам, вы можете узнать и об этом. Сейчас же, за неимением времени, я просто не в состоянии подробно описать содержание предъявляемых донорам тестов. Приходите! Мы готовы встретить всех! А пока мне бы хотелось всего лишь донести до вас то чувство удивительной перспективы и великого шанса, что в очередной раз подбросила нам судьба. Поймите же, наконец, мы можем до изнеможения бороться за себя и все равно в конце концов проиграем. Но мы также можем побороться за свое будущее, а это уже совсем иная стратегия! У нас есть люди, есть оборудование, есть идеи, но в такое тяжелое время всего этого, разумеется, недостаточно. Кроме того, впереди еще множество опытов и экспериментов, теоретические разработки, опробирование новых методик. Мы до сих пор нуждаемся в проектах эффективной защиты запасников и инкубатория. К сожалению, генная инженерия с наукой мутагенеза еще многого не знают, поэтому определяющую роль будут играть цифровые записи, которые научат будущих детей любить и понимать главное. Они не повторят наших ошибок, а то, что сохранят наши запасники, станет для них мерилом ценностей, ориентиром душ, позволив оттолкнуться и шагнуть еще дальше. Зная о наших бедах, они откажутся от идей заведомо ложных и бесплодных, они создадут общество будущего!..

— Ну, началось, — Воздвиженов заерзал. Склонившись к уху Вадима, шепнул: — Думал выступать, но после этого обормота даже близко к микрофону не подойду.

— А ведь они, кажется, готовы ему поверить. — Вадим кивнул на собравшихся.

— Так было всегда. Чем больше ахинеи, тем ярче и доходчивее.

— …Нынешний мир неудачен, это ясно уже, пожалуй, всем. Но вот появился шанс построения нового мира с идеальным человечеством, с технологией воспитания чистых, подчеркиваю это! — чистых личностей, лишенных смердящих родителей. Инкубаторий и запасники — вот наше будущее и на сегодняшний день наша святая миссия заключается в том…

— Демагог! — не удержавшись, Воздвиженов в сердцах сплюнул. Лицо его пылало, на скулах вспухали и опадали злые желваки.

— …отыскание талантливых здоровых родительских пар, специальное оборудование для аудио и видеозаписей, программное обеспечение электронных воспитателей…

Объявили перерыв, загудели голоса, заклацали зажигалки. Помотавшись среди людей, Воздвиженов вернулся, с нервной улыбочкой сообщил:

— Так и есть. Обормоту дают добавочные полчаса, — будут слушать и далее. Кажется, председательствующий даже внес его запрос в бюджетную программу. Если так пойдет и дальше, наверное, дадут слово и кому-нибудь из «бульдогов».

— Ну уж? — усомнился Вадим. — Они, конечно, олухи, но не настолько же!

— Дай-то Бог, Вадик, чтобы я ошибся. А ты, Серж, что морщишься? Не нравятся мои слова?

Вопрос адресовался к приблизившемуся Клочковскому. Тот неопределенно пожал плечами.

— Поживем, увидим.

Вынырнув из толпы, к ним приблизился Поль:

— Успел все-таки с одним смахнуться. Костяшки вот разбил. Мне, говорит, было весьма любопытно! Это, значит, по поводу последнего болтуна. Любопытствующий, видите ли, нашелся! Сучонок!..

— Можно было бы и потерпеть. Наябедничает — и выставят.

— Ага, как же! Скорее, сам уйду. — Поль встрепенулся от внезапной мысли. — А что, други мои, может, и впрямь подадимся отсюда? Все вместе? Чего здесь делать-то? И так все ясно. Собственно, что решит это стадо пердунов, мне лично без разницы. Сваливаем — и все дела!

— Но куда?… — резонно поинтересовался Вадим. И тут же рядом образовался огнедышащий Пульхен.

— Вы собираетесь слушать это и дальше?! — полковник готов был взорваться.

— Видали? Еще один недовольный! Может, в самом деле пора сменить диспозицию?

Под локоток Вадима хозяйственно взяла Мадонна.

— А что, в этом есть резон.

— Ясен пень, есть! Чего задницы-то протирать? В этой ихней коллизии… Берем Вадикову бронетачку и все вместе двигаем в мой Колонный. У меня там даже попросторней будет. Ей-ей!.. Набросим скатерку на стол и устроим свое собственное собрание. В пику этим фраерам.

— Если уйдем прямо сейчас, не поймут, — возразил Клочковский. — Угодим в черный список.

— Чихать! — Поль зло отмахнулся. — Это они в наш черный список угодили! Пусть и трясутся!

— Дело не в том — кому трястись, а кому нет, — голос Пульхена напоминал звон литой меди. — Стратегически пройгрышно уходить вместе и демонстративно.

— Согласен, — кивнул Воздвиженов. — Устроим демонстрацию, эти волчары немедленно объединятся. И всех собак повесят на нашу шею.

— И чихать!..

— Нет, Поль, не чихать. Тем более, что не так уж сложно удалиться по-тихому. Сначала ты, потом мы — дескать, покурить, в туалет и прочее. У ворот знакомые ребята. Попросим, — закроют глаза и забудут.

— Браво! — оценила Мадонна. — И сколько нас всего будет?

— Неважно! — парировал Поль. — Сколько ни есть, все свои, — глаза его тут же скользнули в сторону угрюмого Пульхена, но менять что-либо в сказанном было уже поздно. Слово, как известно, не воробей.

— Посидим, покумекаем, поговорим. Маленький уютный раут. Как говорится — приятное с полезным.

— Заметано! — Вадим, подметивший промах Поля, невольно улыбнулся. — Ну что? Вызываю Панчу?

— Ясен пень, вызывай.

— Только заранее предупреждаю, особых удобств обещать не могу. Кто не влезет в кабину, поедет снаружи. Согласны?

Оппозиционеры не возражали.

— Дяденька…

Лебедь обернулся и увидел девочку. Правая рука протянута вперед, рот немо шевелится. То есть… Да! Разумеется, она просила у него хлебушка. Что еще просят дети на улицах? Только он почему-то не услышал. Тень снова отсутствовала, прихватив с собой слух и толику его разума.

А еще через минуту он сидел, обнимая девчушку, лепеча ей какие-то глупости. Она не плакала, и он был благодарен ей уже за одно это. Как хорошо, как замечательно, когда тебя не боятся! Однако малышка оказалась не одна. Из подворотни угрожающими шажочками показалось еще двое — лет по пять, а может, и поболее. Пойди их разбери. Нынешние дети почти не растут, — четырнадцатилетнего легко спутать с семилетним.

— Вы вот ее обнимаете, — обвиняюще проговорил один из мальчишек, — а она вовсе и не голодная.