— Эй! — Санька потеребил его за плечо, прокричал чуть ли не в самое ухо: — Будем теперь перекрашиваться?

— Еще чего, — Вадим качнул головой. — Не дождутся. Хотя… Отличие какое-нибудь придумать — не мешает. Чтобы любой постовой знал — кто есть кто.

— Чего это ты такой нарядный? — Вадим с удивлением пощупал костюмную ткань на плечах Бори Воздвиженова.

— Да вот, — вас ждал, готовился.

— И сколько лет этому мундиру?

— Круглая дата — четырнадцать лет.

— Четырнадцать лет? Это ты называешь круглой датой?

— А как же! Без малого полтора десятка. Если аккуратно носить, скажем, не чаще разика в год, то еще лет двадцать протянет.

— В карманах, небось, нафталин?

— Да нет, цветки пижмы. Говорят, тоже спасает. От моли, тараканов и прочей нечисти.

— Мда… Ученый класс! С ним не поспоришь, — Вадим оглянулся на Саньку с Панчугой. На фоне лощеного хозяина смотрелись они, прямо сказать, сиротски. В кабинете, куда провел их Борис, были постелены ковры, и все трое с удовольствием скинули обувь, что, впрочем, еще больше подчеркнуло их «сиротское» положение. Лишь у одного Вадима носки выглядели более или менее прилично, у Саньки же с Егором в дружно сливающиеся прорехи во все стороны весело глядели круглые пальцы, и, может быть, впервые узрев себя в таком неприглядном виде, оба смущенно жались к стене, вызвав у Воздвиженова настоящий взрыв веселья.

— О, Господи!.. Ладно уж, выделю вам что-нибудь из спецодежды.

— Еще чего! — Санька попытался спрятаться за Егора.

— Да бросьте вы! Нашли, чего стесняться. — Вадим вольно уселся в кресло, руками огладил широкий стол. — Хозяин шикует, значит, не перечьте, а предлагает, — стало быть, еще есть. Берите, не то передумает. Кто их знает — этот ученый класс.

— Не передумаю, не бойся, — Воздвиженов оценивающе прищелкнул пальцами. — Ты ведь в курсе, у нас тут свое автономное водоснабжение, — для работающих в лабораториях душ обязателен. Вот и предлагаю — в целях, так сказать, санитарии и прочего… Вы в душ, а мы вашу одежку тем временем того.

— Чего того? — не утерпел подозрительный Санька.

— Выстираем, почистим, высушим. Есть у нас такой агрегат. Зовется Титан-Зэт. В общем выйдете отсюда чистенькими, свеженькими, благоухающими.

Егор в ужасе заморгал глазами.

— Чистенькими?

— Ну да. Управляться с водой проще простого. Задаешь температуру, нажимаешь кнопку, и пошло-поехало.

Вадим хитровато кивнул Саньке на Бориса.

— Думает, будем возражать!.. Мыло-то у тебя водится, профессорская твоя душа?

— Обижаешь, — Борис улыбнулся. — Даже шампуни. Заметь, все изготавливаем сами — и мыло, и пищу, и воду. Пока, конечно, в количестве ограниченном, но… На жизнь скупую хватает.

— Что ж, тогда не грех и объесть вас немножко. — Вадим поднялся. — Ну что, санкюлоты, двинули в чистилище?

«Санкюлоты» безрадостно кивнули.

Процедура мытья прошла весело. Санька с удивлением крутил в руках скользкий брусок мыла, округляя пальцы, выдувал радужные пузыри. Разобравшись с кнопочным управлением, окатил Егора холодной водой, громко завизжал, получив ответную струю. Словом, освоились достаточно быстро. На шум и гам в душевую заглянул перепуганный служащий, но имя Бори Воздвиженова подействовало, как пароль. Их оставили в покое.

— Не слишком ли хорошо они тут устроились? — высказал сомнение Егор.

— Нормально, Панча. Нормально. Если науку не кормить, что это будет за наука? Тем более, что кормили мы их только вначале, а теперь они сами себя обслуживают. Воду качают из собственных скважин, энергию берут от солнечных батарей и ветровых станций, мыло научились варить, хлеб выпекать. А кто поставил первый работающий белковый синтезатор для Ганисяна? Они. Скоро и второй обещают собрать. Так что, Егорша, не погоняй науку. Она — штука нужная. Откровенно говоря, если у меня на кого и есть надежды, так это только на них.

— Оно конечно, разве ж я против… А-а-а!.. — дико блажа, Егор отскочил в сторону. Его окатили ледяной водой со спины. Гогочущий Санька с пластмассовым тазом спешил обратно в свою кабину.

— Вот бармалей!..

С водой и стерильностью отношения у Егора были без того сложные. Холодной же воды он не терпел вовсе.

— Всего-то тазик! Чтобы чище был.

— Она ж ледяная, дурила!

— Это для закалки.

— Ну, Шуркаган, я тебе сейчас устрою закалку!..

Вадим предусмотрительно отшел от забияк подальше.

В просторном, выложенном белой плиткой предбанничке вытирались чистыми полотенцами — каждый своим, что тоже было в диковинку. На длинной от стены до стены скамье аккуратными стопками красовалось их собственное бельишко — выстиранное и проглаженное мудреной техникой Бориса.

— Вот так, господа, чудеса продолжаются! Одевайтесь. — Вадим великодушно развел руками, словно заслуга всего происходящего целиком и полностью принадлежала ему.

— Так-то оно так, только чегой-то оно другого цвета стало, — засомневался Егор, напяливая на себя исподнее. — Может, и не мое вовсе?

— Твое, твое, не сомневайся! Хотя понимаю… Твое-то чернущее было, а это салатное, — Вадим фыркнул. — Забыл уже, наверное, каких расцветок одежда бывает?

— Что я — Чехов, чтобы все помнить?

— Оно и видно, что не Чехов.

Скрипнула дверь, в предбанник заглянул Боря Воздвиженов.

— Помылись?

— Еще как! — взвизгнул Санька. — У Панчи целых три родимых пятна обнаружилось! А мы и не знали.

— Хорошо, значит, мылись.

Вадим виновато взглянул на Бориса.

— Воду у тебя хоть не всю выплескали?

— Ерунда, — Воздвиженов пренебрежительно качнул плечом. — Слава Богу, растем. Во всяком случае можем уже позволить себе не думать о таких мелочах. Это поначалу была нехватка, а сейчас — тьфу-тьфу.

— Ух ты! — Санька восхищенно погладил себя по животу, изучая шелковистую свежесть выстиранной и выглаженной рубахи. — Аж похрустывает.

— Ну вот. Теперь на вас можно глядеть и улыбаться, — Воздвиженов и впрямь был доволен.

— Гляди, — разрешил Вадим. — А заодно рассказывай. И учти, я приехал не просто в душ да на чаи. Можешь считать меня полномочным представителем муниципалитета. И даже чуть более того.

— Ага… Нужна дежурная сводка или что посерьезнее?

— Скорее, последнее. Грядут великие перемены, и потому я должен подробнейшим образом знать ваши ближайшие перспективы.

— Тогда вперед, полномочный представитель! — Борис, бородатый, высокий, вальяжный, приглашающе указал рукой.

Миновав короткий коридор, за стенами которого гудела невидимая аппаратура, благоухающая троица вновь вернулась в знакомый кабинет.

— Будем пить чай. Особый, антистрессовый. С нашими собственной выпечки булочками. Нет возражений?

— Смеетесь, что ли? — у Саньки округлились глаза. — Кто же от чая откажется! Да еще с булочками!

— Вот и славно! За чаем и побеседуем…

Воздвиженов сдержал слово. Очень скоро все четверо сидели за столом и шумно прихлебывали из глянцевито поблескивающего фарфора ароматный чай. К чаю прилагались не только булочки, но и самые настоящие бутерброды — скудненькие, в школьную тетрадку толщиной, но и это показалось им роскошеством. В нынешнем городе в гости обычно не зывали, а если и зывали, то за стол не усаживали.

— Значит, от теории помех ты успел отречься? — Вадим с удовольствием держал в ладонях горячую чашку. — А ведь раньше, помнится, она тебя привлекала.

— Раньше меня много что привлекало. Только какая же эта теория? Так, предположение на уровне измышлений. И кстати, даже в качестве предположения — очень и очень неконструктивное. Мир — не игрушка, и если всерьез предполагать, что он сломался, то починить его мы скорее всего не сумеем, — Борис хмыкнул. — А раз нам его не починить, то…

— То?

— То и следует исходить из классических вариантов, а прежде всего из предположения, что все начиналось исподволь и не враз. Шли десятилетия, таяли и сходили ледники, умирал озоновый слой, учащались землетрясения — словом, все шло на спад, включая и наши спортивные рекорды. Помнишь ту роковую олимпиаду?