Мастер спорта международного класса Владимир Федоров провел 22 игры за юношескую сборную страны (и забил 6 голов), 11 игр за молодежную сборную (5 го­лов), 5 игр за олимпийскую сборную (1 гол) и 17 игр за первую сборную СССР. В составе молодежной сборной, как и Ан, стал в 1976 году чемпионом Европы и в том же году — бронзовым призером Олимпийских игр в Монреале. Как и его това­рищ, дважды входил в список 33 лучших футболистов страны — в 1974 и 1976 годах.

Родился он в колхозе имени Свердлова Средне-Чирчикского района Ташкентской области. Отец его, Иван Васильевич, фронтовик, инвалид войны, много лет работал бухгалтером в колхозе. В семье были еще два сына и дочь. Федоровых в селе всегда уважали, Ивана Васильевича, ударника коммунистического труда, выбирали депута­том кишлачного Совета.

Яков Аранович:

— Был однажды случай... Один из руководителей команды стал намекать Фе­дорову, что нужно, дескать, сыграть на некий «желательный результат». Это, мол, всех устроит... Но Володя ответил ему: «Я в эти «игры» не играю». И хлопнул две­рью. До тех пор, пока этому тренеру не пришлось искать себе другую работу, они с Федоровым жили, как кошка с собакой. А вы знаете, в команде игроку худо при­ходится, какой бы он ни был талантливый и нужный, когда тренер его невзлюбит. Но Володя головы не склонил.

Таким я его и помню — всегда и везде не склонявшим головы.

Вячеслав Соловьев:

— Володя был человек серьезный. Он понимал, что играть он будет не вечно, что все житейские вопросы надо решать побыстрее: институт окончить, семьей об­завестись, квартиру хорошую получить... Рвачом, однако, не был. Просто не любил терять время даром. Была у него такая, я бы сказал, крестьянская положительность, основательность во всем.

Давид Кипиани:

— Володя Федоров был настоящий русский парень. Душа нараспашку. Всем его сердце было открыто. Сильный был человек, не знал уныния.

Много я с ним жил в одной комнате на сборах, говорили об всем откровенно. И я знаю, что он был настоящим патриотом своей команды и своей республики. Это вообще можно сказать про всех тех ребят, что погибли в авиакатастрофе. На меня такое отношение к коллективу, к своему родному краю всегда производит сильное впечатление. Вот Федоров был русский, Ан — кореец, Аширов — узбек, а Узбекистан для всех них был Родиной в самом точном смысле этого слова.

...В архивных документах мы отыскали биографию Владимира Федорова, напи­санную рукой его отца Ивана Васильевича. Может быть, составлен этот документ и не совсем по принятым канонам, но он произвел на нас сильное впечатление. За­вершается он пронзительными строками:

«11 августа 1979 года при выполнении служебных обязанностей в составе фут­больной команды «Пахтакор» в авиационной катастрофе трагически погиб. На этом его в расцвете сил оборвалась жизнь навсегда.

Биография закончилась».

Алимжан Аширов, Алым, как называли его друзья, тоже родился в многодетной семье, тоже неподалеку от Ташкента и тоже учился в республиканском спортивном интернате имени Титова.

Про Алыма говорят, что был он очень скромным и в высшей степени надеж­ным футболистом и человеком. На поле он демонстрировал настоящую самоотвер­женность и полнейшее бесстрашие. Впрочем, такими качествами обладают все в его семье, где знают цену трудовому поту и где хлебнули лиха вволю. Вот лишь один факт. После гибели Алыма его маме Рохатой Ашировой назначали пенсию в связи с потерей' кормильца, но она отказалась от этого пособия в пользу осиротевших сы­новей Алимжана Олега и Улугбека.

Яков Аранович:

— Алым Аширов выделялся среди сверстников так же, как и Володя Федо­ров. Ему не пришлось искать место в команде — всем было понятно, что он прирож­денный защитник. Трудолюбив был необыкновенно. Обладал поразительной отвагой, просто отчаянностью — мог, если надо, голову под бутсу форварда подставить. Играя с Федоровым и Аном еще в школьной команде, Аширов выработал в себе ту редкост­ную цепкость, которая потом в большом футболе доставляла столько осложнений нападающим.

На поле он не покорялся никому, ни перед кем не пасовал. А в жизни был пар­нем спокойным, послушным, к старшим относился с почтением.

Вячеслав Соловьев:

— Надо сказать, что я для тех ребят был, как старший брат, а в Узбекистане старшего брата уважают почти так же, как отца. Они шли ко мне со всеми своими горестями и радостями, со всеми проблемами и недоразумениями. На все свадьбы приглашали.

Помню, как нашел себе невесту в Термезе Алым Аширов. Заметил я, что он стал по вечерам опаздывать в гостиницу, а режим у нас в команде был строгий. Я ему и говорю: «Алым, ты где это ходишь?» Он смутился и промолчал. А через не­сколько дней подошел ко мне. «Вячеслав Дмитриевич, можете вы со мной в один дом сходить?» Я сразу все понял. Не было в тот момент рядом никакого другого че­ловека, который мог бы выступить в роли старшего родственника Алыма, говорить от его имени, рекомендовать его родителям девушки. И пошли мы с ним в семью его будущей жены, она тогда еще в десятом классе училась. Семья мне понравилась, девушка тоже. Я дал согласие. И они были счастливы.

Однажды на тихой ташкентской улочке, носящей теперь имя Юрия Загуменных, мы увидели мальчишек, которые играли в футбол. Очень прилично, между прочим, играли. Особенно один из них, смуглый, ловкий, быстрый и, что называется, завод­ной. На нем была выцветшая добела старенькая футболка с номером «5» на спине. Мы остановились и стали смотреть на игру. Пацаны, ощутив пристальное внимание незнакомых людей, тоже остановились и, в свою очередь, с любопытством уставились на нас.

Тогда мы стали вспоминать, какой номер носил на футболке левый крайний за­щитник «Пахтакора»-79 Загуменных. И парнишка, услышав о чем речь, авторитетно заявил: «Беш»,— что в переводе означает: «Пять». Для верности он поднял вверх ру­ку и растопырил пять пальцев. А потом повернулся словно бы ненароком и показал номер на его футболке. Мы все поняли: он не просто играл в футбол, он играл, как Юрий Загуменных.

Олег Бугаев, в прошлом один из тренеров «Пахтакора»:

— Юра Загуменных — это был, что называется, нерв команды. Он в два счета мог завести всех, взвинтить игру, создать атмосферу азарта. Бывало, идет тренировка к концу, ребята все устали, настроения никакого, ни у кого ничего не получается... И тут Загуменных издает свой боевой клич: «Ну, пошла машина!» (Его так и прозва­ли у нас «Ну-пошла-машина».) Команда словно преображается, все оживают, начина­ют двигаться, будто и не тренировались, играют в охотку...

Кадыр Яхудин, повар на базе «Пахтакора» в Кибрае:

— У меня вот такие мурашки по коже бегали, когда я смотрел, как трениру­ется Юра Загуменных! А возвращается с тренировки — на ногу припадает, чуть ли не волочит ее, все тело в шрамах... Не по себе становилось. Как он играл, как иг­рал! Никогда не подумаешь, что он инвалидом второй группы был.

СКАЖИ, ОТКУДА ТЫ

Про спортсменов-дальневосточников мне не раз приходилось слышать: «В труд­ную минуту они не подведут».

Во владивостокский «Луч» Юрий Загуменных попал в 1964 году, в 17 лет. При­метил его старший тренер команды Александр Петрович Кочетков (нынешний стар­ший тренер «Пахтакора»), которому очень понравился быстрый, резкий защитник команды одного из ПТУ города.

В 1970 году «Луч» проводил матч на Кубок СССР с «Зенитом». После игры в Ленинграде Загуменных пригласили в эту команду.

Старшему тренеру «Зенита» Горянскому понравился цепкий, быстрый левый за­щитник. Юрий, парень прямой и простодушный, правда, сразу заявил: «Ставьте меня в основной состав, я подойду вам. А если не понравлюсь, уеду домой. В дубле иг­рать не хочу». Тренеры удивились такой дерзости и... включили Загуменных в состав на очередной матч с ростовским СКА. Дебют дальневосточника прошел успешно, и с тех пор он в течение пяти лет неизменно выступал на месте левого защитника «Зенита».