Приведенные источники позволяют высказать предположение, что гидротерапия была одной из самых действенных целительных процедур в оропской сакральной лечебнице. Возможно, что сюда стекалось большое число людей, страдавших разного рода душевными недугами[275], и пребывание в водолечебнице Амфиарая приносило им некоторое облегчение. Возведение монументальных водопроводных сооружений в этой здравнице показывает, что больных такого рода здесь было очень много и нужно было обеспечить им спокойный доступ к лечебным процедурам. Вероятно, интересы этого контингента больных дали толчок к тому, что Оропское святилище стало крупным культурным центром — устраивавшиеся здесь праздники Большие Амфиараи с гимническими и музыкальными агонами[276] и с театральными представлениями должны были также содействовать исцелению душевных недугов.

Внимание к душевной жизни больного, которое так ясно проявили сакральные врачи Эпидавра и Оропа, озаботившиеся о сооружении театров, гимнасиев и других просветительных учреждений в пределах религиозных лечебниц, позволяет усомниться в правильности данной Г. Бенгтсоном характеристики религиозных здравниц в эллинистической Греции. Отмечая высокий уровень греческой медицины в эпоху эллинизма, Г. Бенгтсон пишет, что одновременно продолжала жить древняя народная медицина. Надписи из Эпидавра полны рассказов о чудесных исцелениях, путь к которым указал верующим бог здоровья Асклепий но время сна в его храме. Также и Амфиарай в Оропе помог очень многим[277]. Это замечание немецкого историка заставляет предполагать, что деятельность двух названных центров религиозного врачевания он склонен отнести к категории народной медицины, Volksmed izin.

Нам представляется, что вопрос не может быть решен столь однозначно. Конечно, обращение больного к божеству-врачевателю означало отказ от научной медицины и признание сакральной медицины единственной спасительницей. Данный поступок больного, конечно, не выходит за рамки древних представлений. Но деятельность самих сакральных медиков ушла очень далеко от методов народной медицины. Будучи жестко ограничены консервативными формами религиозной терапии, храмовые лекари должны были добиваться устойчивых положительных результатов «божественного» лечения хотя бы небольшой части массы жаждущих исцеления паломников. Не следует забывать, что греки эллинистического времени жили в эпоху расцвета рационализма и отношение эллина к его богам иногда принимало даже несколько иронический характер[278]. Поэтому если больной паломник тратил свои последние деньги на жертвы богу-целителю, то бог обязан был излечить если не всех просивших, то хоть какое-то число больных в каждой группе проходивших инкубацию. Данная необходимость диктовалась не только соображениями престижа того или иного храма[279], но и финансовыми интересами святилища, иными словами, его штата. Ведь жрецы и сакральные медики были крайне заинтересованы в увеличении своих доходов, а большое число лиц низшего персонала — в возможности зарабатывать себе на жизнь.

Отмеченные обстоятельства позволяют думать, что в религиозных здравницах уровень врачебного искусства не мог стоять очень низко. Особенный характер связей храмового персонала с казначейством полиса несомненно придавал известную остроту всякого рода «производственным срывам» в сакральной лечебнице. Невежественный или тупой лекарь мог принести большой ущерб всему коллективу здравницы. К тому же каждое святилище бога-целителя должно было время от времени славиться чудесными исцелениями. Устройство таковых также требовало от храмовых медиков хорошей профессиональной выучки. Добавим и то, что конкуренция сакральной медицины с гражданской также была бы немыслима без серьезных научных знаний у врачей, служивших при храмах богов-целителей.

Изложенные соображения позволяют отвергнуть представления о религиозном врачевании в эллинистической Греции как только о продолжении древней народной медицины[280]. Сакральная медицина примыкала к светской в качестве весьма специфической отрасли всего лекарского знания. Высокий научный уровень греческой медицины в IV—II вв. не мог не сказаться на религиозном врачевании[281]. Веским доказательством этому служат сложные архитектурные комплексы Асклепиейонов, в которых тонко учитывались не только специальные медицинские требования, по и многие сложные душевные движения приходивших туда паломников[282].

Заслуживает внимания и роль Асклепия как божества-целителя, охраняющего жизнь и здоровье всех граждан полиса. В IV— III вв. ясно выступает тенденция некоторых полисов поднять его государственное значение. Это заметно даже в Афинах, как показывает декрет начала IV в. о порядке и финансовом обеспечении я^ертв Асклепию за благополучие народа афинян[283]. Возведение заново святилищ Асклепия в виде обширных архитектурных комплексов также указывает на важную роль Асклепия не только в практической деятельности полисов, но и в идеологической жизни каждого государства Греции. Напомним, что Делос очень скоро после возвращения ему в 314 г. независимости предпринял строительство монументального Асклепиейона[284]. По-видимому, для укрепления самосознания делосского гражданства возведение храма Асклепия имело определенное значение.

Возможно, конечно, что наличие Асклепиейона внушало жителям крупных полисов уверенность в возможности спасительного излечения при всякого рода болезнях, которые особенно часто поражали портовые города. Ведь в эллинистическое время развитие судоходства и многосторонних контактов между населением разных стран Средиземноморья должно было иметь неизбежным следствием и быстрое распространение инфекции[285]. В этой связи интересны детали основания святилища Асклепия в начале III в. в крупном приморском полисе Навпакте. Рассказанная Павсанием мифологема позволяет узнать некоторые реальные обстоятельства: навпактяне, видимо, обратились за содействием в святилище Эпидавра. Оттуда им были присланы запечатанные дельты, которые-де сам Асклепий вручил во сне известной поэтессе Аните, уроженке Тегеи, повелев ей плыть в Навпакт. На дельтах, видимо, были написаны какие-то профессиональные правила культа бога-целителя. Об этом Павсаний не говорит, однако сообщает, что Аните в Навпакте были вручены 2 тысячи золотых статеров (X, 38, 13). Данные о сакральном врачевании в Элладе показывают, что светской медицине приходилось считаться с этим явлением.

Отмечавшиеся выше неуклонный рост знаний и накопление врачебного опыта были возможны лишь при условии тщательной подготовки все новых и новых лекарских кадров, спрос на которые постоянно возрастал.

С давних времен в Греции подготовка лекарей велась так же, как и представителей других профессий: признанный специалист принимал в учение молодых людей и за плату передавал им свои знания. Именно таким образом Гиппократ обучал в Афинах желающих овладеть искусством врача[286]. По-видимому, инициатива исходила не от полиса, но от самого врача, который объявлял, что берется быть учителем медицины за соответствующее вознаграждение. Указание Платона, что такими учителями становились врачи, искусные во врачевании[287], позволяет предположить, что взяться за преподавание решался обычно только тот медик, который уже добился авторитета своей практической деятельностью[288]. Ведь ограниченные размеры полисов и числа граждан в условиях широко развитой гласности обеспечивали быстрое распространение доброй или худой славы о каждом враче. Естественно, что плохой медик не мог рассчитывать на приток учеников. Источники сохранили имена некоторых учителей медицины. Так, в Пирее в IV в. врач Евфидик имел лечебницу и учил в ней молодежь[289].