Примечательно, что и в Афинах, где издавна начальная школа была частным делом, принимались серьезные меры по упорядочению преподавания. Назовем хотя бы декрет Архина в архонтство Евклида (403/2 г.), вводивший ионийский алфавит в школьное обучение в обязательном порядке. Этот государственный акт свидетельствует о самом пристальном внимании полиса к школьному делу[124].
По-видимому, в некоторых аттических демах в IV в. заново возникали государственные школы. На это указывает элевсинский декрет в честь выдающегося афинского стратега Деркила, сына Автоклеса, принятый после 350 г. Жители Элевсина горячо восхваляли Деркила за благожелательность и за заботы о том, чтобы дети учились в самом деме[125]. Великолепный рельеф с изображением Деркила, стоящего перед Деметрой и Корой, поставленный демархом и отцами школьников, позволяет заключить, что дело шло об открытии училища, принадлежавшего именно Элевсинскому дему. Государственный пост стратега Деркила подчеркивает официальный характер и значение данного события. Поэтому мы полагаем, что училище в Элевсине было создано лишь при Деркиле.
Упомянутое эпиграфическое свидетельство дополняет и само дополняется указанием Платона в диалоге «Лахес» (180 b—с): один из персонажей удивляется своему собеседнику Лисимаху, не призвавшему на беседу о воспитании юношей Сократа, которого надо было пригласить по двум причинам: во-первых, он из того же дема, во-вторых, Сократ всегда участвует в беседах о воспитании молодежи. Видимо, обсуждение содемотами организации воспитания детей в то время было общепринятой практикой, становящейся уже почти правилом. Естественно, что результатом таких бесед в демах могло быть открытие местных училищ. По-видимому, высшие магистраты афинского государства могли содействовать этой активности, как и поступил Деркил в Элевсине.
Есть основания полагать, что в столице Аттики часто появлялись тенденции к расширению прав государства в области просвещения, и это касалось даже высшей школы. О последнем говорит неудавшаяся попытка ввести в Афинах новый порядок открытия философских школ — Софокл, сын Амфиклида, в начале 111 в. предложил, чтобы философы получали разрешение на устройство школы от совета и народа[126]. Но его предложение не прошло.
Эти беглые сведения показывают, что отрицательное отношение Аристотеля[127] к неорганизованности школьного дела совпадало с мнением многих его современников и представителей последующих поколений. Данное явление было естественным — частное образование становилось все более дорогим и было доступно лишь самым богатым слоям гражданства. Для среднего и малоимущего населения полисов общедоступные школы были наилучшим выходом из положения. Для полисов единообразие обучения юношества являлось весьма важным фактором в подготовке гражданина-воина. Таким образом, интересы отдельного гражданина и всей республики требовали организации государственных училищ[128].
Приведенные сведения достаточно ясно показывают, что преподавательские кадры в эллинистических полисах работали, как и раньше, в школах двух систем — государственных и частных. Вероятно, граница между преподавателями названных учреждений не была незыблемой и переход учителя из государственного училища в частное или наоборот был достаточно обычным явлением. Однако это лишь предположение.
Полезно остановиться на вопросе о соотношении частных и государственных преподавателей на разных ступенях греческой школы. Но предварительно следует изложить краткие сведения о ее структуре, взяв в качестве образца данные о системе, существовавшей в III —II вв. в Афинах[129]. В этом крупнейшем, издавна славившемся центре обучения[130] функционировали все звенья школьной организации, тогда как в небольших полисах дело могло ограничиваться лишь частью общеобразовательных заведений.
Обучение детей начиналось с семи лет в низшей школе, обычно именовавшейся διδασκαλεΐον. Программы дидаскалейона были, вероятно, сходны во многих полисах Эллады. Здесь обучали грамоте, литературе (начиная с Гомера и Гесиода), музыке, арифметике, рисованию. Первые пять лет учения были посвящены овладению элементарными знаниями. Более широкое и углубленное изучение предметов велось во второй ступени начальных училищ, которую называли грамматической школой. Грамматическую школу учащиеся посещали около трех лет (от 12 до 15), изучая в ней прежние предметы, а также начатки астрономии и философии. В курс обучения подростков включалась теперь и физическая культура. Интенсивные упражнения по пяти видам спорта (пентатлону) проводились в специальном комплексе — палестре, состоявшей из открытой территории и закрытых помещений. Таким образом, второе звено афинской школы имело двучленное строение, состоя из мусической[131] и параллельной ей гимнастической школ. Третьим, завершающим, подразделением общеобразовательной школы были гимнасии, в которых молодежь 16—18 лет совершенствовалась в науках и гимнастике. За два года обучения в гимнасиях юноши проходили риторику, этику, логику, философию, математику, астрономию, географию, получали начатки медицинских знаний. После гимнасия можно было вступить в число эфебов, учащихся высшего учебного заведения[132].
Изложенная схема афинского школьного дела имеет много общего с системой образования во многих полисах. Интересной иллюстрацией является свидетельство Телета, известного киника III в. Киническая философия в силу своего характера критически относилась ко многим установлениям полисного государства, в том числе и к системе воспитания детей. Поэтому Телет пишет о тяжкой жизни ребенка школьного возраста: сначала им овладевают пайдагог[133], пайдотриб, учителя грамоты, музыки и рисования. Впоследствии к этому присоединяются еще учителя счета, геометрии и верховой езды. Уже с раннего утра ему приходится быть на ногах, и никогда у него нет свободного часа. Едва он становится эфебом, ему снова приходится трепетать, на этот раз перед косметом, пайдотрибом, учителем фехтования, гимнасиархом. Все они следят за его поведением, не оставляют его без внимания[134].
Аналогичные сведения сообщает автор диалога «Аксиохос», приписывавшегося Платону, но написанного во II—I вв.: ребенка по достижении семи лет начинают тиранить пайдагоги, грамматисты и пайдотрибы. Когда же он подрастет, то больше всех над ним властвуют критики (литературоведы), геометры и учителя тактики (Axioch., 366d—е). Сходство приведенных двух источников, отделенных одним-двумя веками друг от друга, показывает, сколь устойчива была традиционная школьная программа в изучаемую эпоху. Несомненно, что в полисах, где государственная система обучения сохранялась во всех звеньях школы, программы оставались постоянными длительное время.
РИС. 2. Учитель и ученик в мусической школе. Аттика. Рисунок художника Дуриса. Около 500 г. до н. э.
В республиках, где сочетались частный и государственный виды обучения, можно предполагать некоторые колебания между объемами курсов обеих школ. Однако работники частного образования (содержатели школ и домашние учители) силою обстоятельств должны были стремиться к тому, чтобы полностью следовать программам школ полиса, иначе они потеряли бы всякое доверие своих клиентов.
В настоящее время вывод П. Жирара о том, что в Афинах классического времени начальные школы принадлежали только частным лицам[135], принимается всеми[136]. Но свидетельство об элевсинской школе в IV в. заставляет предполагать, что в III—II вв. и в Аттике во многих городках могли существовать общественные начальные школы — ведь такое обучение было много дешевле и доступнее гораздо большему контингенту учащихся. Учитывая возрастающую роль всякого рода союзов среди граждан в государствах эллинистической Греции, можно полагать, что тогда возникали локальные и временные объединения, позволявшие гражданам с ограниченными материальными возможностями устроить полуобщественную-получастную школу для обучения детей в отдаленных от больших городов местностях[137]. Однако это пока лишь предположение.
