Когда кто-то громко стучит во входную дверь позади меня, я отшатываюсь от окна, едва не сорвав занавеску. Несколько секунд выжидаю, чтобы восстановить дыхание и унять сердцебиение – нелепо, да? Потом прокрадываюсь в прихожую и выглядываю в крошечное окошко, врезанное в дверь, – и только потом открываю. Меня приветствует ледяной порыв ветра и широкая улыбка Келли.

Та окидывает меня взглядом и улыбается еще шире.

– Послушай, Мэгги. Знаю, я говорила, что выбор здесь невелик, но не думаю, что фланелевая пижама подойдет даже для «Ам Блар Мор».

Квартира у Келли крошечная. В основном гостиная, она же столовая и кухня, спальня, санузел и коридор с ламинатом на полу – такой узкий, что два человека в ряд здесь вряд ли смогут пройти.

Когда я вслед за Келли вхожу в основную комнату, Джаз сидит, скрестив ноги, на коврике рядом с перевернутой коробкой «Лего», которым играет маленький мальчик с копной белокурых волос.

– Привет, Келли, – говорит Джаз, потом одаривает меня взглядом – не то чтобы недружелюбным, но на много миль отстоящим от вчерашней радостной улыбки. – Мэгги.

– Привет, – отвечаю я.

– А этого молодого человека зовут Фрейзер, – представляет Келли.

– Привет, Фрейзер, – говорю я, и он ослепительно улыбается мне. – Приятно с тобой познакомиться.

Джаз встает и направляется к двери.

– Скажи, когда я должен вернуться?

– Наверное, через пару часов, если тебе так нормально, – отвечает Келли, и Джаз кивает, а потом закрывает за собой дверь.

Мой вздох в тишине звучит очень громко.

– Пожалуй, мне не следовало приходить сегодня. Что, если все…

– А, не обращай внимания на Джаза. Через несколько дней все они переключатся на что-нибудь еще. Так оно всегда бывает. – Келли подходит к холодильнику и достает бутылку вина. – Давай выпьем, я приготовлю нам что-нибудь поесть, а потом мы можем спуститься в паб. И выпить еще всякого.

Фрейзер поднимается на ноги, застенчиво глядя на меня.

– Ты из Глазго? Ты приехала на корабле или на самолете? Ты живешь в доме, как Джаз, или…

– Дай Мэгги шанс ответить, – обрывает его Келли.

– Я приехала из Лондона в Англии, – начинаю объяснять я. – Ехала на трех поездах, на самолете, на автобусе, а потом на корабле.

Фрейзер широко раскрывает глаза.

– Не может быть.

– И я живу в «черном доме» твоей мамы.

– Не может быть!

– Может-может, – смеется Келли. – А теперь мне нужно, чтобы ты убрал свое «Лего» и пошел вымыть руки перед чаем, хорошо?

Фрейзер заметно поникает, но направляется обратно к коврику, бормоча:

– Хорошо.

– Он очень милый.

– Ага, – отзывается Келли, закатывая глаза и подвигая ко мне через стойку бокал вина. – Ты так говоришь, потому что не видела, как он орет, когда приходит время ложиться спать, или как будит меня в три часа ночи – у меня от этого уже ПТСР развилось. – Она начинает наливать воду в кастрюлю. – Паста карбонара – нормально?

– Конечно. Тебе помочь чем-нибудь?

– Да нет, не надо. Хотя макароны с готовым соусом – практически вершина моего кулинарного искусства. – Она оглядывается на меня через плечо. – Извини за грубость, но у тебя какой-то странный вид. Что-нибудь случилось?

И, поскольку мне нужно с кем-нибудь поделиться, я рассказываю о своем разговоре с Чарли и о том, что нашла на сайте «Люди Шотландии».

– Мэгги… с ума сойти, – произносит она, когда я завершаю рассказ. – Значит, Эндрю Макнил действительно был? Я имею в виду, это просто… безумие какое-то, Мэгги. – Но когда она поворачивается обратно к плите, на ее лице мелькает какое-то выражение, которое я не могу истолковать. Что-то скрытое.

– Ну да. По крайней мере, был человек из Ардшиадара, которого звали Эндрю и который сменил имя и переехал сюда.

– И что это значит? – Келли накрывает кастрюлю крышкой, наполняет наши бокалы и садится на табурет. – Я как раз сегодня вечером собиралась спросить тебя: ты считаешь, что это правда? Ну понимаешь, то, что ты… – Она машет рукой, пожимает плечами. – Вроде как его новое воплощение?

– Это… сложно. – Я сажусь и вымученно улыбаюсь ей.

– Мой отец когда-то сказал, что люди верят в такие вещи, как призраки, рай и реинкарнация, просто из страха перед смертью, – замечает Келли.

– Твои родители – они еще жили здесь в девяносто девятом году? Ну, когда я приезжала сюда. Они когда-нибудь упоминали…

– Нет. Мы переехали на Норт-Уист примерно в девяносто пятом или в девяносто шестом.

– Значит, они должны были жить здесь, когда Роберт Рид еще был жив, верно? Просто… Чарли сказал, что Роберт жил в этом «черном доме».

– В Блэкхаузе?

Когда я киваю, на лице Келли отражается изумление, даже потрясение, но под ним таится что-то еще, по-прежнему закрытое и подавленное.

– Господи Иисусе, – говорит она. – Я имею в виду… я не знала этого. Это тоже какая-то сумасшедшая новость. – Качает головой. – Я знаю, что мы жили здесь, над пабом, весь первый год, когда управляли им, – ну, примерно год. Но я никогда не интересовалась, кто жил в «черном доме» до нас.

– Как ты думаешь, ты можешь спросить у них? Насколько хорошо они его знали?

Келли встает и снова отходит к плите.

– Наверное. То есть я могу спросить, но… – Она пожимает плечами – выразительно, почти как в театре. – Не знаю, много ли от этого будет толку. У папы память как решето. – Снова оборачивается, и скрытое выражение исчезает с ее лица. – А как насчет твоей мамы? Я имею в виду, ты говорила, что она была с тобой – так что она думает обо всем этом? Она в это верит?

– Она умерла, – отвечаю я, запивая эти слова остатками своего вина.

– О боже, прости…

Я качаю головой, глядя на свои ладони.

– Мама верила во множество вещей. Но самое главное – в то, что она медиум. – Рефлексивный стыд в моем голосе смешивается со злостью. – В то, что она может слышать голоса мертвых. В то, что она может предсказывать будущее. Это чаще сбывалось, чем нет, – для нее. Или для меня.

Келли прислоняется к кухонной стойке, не замечая, что бокал в ее руке опасно накренился и вино плещется у самого края.

– А во что верила ты?

– Когда я была маленькой? Я верила ей. А позже… – Я чувствую, как мои губы снова складываются в вымученную улыбку. – Как я уже сказала, это сложно.

Келли хмурится.

– Но ты верила в то, что умерла как Эндрю и обрела сознание как Мэгги?

– Это не такая уж редкость. Многие дети говорят – даже настаивают, – что они были кем-то в прошлой жизни. Это широко задокументировано во всех культурах и религиях мира. Они могут перечислить имена, места и воспоминания, которые не принадлежат им самим. А затем, примерно в восемь лет, забывают об этом. Иногда они забывают, что у них вообще были эти «воспоминания». Ничего нельзя доказать; информация, как правило, слишком расплывчата, слишком скудна. – Я пожимаю плечами. – Когда-то я считала, что это как видеть призраков. Если в них не верить, они покажутся просто тенями. А потом, позже, я начала считать, что если в них поверить, то, возможно, каждая тень может превратиться в призрак.

– Но если Роберт Рид был Эндрю Макнилом, значит, он существовал, – говорит Келли. – Он реально существовал. А если это правда, то какое еще может быть объяснение?

Я снова пожимаю плечами, изображая беззаботность, которой на самом деле не ощущаю. Потому что надежда, которую Чарли быстро погасил на пляже, рассказав мне о том, когда умер Эндрю, с тех пор вернулась ко мне. Келли права – Эндрю Макнил существовал. До сегодняшнего дня – для меня – его не было. И, возможно, именно этот человек приехал на этот остров и умер здесь двадцать лет назад под именем Роберта Рида. Человек, который жил в том самом «черном доме», который я снимаю. В том же самом доме. Это не может быть простым совпадением. Что бы ни говорил мне Чарли, все это должно что-то значить. Должно. Я думаю о том, с какой уверенностью смотрела на это открытое море; о моей детской уверенности: «Там!» Я так хорошо запомнила это чувство, потому что с тех пор редко испытывала его. Абсолютная убежденность.