Один из наиболее устоявшихся терминов, обозначающих непроцессуальную проверку поступающих сообщений, – это Vorermittlungen. На русский язык его можно перевести как «преддознание». Как правило, этим словом обозначают деятельность полиции или прокуратуры, получивших сообщение о преступлении и собирающих дополнительную информацию, чтобы принять решение о наличии либо отсутствии первоначального подозрения (и, соответственно, о возможности или невозможности начать дознание). Некоторые исследователи особо подчеркивают, что преддознание проводится лишь в спорных ситуациях, в связи с чем резонно говорить о «предподозрении» (Vorverdacht) как о его необходимом основании[60]. По мнению других ученых, проверочная деятельность имеет место всегда, просто ее формы бывают различны. В этом смысле преддознанием может быть названо даже простое ознакомление с заявлением и правовая оценка изложенной в нем информации[61].
Если абстрагироваться от отмеченных разногласий, можно заметить, что германское преддознание мало, чем отличается от знакомой нам доследственной проверки. Чтобы убедиться в справедливости этой аналогии, достаточно взглянуть на круг проблем, обсуждаемых в немецкой доктрине, при ознакомлении с которыми у российского читателя наверняка возникнет дежавю. Это и вопрос о целесообразности особой проверочной стадии[62], и спор о следственных действиях, допустимых на преддознании[63], и проблема защиты лиц, затронутых непроцессуальной проверкой[64], и многое другое.
Говоря о начале производства по делу в Германии, нельзя не вспомнить также о «предварительном дознании» (Vorfeldermittlungen). Несмотря на очевидное терминологическое сходство, эту разновидность полицейской деятельности не стоит смешивать с рассмотренным ранее преддознанием. Слово Vorermittlungen («преддознание»), по-видимому, возникло как калька с франц. pré-enquête[65], и приставка “vor-” («пред-») в нем семантически указывает на время, предшествующее собственно дознанию (Ermittlung). Что касается предварительного дознания (Vorfeldermittlungen), его название Г.-Г. Кюне связывает с тем, что обычно оно проводится в преддверии (“im Vorfeld”) не только официального расследования, но и самого расследуемого деяния[66].
Главная особенность этого вида полицейской работы заключается в том, что для ее начала информация о конкретном преступлении не требуется. Достаточно даже криминалистических данных, свидетельствующих о вероятности обнаружения в будущем уголовно наказуемого деяния. Хрестоматийный пример предварительного дознания – это наблюдение за барами и ночными клубами с целью выявить сбыт наркотиков[67]. В случае «успеха» такое наблюдение может подготовить почву для последующего дознания или преддознания.
Следует подчеркнуть, что в доктрине эта деятельность рассматривается как сугубо непроцессуальная. Ее производство базируется не на УПК, а на различных полицейских актах и разрозненных законах федеральных земель, регламентирующих полномочия полиции[68]. По сути, появление термина «предварительное дознание» – это попытка хотя бы на доктринальном уровне обособить тот вид полицейской работы, которому в России соответствует оперативно-розыскная деятельность, способная дать повод для возбуждения уголовного дела[69]. Поскольку такое обособление произошло совсем недавно, на данный момент ни в доктрине, ни в практике правоприменения нет единой позиции ни о законности, ни о допустимых методах предварительного дознания[70].
Обобщив всё изложенное ранее, нетрудно заметить, что, несмотря на различные идеи, заложенные в законе, фактически вопрос о начале производства по делу в России и Германии решается почти одинаково. В таких обстоятельствах предложения отказаться от стадии возбуждения уголовного дела никак не могут подкрепляться ссылками на немецкий опыт. Особую курьезность подобной аргументации придает тот факт, что сегодня в германской доктрине всерьез обсуждается вопрос о возможности превращения преддознания в полноценную стадию уголовного процесса. По-видимому, опыт ФРГ лишь подтверждает, что попытки полного отказа от доследственных проверок в лучшем случае приводят к их «уходу в подполье», а в худшем – к деградации всего досудебного производства.
§ 4. Постсоветские реформы
В настоящее время упоминание о стадии возбуждения уголовного дела отсутствует в целом ряде постсоветских уголовно-процессуальных кодексов. Условно их можно разделить на две группы. К первой из них относятся те, в которых начало процессуальной деятельности связывается с регистрацией информации о преступлении. Таковы УПК Молдавии (2003), Украины (2012), Казахстана (2014) и Киргизии (2017). С определенными оговорками сюда же можно отнести УПК Литвы (2002) и Армении (2021). Вторая группа кодифицированных актов состоит из уголовно-процессуальных законов Эстонии (2003) и Грузии (2009), закрепляющих, что расследование начинается с производством первого следственного действия.
Опыт каждого из этих государств стоит рассмотреть подробнее. Но для начала необходимо сказать пару слов о Латвии, которую также нередко упоминают среди государств, отказавшихся от стадии возбуждения уголовного дела[71]. Латвийский УПК не связывает начало предварительного расследования ни с регистрацией сообщения о преступлении, ни с первыми следственными действиями. Этот момент строго формализован: согласно ст. 372 УПК, уголовное дело возбуждается вынесением специального постановления или же написанием развернутой резолюции. Принятие данного решения возможно лишь при наличии как повода, так и основания (п. 1 ч. 1 ст. 29). В случае необходимости допускается проведение предварительной проверки без использования средств и методов уголовного процесса (ч. 3 ст. 373). Если основание для начала расследования не обнаружится, то должно быть принято письменное решение об отказе в возбуждении уголовного дела (ч. 1 ст. 373). Как видно, для утверждений об упразднении спорной стадии нет ни малейших оснований.
Переходя к законодательству стран первой группы, для начала обратимся к УПК Молдавии. В ч. 1 ст. 279 Кодекса закреплено, что «процессуальные действия проводятся… после регистрации осведомления о преступлении». Аналогичное положение содержится в ч. 4 ст. 55 УПК, закрепляющей, что производство по уголовному преследованию[72] может быть начато «одновременно с регистрацией сообщения [о преступлении]»[73]. При этом возможность отказа в регистрации законом не предусмотрена. Видимо, именно эти нормы позволяют отдельным исследователям включать Молдавию в число государств, полностью упразднивших стадию возбуждения уголовного дела[74]. Однако всё не так просто.
В той же ч. 4 ст. 55 молдавского УПК содержится важная оговорка, что начало уголовного преследования возможно лишь «при наличии признаков преступления». Ситуации, когда признаки преступления не очевидны, посвящена ст. 274 УПК. В ней установлено, что проверить их наличие можно в течение 30 дней посредством производства «констатирующих действий», круг которых строго ограничен законом. При этом уголовное преследование в любом случае не может быть начато автоматически. Для этого компетентное должностное лицо должно вынести официальное решение. Если же проведенная проверка не позволит установить «подозрение в совершении преступления»[75], то выносится постановление «об отказе в начале уголовного преследования».