При этом Балабанов продемонстрировал вполне современный профессионализм. Марк Липовецкий в статье"ПМС" (Знамя, № 5) всё очень четко обозначил:

И Крусанов, и Балабанов с удовольствием ре-мифологизируют эти поношенные стереотипы, освеженные, во-первых, антизападным и особенно антиамериканским пафосом конца 90-х и, во-вторых, метафизической обидой бывших жителей великой советской империи на остальной мир. : Балабанов лукаво склеивает две масскультовые мифологии - одна советская, с тачанками, пулеметами, тремя боевыми друзьями, бритыми подругами, любовью к родине, озвученной детскими стишками и детским хором, идеей большой семьи (братства) всех "прогрессивных людей", а главное - простым советским пареньком, железной рукой наводящим во всем мире справедливость и порядок: Характерно, что и в том, и в другом сюжете - несмотря на все нескладицы, которых и у Крусанова, и у Балабанова предостаточно - угадываются модели русской сказки. ...А ведь сказочность - это хорошо зарекомендовавшая себя и в тоталитарной культуре, и в голивудском масскульте модель создания популярных мифов.

Что и требовалось доказать. Публика довольная расходится по домам, и только высоколобый интеллигент что-то еще тут зловещее и чреватое последствиями провидит. А ведь ничего страшного не будет. Правда, Бергмана тоже не будет. И Тарковского, само собой. А Голливуд будет. И Балабанов будет. Причем, последний ведь потоньше Голливуда. Голливуд уже и забыл, когда он заигрался, и какого-нибудь Тома Круза и впрямь посчитал спасителем человечества. А балабановский Данила разве что некоего крымчака застрелит, под лозунгом "Это вам за Севастополь".

Я не понимаю, кого это может пугать. Крымчаков? Так эти как раз не пугаются - они сами кого угодно напугают. Пугливы по-прежнему - тонкие и нежные российские интеллектуалы - те, что продолжают писать в толстых журналах. Это, как сказал бы молодой Шкловский,- "Русское Богатство": идейный толстый народнический журнал, умудрявшийся ошибаться во всем, о чем бы ни писал. Это был журнал, в котором разучивались писать молодые, говорил Шкловский. Пример приводившийся им - Короленко.

Зачем Липовецкому быть слепым музыкантом?

Этот диспут в общем-то можно свести к трем словам, точнее к десяти строчкам, написанным Даниилом Дондуреем в журнале "Искусство кино": абсолютно точное обозначение не только поэтики и стилистики Балабанова, но и нынешней культурной ситуации в целом. Приятно зрелище человека, не строящего иллюзий и не делающего из посредственного хита национальную проблему:

Ошеломительный прием: националистические и расистские инъекции вкалываются публике не аккуратно и хоть как-нибудь мотивированно, а, наоборот, отвязно, настолько поверх любых приличий, что воспитанное идеалами советской власти сознание просто отказывается это воспринимать всерьез. Где жеэто видано, чтобы в заснеженных просторах России негров ненавидеть? Да прикол всё это, стёб, качественный аттракцион для российских поклонников фанты и пепси-колы: Комедия - тем более, как некоторые считают, черная, - никогда не строится на мировоззренческих, а на совсем других мифологемах. Так что жанровый ларчик "Брата-2" с секретом. Под беспроигрышным прикрытием комедии здесь идет специальная и очень содержательная игра в ценностные поддавки".

К этим словам почти нечего прибавить. Разве что вспомнить историю с присуждением Александру Проханову премии Национальный Бестселлер.

Скандал начался не в момент присуждения премии, а в момент выпуска книги элитным издательством Ад Маргинем, издающим Деррида, Батайя и прочих высоколобых авторов. Издатели - люди культурно ироничные, или, если я правильно понимаю это новое слово, отвязные: они поняли, что Проханов - тоже своего рода "ад маргинем", что значит на краях, с краю, а еще, совсем по-новорусски говоря, крайний.

То есть тот, которого, опять же по-новорусски, бить можно. Элемент снобизма здесь был в том, что новая литература - самая новая и самая модная - должна быть плохой, на грани пародии. А Проханов эту грань многократно и успешно переходил. Он нынешний Шевцов, любимый писатель Владимира Сорокина. Идет очень снобистская игра, высокобровые дурачат шестидесятников и ловят их на крючок. Происходит повсеместная эстетическая провокация, которую кто-то еще пытается принимать за так называемый литературный процесс.

Когда человек по имени Коган вносит решающий голос в пользу Проханова, пользующегося репутацией красно-коричневого и антисемита, литературная игра кончается, а начинается этот самый стёб. Коммерция растворила идеологию. Начался так называемый альманашный период русской литературы, о котором Корней Чуковской писал в начале прошлого века. Лозунги были:

В политике - без партий

В искусстве - без направлений

В литературе - без тенденций.

Литературный процесс сейчас Лимонов осуществляет, сидя в Лефортово. В полном соответствии с заветом главного эстетического провокатора Абрама Терца, который объяснил: литературный процесс - это когда кого-нибудь судят. Трагедия закончилась, торжествует фарс. Неужели это кому-нибудь еще не ясно?

Лимонов уже достиг максимального по нынешним меркам успеха - приобрел плохое паблисити. Выйдет из своего Лефортова и напишет бестселлер почище прохановского.

Литературный процесс сейчас, по всем законам масскульта, - это шоу-бизнес. Вот даже Вера Павлова, крутая поэтка, вылезла на Ти-Ви голой. Классик сказал: "Я вместо жизни виршеписца Повел бы жизнь самих поэм". Когда-то это называлось теургией - не стишки писать, а преображать жизнь по законам красоты. Анной Курниковой ей всё равно не стать, но на Фрину Павлова потянет. Я же, как античный присяжный заседатель, скажу: да, такую красоту судить нельзя!

Быки и медведи в контексте Ницше

В издательстве Йельского университета вышел перевод книги немецкого автора Иоахима Кёлера: "Секрет Заратустры: внутренняя жизнь Фридриха Ницше". Статья Эдварда Ротстайна об этой книге появилась в Нью-Йорк Таймс 6 июля. Ротстайн, культурный обозреватель газеты, - серьезный автор, но название его статьи содержит оттенок зазывной сенсационности, необходимой, впрочем, в любом газетном деле. Статья называется: "Была ли у философии Ницше гомосексуальная основа?". Прежде чем дать оценку этой статьи, да и этой книги, о которой вполне можно судить по тексту Ротстайна, представим этот текст почти в полном переводе: