Коридор внезапно стал расширяться и они вошли в огромный зал, потолок посреди которого поддерживали две огромные квадратные колонны толщиною метра в два. Они остановились в замешательстве: хоть слизневатый мох и рос под потолком на округлых стенах и колоннах, но его было настолько много, что свет доходил и до пола, испускаемый им (мхом) – зал не имел выхода, во всяком случае они не обнаружили визуально ничего, напоминающий таковой при взгляде.

– Черт!.. – тихо выругался старик.

– Пап, нас заперли! – с нотками паники отозвался Арнольд, на лице проступили маленькие капельки пота, его гложил страх, не позволяя спокойно обдумать ситуацию.

Внезапно за колоннами послышалось слабое шарканье, какой-то странный чих и на свет божий вышли во всей своей страшной красе два монстра.

– Это что еще за дьяволы? – удивленно вопросил старик, впрочем, вопрос был чисто риторическим, так как никто на него ответа не знал.

– Пап, бежим обратно! – чуть ли не крикнул Арнольд, поворачиваясь к «дьяволам» спиной.

Ящер и крупная кошка с двумя длинными зубами в верхней челюсти догнали людей быстро. Велоцираптор с отнюдь не трусливо-мышиным визгом атаковал старика когтистыми ногами, опрокинул его на пол – при этом человек стукнулся очень болезненно о камень, распоров кожу. Ящер зацепился крючковатыми когтями, при ходьбе или беге поднимающимися кверху, дабы не сломать их, и стал рвать мышцы. Старик от не человеческой боли потерял сознание. Динозавр с любопытством опустил голову, для равновесия держа хвост почти параллельно полу, и перекусил зубами яремную вену, с визгом недовольства чуть отскочив назад: кровь фонтаном брызнула из вены, жертва конвульсивно дернулась и замерла. Навсегда.

Смерть Арнольда была более мучительной, так как смилолодон не спешил убить его. Он прижал передней правой лапой исцарапанный живот, выпустил когти из подушечек пальцев, кончики вонзились в кожу. Молодой душераздирающе кричал, звал на помощь, естественно, никто не приходил, умолял не трогать его, оставить в покое, отпустить, грубо матерился, призывая на голову первобытной кошки все проклятья, которые знал, но все слова словно уходили в пустоту, глухой камень поглощал эхо криков боли и панического страха, почти не отражая его. Похоже, древней кошке надоело выслушивать какофонию непонятных громких звуков жертвы и она перекусила ей горло, не отскакивая, как ящер, от фонтанирующей липкой крови. Арнольд захлебнулся в ней, захрипел, агонизируя. И его жизнь покинула. Конвульсивно дернулся. В широко открытых глазах застыл вечный ужас.

Смилолодон принюхался к воздуху: помимо сладковатого запаха крови жертв он чувствовал еще запахи – запахи сжавшейся от страха дичи; мимолетно посмотрел на ящера, выедающего не спешно внутренности старого нищего, который при везении мог бы прожить еще достаточно долго в трущобах Гилеоштадта, если бы не обстоятельства. Кошка направилась в коридор исследовать его…

– Лес, на окраине которого мы стоим, называется Гилея, или Таннский лес, – говорила Наташа Одину, бронированному «Троном». – Думаю, ты слышал о нем.

– Лес-аномалия, – задумчиво произнес Один.

– Значит, слышал. Хорошо. Он возник полтора века назад и с тех пор медленно отвоевывает себе территорию. Его исследуют уж более полувека, но до сих пор не могут найти причины возникновения этого феномена. На первых стадиях лес разрастался с небывалой скоростью, вызвавшей панику среди населения и резонанс во всем обществе, и сейчас занимает треть Германии в ее центре. Гилея почти не исследована, едва поддаются контролю ее границы, и мстит, если с ней обращаются очень грубо. В общих чертах – лес, точнее, джунгли, можно назвать восьмым чудом света, только нерукотворным.

– А это значит, что абсолютно никто не знает, что такое Гилея? – уточнил Один.

– Ты правильно понял.

Наташа встала на ствол заваленной молнией полугнилой гигантской сосны, находясь в своем любимом малиновом бикини и розовой, с цветочками, юбочке, каштановые шелковые волосы красиво ниспадали по загорелым плечам, голубые глаза серьезны не по-детски, но не холодны, на изящных ножках – розовые сандалии, на вид очень хрупкие и непрочные, однако это не так: у Наташи нет хрупких и ненадежных вещей и предметов.

Один, наверно, сотый раз осмотрел свои органические доспехи, более или менее надежно укрывающие от неблагоприятной окружающей среды. Ему очень понравился «Трон», он создавал ощущение защищенности: многократно возросли силы, ускорилась реакция, возникли первичные навыки боевых искусств, лезвия перерубают толстую стальную проволоку, свинец режут как масло, пушки на щеках стреляют привычными пулями, а также лазерными лучами, полыхают огнем и изрыгают молнии, но есть одно «но» – заряды требуют колоссальное количество энергии, по словам Наташи, поэтому пушки являются самым крайним средством, когда боевых навыков, прыти и лезвий уже недостаточно, дабы выжить в этом сверхсложном мире.

Он встал рядом с высоким трухлявым пнем, на котором росли древесные грибы и мхи, образовавшие своеобразный симбиоз – грибы поставляют мхам питательные вещества, мхи – воду, и отчасти укрывают от рассеянного солнечного света. Впрочем, и заваленная сосна, некогда являвшаяся единым целым с этим пнем, поросла ими же – и ударил по нему со всего размаху. Кулак легко вошел в пень и вышел обратно. Из широкой щели посыпалась влажноватая коричневая труха, в респираторный сенсор ударил запах гнили, но Один не почувствовал отвращения, как когда-нибудь в прошлой жизни.

Похоже, Наташа уловила его эмоции, насмешливо улыбнулась.

– Ты не чувствуешь запахов, их улавливает «Трон», определяет, а тебе «сообщает» о них в форме эпитетов: пряный, сладкий и так далее, ты их воспринимаешь подсознательно, внушаешь себе, но уверяю – ощущения ложные. Если научишься контролировать, неприятные запахи сможешь «отсеивать».

Один от нечего делать ударил ребром правой ступни по пню: вновь брызг трухи, мха и грибов, пень скрипнул и упал на землю, сердцевина высыпалась.

За три часа, что он провел в лесу, Наташа многое показала ему, узнал о некоторых возможностях «Трона», пострелял в мишени из пушек лазерными лучами. Наталья показала несколько приемов из боевых искусств. Один лазил по деревьям, иногда падал с них – иногда правильно, иногда нет,– гонялся за животными, сражался с тенью, успел поневоле искупнуться в небольшом болоте, но вылез сам – в общем ни минуты покоя он не знал, и все три часа Наташа учила его, наставляла, давала советы, испытывала, наказывала за нерадивость и изматывала.

Когда пень завалился, на груди раскрылось устье: накопитель вылетел, тут же приняв форму головы пресловутого велоцираптора. Накопитель раскрыл «челюсти», стремительно направился к пню и неестественным способом заглотил его и труху вместе с древесными грибами и мхом. Затем он влетел обратно в устье, и оно закрылось. Один воспринял событие спокойно, потому что накопитель за сегодняшний день проделывал подобное раз пять, для Наташи в этом вообще не было ничего необычного, уж она-то точно попривыклась ко всему.

– Ну а теперь, я думаю, стоит вернуться домой, Наташа, я соскучился по своим «ГАЗели» и компу, – твердо сказал Один, претерпевая одновременно обратное превращение, посмотрел на себя и добавил: – Заодно найдешь что-нибудь из одежды для меня – не буду же я все время ходить в одних плавках и босиком!

Наташа согласно кивнула, улыбнувшись без тени смущения, ловко спрыгнула со ствола сосны.

… Наташа наблюдала за манипуляциями Одина с любопытством, причем нескрываемым. Он открыл крышку компа, ввел какую-то программу. На монитор выполз червяк с большим ртом и глазами, очень похожий на Джима из известной игры на «Сега», разве что без скафандра, повернулся к Одину:

– Вы только что вошли в Пентиум-97. Продолжить операции?

Даже голос похож на глуповатого Джима.

– Нет.

На экран вышел скафандр, прыгая на скалке, подошел к червяку и скалка исчезла. Джим запрыгнул в него и, откуда не возьмись, достал свою ракету, сел на нее и стремительно полетел по космическому коридору, обстреливая ракетой большие и малые пузыри, избегая столкновений с астероидами. Точно такая же заставка появилась на трех других компьютерах.