Вот как произошло это новое открытие, героем которого стал Николя. Утром он отправился в одиночку на маниоковое поле. Робен остался в хижине, занятый плетением заплечного короба из волокон арумы, в котором они будут приносить продовольствие, пока не придумают более удобного приспособления.

Николя по своей всегдашней привычке внимательно разглядывал доступный глазу ландшафт и вдруг заметил на верхушке одного из трубных деревьев неподвижную серую массу.

– Это не обезьяна, та бы уже давно удрала. Оно не шелохнется, застыло, как чучело. Ну и ну! Но все же это какое-то животное, – пробормотал он, подходя ближе.

Трубное дерево едва достигало семи-восьми метров в высоту, его крона из редких больших листьев, белесых с нижней стороны, не превышала в диаметре двух метров, так что он отчетливо смог разглядеть зверька. Тот крепко обхватил ствол дерева всеми четырьмя лапками и выглядел спящим. Николя легонько потряс гибкий ствол толщиной примерно с его руку. Животное не шелохнулось. Он тряхнул сильнее, затем принялся раскачивать дерево так, что его макушка выписывала широкие круги, но завзятый соня, казалось, даже не подозревал о его присутствии.

– Ну это уже чересчур, – сказал себе парижанин. – Оно что там, набито соломой и привязано проволокой? Хорошо, погоди-ка!

Нескольких сильных ударов мачете по стволу дерева оказалось достаточно, чтобы оно рухнуло на землю, причем загадочное четвероногое даже не думало ослабить хватку. Николя подскочил к нему одним прыжком, готовый его оглушить или в крайнем случае не дать ему убежать. Но об этом можно было не волноваться. Заметив наконец человека, бедное животное лишь испустило жалобное «а-ии… а-ии» и вцепилось в ветку еще крепче.

Тогда Николя попросту обрубил ветку цекропии, соорудил из нее волокушу, впрягся в нее и немедленно направился к дому. Зверек время от времени издавал тот же жалобный крик, но держался за ветку с еще большим упорством. Как только юноша заметил своих маленьких друзей, он крикнул:

– Анри! Эдмон! Эжен! Скорее сюда! Только посмотрите, какую странную зверюшку я нашел!

Дети встретили зверька радостными криками и взрывами смеха. Робен на минуту оставил работу и в сопровождении Казимира подошел к веселой компании.

– Что за чудо вы нам раздобыли, Николя? – спросил он.

– Это баран-ленивка, – сказал чернокожий.

– Действительно, это знаменитый ленивец, или аи, который питается только листьями трубного дерева, причем для того, чтобы забраться на дерево, ему требуется не меньше целого дня. А потом он будет сидеть на нем, пока не съест все, включая кору.

– Оно так.

– Ага! – воскликнул Николя, гордый своей добычей. – Так этот тип называется ленивцем. Уверяю вас, что он заслуженно носит это имя. Вот уж кто не любит перемену мест!

– Папа, расскажи нам про ленивца! – хором закричали дети.

– Охотно, тем более что этот урок естественной истории будет вам очень полезен. Это особенное животное принадлежит к отряду неполнозубых, семейству брадиподов. Последнее слово составлено из двух греческих, означающих «медленный» и «нога».

Николя тоже слушал не отрываясь.

– Скажу я вам, патрон, что эти натуралисты, которые, похоже, очень любят сложные названия, попали в точку, описывая медлительность нашего ленивца!

– Этот отряд включает два вида – трехпалых и двупалых ленивцев, аи и унау, – продолжал Робен, не обращая внимания на это замечание, сколь справедливое, столь и непосредственное. – У последних на передних лапах два когтя и нет никакого намека на хвост.

– Значит, – сказал Анри, – у нас тут аи, потому что у него на всех лапах по три когтя и есть совсем маленький хвостик, хоть его почти не видно.

– Очень хорошо, мой мальчик. Он также отличается более мелкими размерами, около семидесяти сантиметров в длину, тогда как унау вырастает до метра и даже больше. Другая его особая примета – это черное пятно десяти сантиметров в длину, видите, вот оно, похоже на восклицательный знак, окаймленный желтым, вот тут, между плечами. Смотрите, оно выглядит как впадина посреди длинной коричневато-серой шерсти, сухой и грубой, как пырей. Давай-ка, потрогай: это пятно совсем другое, мех здесь мягкий, нежный и очень густой, на ощупь как шелк.

– А он не сделает мне больно?

– Конечно нет! Этот бедняга – самое безобидное животное. А впрочем, пока он соберется совершить какое-нибудь движение, за это время ты успеешь добраться, пожалуй, до края света.

Славный ленивец, осознав, что его больше не трясут и не тащат куда-то на ветке, зашевелился, к огромной радости колонистов. Он отпустил свою точку опоры и, медленно соскользнув с ветки, распростерся рядом с ней на спине. В этом положении он очень напомнил черепаху, только без панциря. Ленивец с тревогой засучил лапами в воздухе, то скрещивая, то сгибая их в поисках опоры. Его передние лапы намного длиннее задних, все четыре снабжены тремя огромными когтями, желтоватыми и изогнутыми, не меньше пяти сантиметров в длину.

А какая у него голова! Что за блаженная маска, застывшая в бестолковой улыбке… Эта голова больше похожа на грушу, ни лба, ни подбородка, на приплюснутой мордочке выделяется лишь ее кончик. Глаза – маленькие круглые точки, словно пробуравленные сверлом, испуганные и глупые, с таким выражением, которое делает эту физиономию, покрытую желтоватым пухом, еще более бессмысленной. На уши нет ни намека. Рот с черными, тонкими, нитевидными губами время от времени приоткрывается. Сквозь потемневшие зубы вырывается слабое хриплое шипение. Глаза медленно моргают, как будто веки не справляются со своей работой.

Николя перевернул его и поставил на все четыре лапы. Ленивец распластался на земле, словно лапы не могли выдержать вес его тела, и пополз на брюхе, вытягивая конечности вперед. Он совершил настоящее путешествие в целый метр, добравшись до дверного проема хижины. Медленно и осторожно он зацепился одним из когтей за столб и подтянулся сантиметра на два. Теперь настала очередь другой лапы, которая поднималась широким, неуверенным, но бесконечно долгим движением и зацепилась немного выше первой. Это было похоже на домкрат, поднимающийся со скоростью одного оборота рукоятки в минуту.

При виде такой выдающейся медлительности дети в нетерпении топали ногами. За четверть часа ленивец забрался на высоту полутора метров.

– Давай, ленивец, ползи! – кричали они. – Аи… аи!

– Справедливости ради стоит отметить, – сказал отец, возвращаясь к своему докладу, – что если ленивец ухватится за что-нибудь, то никакая сила не сможет его оторвать. Николя, попробуйте-ка снять его со столба.

Парижанин взялся обеими руками за плечи аи и потянул что было сил, но тот даже не шелохнулся. Тогда он буквально повис на нем – безрезультатно. Казалось, что брадипод буквально слился со столбом, цепляясь за него с отчаянной энергией утопающего.

– Какая хватка, дети мои, какая хватка! И это еще не все, – продолжил Робен. – У ленивцев до такой степени развит инстинкт самосохранения, что он заменяет им разум. Если охотники застигнут его на середине поляны, то он даст изрешетить себя пулями, но не двинется с места, поэтому он не зря предпочитает селиться на деревьях, склоненных над водой. Когда он чувствует опасность, то резко ослабляет хватку, падает в воду и обычно спасается, пускаясь вплавь саженками.

– А мы можем оставить его себе и приручить? – спросил Эжен.

– Конечно, мой дорогой мальчик. Он вполне поддается приручению, правда многому научить его не получится. Во всяком случае, я могу утверждать, что если ты каждый день будешь приносить ему немного свежих листьев трубного дерева, то он совсем скоро начнет тебя узнавать. Это нетрудно, его умеренность в еде равна его лени. Пять или шесть листиков в день ему вполне достаточно.

– В таком случае – чур он мой.

– Конечно твой, если только Николя не заявит на него свои права, ведь это он его нашел.