Конечно, в мои планы не входит спать с ней, но очень странно, что она не выказывает желания.

Нет-нет. Я просто хочу поиздеваться, подразнить, показать, кто из нас главный.

Но у нее другие планы… продолжить занятие.

– Сейчас я перекину тебе список вариантов. Просмотри его, и мы выберем тему, исходя из…

– Я проголодался.

– Ты только что поел.

– Это был сэндвич.

– Точнее, два сэндвича, упаковка вяленого мяса и витаминный напиток.

– Хочу еще подкрепиться.

Она хмыкает и молча поднимается. Я тоже вскакиваю и начинаю собирать вещи, пока она возится со своими.

– Китайская или мексиканская кухня? – Окидываю ее многозначительным взглядом. Она молчит, и я повторяю вопрос, чтобы убедить девочку: ей не показалось, я действительно приглашаю ее присоединиться. – Так китайская или мексиканская?

Перекинув сумку через плечо, она говорит:

– Список тем для эссе на твоей электронной почте. Постарайся ознакомиться с ним до четверга, если будет возможность, о’кей?

Четверг.

Эта девчонка меня бесит.

Скрестив руки на груди, выпрямляюсь, чтобы казаться больше, и пристально смотрю на нее.

Ее глаза блуждают по моему телу с головы до ног и обратно.

– Не усложняй, – говорит она.

На моем лице расплывается ухмылка, и у нее вырывается очередной глубокий вздох. Плечи поникли, ведь она уже знает, что я собираюсь сказать. Мы занимались всего час десять. Она моя еще на пятьдесят минут.

– Китайская кухня или пицца?

– Я не голодна.

– Пицца или паста?

– Я не голодна.

– Врунишка. Твой желудок урчит уже минут двадцать. Ты вообще ела сегодня?

Она все та же бледная девушка, какой была две недели назад, но иногда она выглядит отдохнувшей, а иногда – как будто всю ночь тусовалась. Черт, может, так и есть.

– Не то чтобы это тебя касалось, но да, я поела.

– Что?

– Что – что?

– Что ты ела?

Ее щеки слегка розовеют, и она, как обычно, избегает моего взгляда.

– Сэндвич с арахисовым маслом.

Мои глаза сужаются.

– Без желе?

Она делает вид, будто убирает ворсинки со своих джинсов.

– Без желе.

– Почему?

– Боже ж ты мой. Не лезь не в свое дело!

Девушка разворачивается и направляется к выходу из библиотеки. Я, конечно, не отстаю.

– Ну я же должен знать, если мой репетитор морит себя голодом, потому что считает себя толстой.

Она тяжело вздыхает.

– Кстати, это не так. Если мой дерьмовый и бесчувственный комментарий о фентермине заставил тебя сократить количество еды… Не надо. Пожалуйста, питайся нормально.

Она убыстряет шаг.

– Я сказала, что ем.

– Я тебе не верю.

– Мне все равно.

– Тебе нужно поесть со мной.

– Я не люблю китайскую кухню.

– Ну ты же ешь…

– Стоп! – Она поворачивается ко мне. В ее глазах решимость, но за ними скрывается что-то более важное. – Пожалуйста, просто… Сейчас я ухожу, увидимся в четверг.

Осмотревшись по сторонам, она идет дальше. А я следую за ней. Никто не говорил, что это запрещено. Даю ей небольшую фору, позволяя думать, что она осталась одна. Затем догоняю и равняюсь с ней.

– Что ты здесь делаешь? – шипит она и снова оглядывается.

Кажется, за секунду она успела миллион раз посмотреть по сторонам. Похоже, проверяет, не следит ли кто за нами.

Она что, не хочет, чтобы нас видели вместе?

Протянув руку, хватаю ее за плечо, обгоняю и встаю перед ней. Не ожидая такого маневра, она по инерции делает шаг вперед и врезается в меня. Я чувствую все ее тело… вот это да, под вытянутой хламидой, которую она носит, скрываются большие чудеса.

Любопытно, они настоящие? Такие упругие, полные и так естественно прижимаются к моему телу… Если я начну массировать их, периодически слегка сжимая, ей это понравится.

А если нет?

Ее глаза расширяются, она упирается в мою грудь руками, чтобы оттолкнуть, но я хватаю ее за кисть, удерживая рядом со мной.

Девушка делает вдох своим маленьким носиком, и ее грудь еще больше прижимается ко мне. Но большие медово-карие глаза умоляют отпустить.

Не хочу.

Кто-то, проходя мимо, задевает ее рюкзаком, и она, качнувшись, бедрами задевает мой стояк. В штанах становится болезненно тесно. Эй, братан, ты не вовремя.

Подбородок девушки медленно опускается, и хотя она изо всех сил старается не делать этого, ее взгляд скользит вниз. Смотрит на мои джинсы, и мне в нос ударяет аромат ее свежевымытых волос.

Кубок мне в рот, она пахнет ванильным мороженым. Кажется, теперь это мой любимый запах.

– Тобиас, – шепчет она, озираясь вокруг.

– Это первый раз, когда ты произносишь мое имя.

Она хмурится.

– Что?

– Ну… – О, так это ваниль с ноткой пряности. – Раньше ты меня вообще никак не называла, я даже подумал, вдруг ты боишься этого.

Она поворачивает голову, и я осознаю, что потянулся за упавшей золотисто-каштановой прядью.

– Что ты делаешь? – волнуется она.

– Что я делаю? – Притягиваю ее еще ближе, и между нами не остается свободного пространства. – Просто размышляю, почему вдруг мне захотелось тебя трахнуть, а ты так отчаянно пытаешься от меня сбежать. – Она сглатывает, но я игнорирую и продолжаю: – Почему ты так беспокоишься, что нас увидят вместе, малышка-репетитор? Все жаждут моего внимания, и засветиться рядом со мной полезно для такой девушки, как ты. Станешь более заметной.

Интересно, с чего бы мне ее хотеть?

А почему нет?

После моих слов ее поведение меняется – становится дерзким.

– Я никогда не чувствовала потребности быть замеченной. А теперь, если позволишь, мне нужно идти.

Девушка вырывается из моей хватки, но я удерживаю ее за талию, потому что она выводит меня из себя.

– Ты не ответила на вопрос.

– Отпусти, – шепчет она.

– Почему ты стараешься, чтобы тебя не видели со мной?

– Я не…

– Не ври.

Глубоко вздохнув, она наконец снова встречается со мной взглядом.

– Мы не друзья.

– И?

– У нас абсолютно разные жизни.

– И что дальше?

– Зачем ты задаешь вопросы, на которые не хочешь получить ответ?

– Что ты имеешь в виду? – Пристально смотрю на раздражающую зануду, стоящую передо мной.

– Как меня зовут?

Я открываю рот, чтобы ответить, но на секунду замираю, и ее брови насмешливо приподнимаются.

– Ладно, я не помню.

Девушка прочищает горло:

– Мейер.

– Мне нравится.

Из нее вырывается сдавленный смех, и она кивает, глядя на землю.

– Мы не друзья, Тобиас. – Кажется, на лице ее промелькнуло отчаяние. – Ты здесь, потому что должен быть здесь. Я занимаюсь с тобой, потому что это моя работа. Хоть и вынужденная. Вот и все.

– В сотый раз спрашиваю… и что дальше? – Раздражение ползет по коже. Знаю, что есть и другая причина. Ее следующие слова подтверждают это.

– Не могу позволить, чтобы меня все обсуждали.

– Потому что сам я ходячий повод для сплетен, да?

Она обращает мое внимание на стопку свежих экземпляров «Студенческого вестника», лежащих на скамейке. На первой полосе красуется моя фотография: я выхожу из раздевалки после последней игры.

– Не притворяйся, что это не так.

Я не могу повлиять на то, что они пишут, но какой смысл говорить ей об этом?

Наверное, она думает, что я кайфую от этого дерьма. Внимание прессы мне по барабану, и я не виноват, что на меня навесили статус бабника. Когда я понял, что он прилип ко мне намертво, я сделал единственное, что мог, – принял эту роль. Пусть пишут что хотят, и кстати, когда я на поле, газетчики сами забывают о своих сказках. Моя игра – это все, что имеет значение. Неважно, кого я привожу или не привожу домой, ни слова о засранцах, которых я вырубаю. Внимание приковано к подаче мяча. Какую стратегию я выберу: кёрвбол, фастбол или слайдер[14].