– Познакомься с этой тетей. Ее зовут Дейна, – сказал пират, указав на женщину.

– Здравствуй, малыш. – Дейна присела на корточки перед мальчишкой. – Я видела твоего жука. То есть… Жука Караллы. Он полетел за восточную стену замка.

– Он любит летать просто так, – пояснил Лагей. – Но он всегда возвращается.

– Если хочешь, – голос Дейны стал заговорщически тихим, – я буду считать, что на самом деле шевр твой, и Каралле об этом не скажем. Идет?

– Идет! – Глазки Лагея заблестели от радости. – Все равно жук только меня слушается. А когда тетя Каралла говорит ему что-то, он просто улетает.

– Ничего удивительного, ведь он твой. Кстати, хочешь, я научу тебя читать книги?

– Очень! Мама учила меня буквам. И тетя Тиби тоже. Но я пока не умею складывать их в слова.

– Это совсем не сложно, – улыбнулась Дейна. – Завтра мне с Каллайном… С дядей Каллайном надо кое-куда съездить. Как только вернусь – сразу начну учить тебя.

– Здорово! – Лагей смешно запрыгал на одной ножке и врезался в Каллайна. – Дядя Каллайн, а вы не видели дядю Амакара?

– Он сейчас в замке с Караллой, – ответил пират. – Зачем он нужен тебе?

– Дядя Амакар рассказывает ужасно интересные сказки.

– А я думала, – вмешалась Дейна, – что дядя Амакар только и способен, что талдычить про страницу.

– Он и про страницу обещал мне рассказать, – сказал Лагей. – Быстрей бы уже.

Лагей развернулся и все так же, на одной ножке, поскакал обратно в дом Каллайна. Пират посмотрел на Дейну.

– У тебя есть эспир?

– Есть. – Дейна похлопала по своему карману. – Только старый уже. Еще несколько дней, и отомрет окончательно.

– Я продам тебе новый, когда твой потухнет. А теперь иди в дом. Готовься ко сну. Завтра поднимемся до наступления утра. Ступай.

***

Шай уперся руками в края небольшого деревянного умывальника с горячей водой и долго смотрел в старое неровное зеркало, висящее прямо перед ним на отсыревшей стене из черного камня. Рама зеркала проржавела, и местами ржавчина поела стекло, сделав его мутным. Это не мешало патрицию долго смотреть в свои собственные глаза, возвращающие ему из отражения свой зеленый цвет – такой же живой и сочный, как до заточения в темницу.

Удивительные, редкие по красоте глаза Шая были, пожалуй, единственным, что осталось от прежнего патриция. Шай с ужасом рассматривал в зеркале свое отражение. Ему было больно осознавать, что силуэт этого тощего высокого парня, который сейчас плохо проглядывается в старом зеркале, принадлежит патрицию. «Любой драный нивенг и то симпатичнее будет», – подумал про себя Шай, не сводя взгляда со своего печального облика в зеркале. На деле картина, которая сейчас стояла перед его глазами, была не такой уж ужасной, как это казалось Шаю. От сальной длинной скомканной бороды на лице не осталось ничего, кроме короткой щетины и нескольких порезов на шее от неудачного бритья. Грязно-коричневые вшивые волосы он смог отмыть в горячей мыльной воде – правда, только со второго раза. Ему пришлось обрезать их почти на половину длины, и сейчас в зеркале он вновь видел их истинный оттенок – такой бывает еще не до конца остывшая зола. Но вот тело… Тело, которым он так гордился, которым восхищался каждый деквид и ангалиец, проходивший через кровать патриция, сейчас заставляло Шая тяжело вздыхать. Вместо упругой рельефной груди в зеркале он видел дряблую, покрытую мокрыми нарывами кожу, через которую проступали ребра. Сильные когда-то руки беспомощно свисали вдоль бледного тела, как плети, а ноги так исхудали, что выпирающие коленки смотрелись нелепо и неестественно. Он прислонил ладони к груди в надежде ощутить налитые в результате изнурительных тренировок мышцы, но пальцы прощупывали только кости. Соски, от прикосновения к которым раньше Шай моментально распалялся, утратили чувствительность, превратившись в две сухие, бесполезные точки. Патриций с опаской коснулся своего живота. Раньше ему казалось, что скорее получится пробить стрелой деревянный щит, чем его плоский твердый пресс, аккуратно расчерченный на шесть равномерных мускулистых пластин. Но от былой мощи не осталось даже намека. Пальцы ощущали тонкую рыхлую кожу живота, болтавшуюся нелепой складкой. Лицо патриция, о красоте которого ходили легенды далеко за пределами Эрзальской долины, хотя и сохранило некоторые следы былой привлекательности, стало чрезмерно острым – нос и скулы были обтянуты бледной кожей, будто ее натянули на голый череп. У Шая не получилось сдержаться – слезы двумя тонкими нитями скользнули из его глаз вниз, остановившись чуть ниже выпирающей челюсти.

– Не удивляйся тому, что видишь там, – сказал Эльзахир, протягивая ему чистую тунику. – Слишком много времени ты провел в темнице.

– Мне не жалко времени, – ответил Шай, глядя в зеркало столь внимательно, будто это могло бы изменить картинку и вновь показать там самого красивого ангалийца Амплерикса. – Мне жалко свое тело.

– Тело… – задумчиво пробормотал Эльзахир. – Тело ничего не значит.

– Скажи это любому из тех, с кем я ложился, – усмехнулся Шай, все еще изучая изумруды своих глаз в отражении, словно видел их впервые. Хотя бы они у него остались в неизменном виде. – Нет, ты не прав. Тело значит очень многое. Оно значит все. Губы значат все. Ноги, грудь, упругая задница значат все. Член значит все. Это как монеты, понимаешь? Чем больше, тем приятнее пальцам.

– Мне нет дела ни до монет, ни до члена, – голос Эльзахира звучал ровно и приятно, как тихое дуновение ветра. – Как и до тела, о котором ты печалишься так, точно оно покинуло тебя безвозвратно, ушло к другому владельцу. Тело – оболочка.

– И я с рождения был упакован в такую роскошную оболочку, что не готов видеть сейчас в зеркале эту изуродованную нелепость. – Шай ладонью протер запотевшее зеркало и еще раз вздохнул с тяжестью.

– Тело – временный дом для твоей души. Ты же не получаешь дом просто так? Даже если ты унаследуешь хорошую землю и приятных соседей, дом не вырастет сам, сам себя не залатает, не покрасит. Его надо строить самостоятельно. И красота дома будет зависеть лишь от мастерства строителя, а размах – от его запросов. Кому-то нужен дворец, а кто-то будет рад и сараю. И свое тело, которое ты сейчас так смешно оплакиваешь, ты когда-то построил сам, а не получил его в качестве дара черных небес. Значит, построишь еще. Еще краше.

– Я не оплакиваю свое тело, я не идиот. – Шай хотел огрызнуться, но не имел сил даже на это.

– Не идиот, а все равно скорбишь по изгибам на животе, спине и руках. Придет время, и они к тебе вернутся. Вернется все, что у тебя отняли.

– Тебе откуда знать?

– Просто поверь мне. Мне и времени. Я говорю это не для того, чтобы тебя воодушевить. Не собираюсь служить твоим духовным лекарем.

– А кем собираешься служить? Кто ты вообще такой? Почему вызволил меня из плена Альвары?

– И для этого тоже придет время. А тратить его понапрасну – роскошь подороже монет. Нам нужно уходить из Гальтинга, пока твоя сестра не спустилась в темницу и не обнаружила, что ее брат испарился.