– Твою мать. Ты совсем больной? – обратился он ко мне.

– Да причем тут я? – злобно вырвалось у меня из пересушенной глотки.

– Вот это я и пытаюсь тебе объяснить, а ты как угорелый носишься по всей выделенной локации.

Черт выдохнул, взял меня за подмышки словно грудного ребенка и поставил на ноги. Я уже не сопротивлялся, смирившись с его присутствием. Только рожа у него была страшная, так что я просто старался на нее не смотреть.

– Давай представим, что мы с тобой уже поторговались, – продолжал черт. – Ты немного вспылил, затем чуть-чуть погрустил и принял тот факт, что ты мертв. Хорошо?

– И это получается тогда ад? – решил я поддержать диалог, раз уж выбора не остается.

– Наконец-то здравый вопрос! Ты можешь называть это место как тебе вздумается. Ад, рай, Вальхалла, царство Аида и так далее, и так далее, – черт поперхнулся и достал из трусов толстенную книгу. – Ты у нас из какого года, получается?

– Две тысячи…, – подумав, что уже нечего терять, я решил проверить беса на вшивость. – А ты же мои мысли читаешь, так сам скажи.

– Двадцать третий – уже понял, – черт открыл книгу и стал внимательно что-то в ней искать. – В концовочке получается, да?

– Что?

– Немного ты потерял, говорю, – Черт ухмыльнулся, продолжая перелистывать страницы. – Столица Франции?

– Париж…, – недоуменно ответил я на школьный вопрос. Черт перелистнул еще две страницы.

– Что у вас с Гитлером произошло?

– Ну это… Застрелился вроде, – кашлянув ответил я, вспоминая уроки истории.

– Жаль…

– Что?

– Да я прикалываюсь, – засмеялся черт, продолжая изучать книгу. – Так, ну остальное вроде понятно.

Он захлопнул книгу и отправил ее в свои всеобъемлющие трусы.

– Давай прогуляемся может? Ты это место хорошо должен знать – куда сходить хочешь?

– Не знаю, давай к озеру, – предложил я, разглядывая сумасшедшими глазами красную муху, севшую мне на плечо.

– Тогда веди.

Я глубоко вздохнул, ткнул пальцем в сторону куда нам следовало идти и зашагал, стараясь не смотреть в лицо своему спутнику. Меня посетило странное ощущение. Все окружающее меня было очень знакомым. Дома, деревья, заборы были ровно такими какими я их запомнил. Если бы это была та же самая деревня, то что-то должно было непременно измениться. Вон та заброшенная избушка никак не могла выдержать испытание временем. Помню как ребенком забирался в нее, пытаясь спрятаться от деревенских хулиганов. Я лежал под какой-то простыней на втором этаже, сдерживая дыхание. Половицы скрипели от любого движения. Крыша была испещрена отверстиями, в которые просачивался солнечный свет. Пахло сыростью и прогнившими досками. Помню, что после того как я побывал в этой избушке все деревенские ребята стали не преследовать, а убегать от меня. Побои сменились одиночеством. Оказывается по слухам дом этот был проклят и всякий вошедший в него становился порченным. Смерть становилась ему верной спутницей и другой подобный бред. А может и не бред. Залез то я в этот дом 13 лет назад. Вполне себе поэтично выходит.

Воспоминания успокоили меня и я решил просто плыть по течению. Если я действительно в аду, то от хозяина мне не убежать. Если это кома, то самому мне из нее не выбраться. Если апокалипсис, то тем более чего волноваться. Я выдохнул и осмелился посмотреть на черта. Его глаза блеснули огненно-красным цветом, он открыл рот, обнажив два ряда острых клыков и спросил:

– Привел мысли в порядок? Готов слушать?

Я кивнул.

– Начнем с основы. Что по твоему душа?

Неожиданный философский вопрос поставил меня в тупик. Объяснять обитателю ада, что ты атеист по меньшей мере странно, но больше в голову ничего не лезло.

– Да не верю я в душу… Не верил, – оссекся я. – Всегда думал, что многие люди просто так вычурно называют собственное сознание, образ мышления.

– В принципе ты был близок. Никакой души на самом деле нет. Однако человеку посчастливилось иметь резервное хранилище данных, помимо головного мозга. Это “облако”, к которому присоединен каждый человек твои предки и называли душой. Мы послали в некоторые ваши реальности нашего агента, который старался на пальцах объяснить устройство мироздания, но…

“Иисус что ли?” – на секунду проскочило у меня в голове.

– Ты схватываешь на лету, – улыбнулся черт. – Да, кто-то зовет его Иисусом. Знаешь дальнейшую историю короче. Его решили убить, потом все его слова очень быстро переврали, превратили в какое-то идолопоклонство, войны из-за этого всего начали развязывать. Мы так на всю эту катавасию посмотрели и решили больше не лезть.

– Я что-то не улавливаю, – сказал я. – Иисус из ваших был? Я думал он из другой области.

– Нет никакой другой области, да и этой тоже нет. Слушай дальше. Резервное хранилище копирует данные с основного носителя твоего сознания с периодом синаптической задержки. Очень часто. Это облачное хранилище примерно та же самая система, что есть и у вас, только в гораздо больших масштабах. Сам понимаешь – бесконечное число реальностей с бесконечным числом людей в бесконечном пространстве-времени требует бесконечно большого количества серверов. По окончании срока жизни сознание человека из облака копируется сюда и запускается.

Черт щелкнул пальцами, заулыбался и посмотрел на меня в ожидании хоть какой-то реакции.

– Куда сюда? В деревню Ширшово под Вологдой? – спросил я, обводя рукой по кругу.

– Так вот где мы находимся, – черт огляделся. – Дело в том, дорогой друг, что места в каждой ячейке выделено ровно под одно человеческое сознание. Все окружение формируешь ты сам в момент внедрения, основываясь на собственных представлениях о жизни после смерти.

– Врешь! – усмехнулся я. – Не мог я считать, что после смерти попаду в Богом забытую деревню.

– А куда ты думал ты попадешь? – спросил черт, не прекращая улыбаться.

– Да никуда! Я атеистом был. Думал умру и все. Не будет меня. Понимаешь? Без всяких резервных хранилищ и серверов.

– А как твое сознание должно было воспринимать полное отсутствие себя? – спросил черт и засмеялся.

Так как подобную философию я в своей жизни не затрагивал, то решил промолчать и дать нечистому отдышаться.

– Понимаешь, – продолжил он. – Ни один человек не является стопроцентным атеистом, ибо каждый хочет жить и с момента рождения не знает ничего кроме жизни. И потому у каждого есть какое-то представление о посмертии, ведь абсолютное отсутствие для человеческого сознания страшнее любого ада.

– То есть где-то глубоко внутри я думал, что попаду после смерти в деревню к бабушке и дедушке?