Я откладывал каждый цент, который зарабатывал на внеклассной летней подработке, а также инвестировал значительную сумму денег — которую унаследовал от своего деда, когда он скончался два года назад — на различные высокодоходные сберегательные счета. И поскольку у меня достаточно средств, чтобы содержать нас двоих и всех наших будущих детей, пока мы не закончим школу и Бекка не продолжит свою музыкальную карьеру, я планировал снять квартиру за пределами кампуса. Я собирался убедить наших родителей позволить Бекке переехать ко мне, так как общежитие стоит недешево.

К сожалению, придется отложить эти планы на несколько месяцев, так как у наших родителей возникнут серьезные вопросы относительно того, почему я хочу переехать в свою собственную квартиру и взять с собой Бекку после того, как они только что купили новый дом, а я не могу этого допустить. Пока не могу допустить, чтобы они усомнились в моих мотивах касательно Бекки.

Так что пока я довольствуюсь лишь тем, что буду делить с ней стену спальни на втором этаже нашего нового дома — что отличается от расположения комнат в предыдущем доме — по крайней мере, до тех пор, пока она не забеременеет и мы не сможем раскрыть наши отношения. Родители будут вынуждены принять нас как пару, как новую самодостаточную семью, даже если это их огорчит.

Я с некоторым нетерпением жду своего счастливого часа в Тахо, представляя, какого цвета стринги она выбрала на этот раз. Проходит совсем немного времени, и Бекка начинает извиваться, как я и предполагал. Я незаметно раздвигаю колени все шире и шире, подталкивая ее ближе к стопке коробок, чтобы у нее оставалось еще меньше места.

В конце концов, она поворачивается и с горящими глазами рявкает на меня: — Да прекрати растопыриваться, черт побери!

Ах, это будто глоток прохладной воды в юго-западной пустыне, когда она смотрит на меня своими ледяными нефритовыми глазами, даже если они прищурены от раздражения.

— Если тебе нужно больше места, — я приподнимаю колени, и она хмурится, прежде чем скрестить руки на груди и снова отвернуться, чтобы смотреть на коробки.

Проходит еще десять минут, и Бекка начинает пытаться вытянуть ноги, так же безуспешно, как и вчера. У меня слюнки текут, когда я представляю, как снова прикоснусь к ее обнаженным бедрам. Мой член извергает сперму на мои красные спортивные шорты, когда я думаю об этом.

Я перебрасываю ее темно-русые волосы — которые она сегодня оставила распущенными — через плечо и наклоняюсь к ее уху.

— У тебя снова болят мышцы, мамочка? Я могу помочь тебе с этим.

— Фу, Самир! Почему ты меня так называешь? И, нет, я… я в порядке, — говорит она, снова извиваясь и морщась.

Я просовываю левую руку под ее колено и кладу его на свою правую ногу, раздвигая ее, прежде чем погладить ладонью ее бедро и провести большим пальцем по мышцам.

Я сжимаю внутреннюю поверхность ее бедра, слегка надавливая тыльной стороной ладони на ее киску, гадая, влажная ли она, а если же нет, то, возможно, мой массаж сделает ее влажной и подготовленной, как это было вчера.

Бекка расцепляет руки, откидывает голову назад, закрыв глаза, и стонет, пока я провожу манипуляции с этой областью, надавливая все сильнее и сильнее, пока ее челюсть не отвисает, и она не приподнимает бедра, прижимаясь киской к моей ладони.

— Вот и все, мамочка. Приятное ощущение, не так ли?

Сразу происходят две вещи: глаза Бекки распахиваются, и она шепотом кричит: — Господи Иисусе, Самир! Не называй меня так, — в то время как я быстро просовываю руку под пояс ее леггинсов и засовываю средний палец так глубоко, как только могу, в ее — да, черт возьми! — скользкую киску.

Она может злиться на меня сколько угодно, но ее влагалище точно этого не делает. Как и ее бедра, когда она извивается, пока я нежно обвожу ее клитор большим пальцем.

— Самир, о Боже, почему ты так поступаешь со мной? — спрашивает она, ее грудь быстро поднимается и опускается, когда я ввожу в нее второй палец и сжимаю его, усиливая давление на ее клитор. — Ты ненавидишь меня.

Я покусываю ее шею, затем ухо, стараясь не тянуть за маленькую серебряную сережку, и вдыхаю пьянящий аромат ее лосьона для тела. Пришло время расставить все точки над i, пока я буду держать ее взаперти в машине следующие шесть часов, продолжая ласкать ее клитор, вынимая пальцы и снова полностью погружая их внутрь.

— Я не испытываю к тебе ненависть, Бекка. И никогда этого не делал. Я влюблен в тебя, — признаюсь я, немного задыхаясь от ошеломляющей глубины того, что она значит для меня.

Она единственная девушка, которая когда-либо владела моим сердцем. Единственная девушка, которая когда-либо будет владеть им.

Глава 5

Самир

Бекка моргает несколько раз.

— Нет, это не так. Если бы ты любил меня, то не вел бы себя словно озлобленный придурок.

Я целую ее в раскрасневшуюся щеку, желая, чтобы она чуть повернула голову, чтобы я смог поцеловать ее сочные губы.

Я замедляю свои толчки, проводя кончиками пальцев по особому местечку ее внутренней стенки, отчего ее стоны становятся хриплыми.

— Мне жаль. Да, я действительно злюсь, но не на тебя. Только не на тебя. И я не хотел быть таким придурком.

С удивительной мягкостью она спрашивает: — Почему ты злишься?

— Сначала это было потому, что мне пришлось все бросить, когда мама вышла замуж за твоего отца. И ты была такой занудой по поводу того, что придется жить с нами, поэтому я вел себя как сопляк, с легкостью вымещая на тебе весь свой гнев. Прости, что я был таким мудаком. Что заставил тебя думать, будто бы ненавижу тебя, хотя на самом деле все с точностью до наоборот.

Бекка, наконец, поворачивается ко мне лицом. Внезапно ее глаза засияли теплом и нежностью. К моему величайшему удивлению, она заводит руку мне за голову и притягивает к себе для сладкого поцелуя, и я ощущаю ванильный аромат ее блеска для губ.

Я лениво двигаю пальцами внутри нее, замедляя движения по мере того, как поцелуй становится глубже.

Когда Бекка прерывает поцелуй и отстраняется, она обхватывает мою щеку ладонями и говорит: — Мне тоже жаль. Не за то, что я вела себя как соплячка, потому что ты определенно заслужил это, когда назвал меня смазливой блонди и сказал, что от меня веет так, будто кто-то испортил воздух при нашей первой встрече.

Я издаю смешок, но быстро извиняюсь, снова.

— Мне не следовало этого говорить. Я люблю твой запах. Он похож на кокосы, летнее солнце и… — я стону, вспоминая, как сногсшибательно и сексуально выглядят ее изгибы в маленьком бикини, которое обтягивает ее бедра, едва прикрывая сочную попку.

Мой член дергается, когда я вспоминаю, как часто я представлял, что затаскиваю ее в самую глубокую часть бассейна, который был у нас на заднем дворе, и отодвигаю треугольнички ее купальника в сторону, чтобы пососать ее сладкие сиськи.

Я мечтал о том, как разверну ее и попрошу ухватиться за край бассейна, пока буду развязывать завязки ее бикини, затем раздвину ее полные ягодицы и погружу свой член внутрь. Киска или задница, абсолютно не важно.

Мне так сильно хотелось быть с ней. По сей день я едва могу вынести совместное пребывание в бассейне дольше пяти минут, прежде чем мне приходилось вылезти и бежать в свою комнату, чтобы подрочить, а затем вернуться на улицу, только для того, чтобы это повторилось снова.

Бекка двигает бедрами и делает глубокий вдох, затем медленно выдыхает, когда при следующем толчке я ввожу третий палец в ее киску, бормоча ей о том, какая она хорошая девочка, что смогла расслабиться настолько, чтобы принять мои пальцы.

Ее голос дрожит, когда она говорит: — Спасибо. Я… я знаю, что тоже могла быть повежливее вместо того, чтобы постоянно ссориться с тобой.

Затем она бормочет мне под нос: — Определенно, я была бы более вежливой, если бы знала, что у тебя такой огромный член.

Я не могу сдержать самодовольной улыбки, которая расползается по моему лицу, мое самолюбие тешится от осознания того, как сильно она ценит мой большой член. Но затем мы на мгновение замолкаем, слушая ужасную музыку, которую выбрал папа — вместе с ее тихими стонами удовольствия — пока выслушиваем извинения друг от друга.