И, да. Первые месяцы брака мы только и занимались… Тем самым! Герман так хотел ребенка, что не выпускал меня из кровати! Но я была не сильно-то против! Утонуть и раствориться в любимом мужчине – это ведь высшее благо! Это невыносимое счастье! Мы взахлеб наслаждались друг другом!

А теперь получается… В это же время он спал другой?! Наследник все-таки получился. Только вот не со мной…

Я горько скривилась.

– Ты права, – из его могучей груди вырвался рваный выдох. Герман вновь сделал шаг, но увидев мой взгляд, не стал прикасаться. – Я виноват перед тобой. Я сделал ошибку. Но…

– Я… не хочу. – Бесцветно перебила я. – Я больше не хочу ничего знать, Герман.

Что он мне может сказать? Что это было однажды? Что это произошло по случайности?

Даже это его не оправдывает, но зная своего мужа, могу точно сказать – врать он не станет. И, даже если это действительно был всего один раз, Герман не станет этим оправдываться. Это ниже его достоинства. Он признает вину с гордо поднятой головой.

В этом вся его суть. Он не прощает ошибок. И не принимает смягчающих обстоятельств. Ни от других. Ни от себя.

А я?

Боже, в сердце будто воткнули сразу тысячу острых клинков – так оно ноет. Истекает кровавыми ранами.

Я не смогу такое простить. Я всегда буду помнить. Буду смотреть на него и гадать, честен ли теперь со мной собственный муж.

Я порывисто отвернулась, пряча лицо.

В кармане его брюк зазвенел телефон. Герман с трудом оторвал от меня полыхающий взгляд, и посмотрел на мобильник.

Мой рот в изумлении вытянулся, когда догадка прострелила мозги:

– О, нет. Это она?… Она тебе звонит?! – У них что, черт побери, постоянные отношения?! Она не была одноразовой?! У моего мужа действительно вторая семья?!

Не зря я не хотела этого знать. Ведь переполненная до краев болью душа теперь и вовсе сгорела.

– Да, это она. – Холодно ответил мой муж. – Я должен ответить. Она никогда не звонит просто так.

Наверное, в этот момент я умерла.

Смотрела, как он принимает звонок, что-то слушает, хмурясь привычно. И медленно умирала.

«Она никогда просто так не звонит» – они часто общаются? Или она только при мне не звонит?

Нет! Нет, нет, нет, я не хочу думать об этом! Запрещаю себе! Все! Достаточно! На инстинктах я обхватила рукой пока еще плоский живот.

Я буду сильной, ради тебя, мой малыш, – мысленно пообещала ему. Только это обещание и помогло мне устоять на ногах.

К счастью, Герман не заметил странного жеста – так был занят разговором с любовницей. Прямо у меня на глазах. Хотя, чего уж скрывать, когда все стало ясно и так?

Я холодно, безучастно наблюдала за ним. Муж повесил трубку и убрал в карман телефон.

– Я должен уехать.

Ни одна мускула на моем лице больше не дернулась. Лишь бровь немного приподнялась.

– К ней?

Кажется, Герман задался целью сегодня переломать мою душу в ошметки.

– К своему сыну, Варвара. У него что-то случилось. Это важно, поверь.

– Ну конечно, – не стала я спорить.

– Я не лгу тебе. У Алексея поднялась высокая температура, похоже он сильно заболел. Для ребенка в таком возрасте это опасно. Я должен быть рядом. Как бы там ни было, он мой сын. Ты понимаешь?

– Ты просишь моего понимания? – удивилась я. Совершенно искренне, между прочим.

Могучие широкие плечи Германа напряглись. Наверное, он ждал продолжения истерики, и совсем не готов был видеть мое равнодушие.

– Мы все обсудим. Позже. Когда я вернусь. Тебе тоже нужно побыть одной. И… остыть.

О, я остыла, дорогой муж. Кажется, навсегда.

Он сделал шаг, притянув меня к ближе к себе. Кожу опалило жаром от его тела даже через ткань нашей одежды.

Я крепко зажмурилась, лишь бы вновь не вдыхать родной запах вперемешку с чужими духами и чувством потери.

– Да. Ты прав. Мне надо побыть одной, – сухо отозвалась. «Возможно, дольше, чем ты рассчитываешь» – дополнила мысленно.

Он постоял рядом со мной еще пару секунд, будто собираясь что-то сказать. Но, не решившись, резко развернулся, схватил пиджак, и вышел из зала.

Помещение погрузилось в звенящую тишину.

Не знаю, сколько я стояла, смотря в пустоту. Минуту, полчаса, два?

В конце концов заставила себя пойти в сторону спальни. Распахнула огромные зеркальные двери, ведущие в гардеробную комнату, достала небольшую дорожную сумку, покидав туда минимум – пару джинс, свитеров и футболок. Переоделась сама – неприметно, так как одевается каждая вторая на улице. На ноги нацепила кроссовки, а длинные тяжелые волосы забрала в конский хвост и спрятала под капюшон.

«Побыть одной. Успокоиться»… – повторяла как мантру, когда шла по улице под промозглым дождем. Сверну за соседний квартал и поймаю такси.

«Побыть одной. Успокоиться. И подать на развод».

– Варька, а что ты тут де…? – Вопрос Маши оборвался на полуслове, когда она увидела в моих руках дорожную сумку. Подруга стояла в дверях нашей комнаты в общежитии, в растянутой домашней одежде, в одной руке держала плюшку. Видимо, я застала ее за ночным чаепитием. Раньше мы обожали такие спонтанные посиделки.

Я передернула плечами – одежда влажная и липнет к телу. Кивнула на лакомство:

– Те самые? Из кафе через дорогу? – горько улыбнулась я старой подруге. С первого курса жили вместе, пока я… Не вышла замуж за Германа, и не перевелась на заочное обучение.

Машка непонимающе посмотрела на выпечку. Кивнула. Вновь перевела взгляд на меня, а затем шире распахнула дверь, приглашая войти.

Да, не впустить она меня не могла. Все же койка-место в общаге до сих пор за мной числится. Вообще-то студентам на заочном оно не положено, но за определенную плату на все закрывают глаза. А мы с Машкой сразу договорились, что до конца обучения я оставлю за собой это место. Подруга не хотела новую соседку под боком, а мне было спокойнее иметь место, куда я смогу уйти если что…

«Если что» – ехидно пронеслось в голове.

Вот сегодня это «если что» как раз наступило. Неужели, я подсознательно знала, что такой день придет?

– Так, проходи, – сориентировались подруга, проглатывая плюшку и вытирая руки о затасканную футболку. Выхватила из моих рук сумку, и буквально протолкнула внутрь комнаты.

Мои ноги одеревенели, взгляд приклеился к знакомому интерьеру.

– Чего застыла? Давно ты тут не бывала. Отвыкла, поди, от таких «хором», – хмыкнула Машка. Видя мое состояние, помогла стащить флисовую толстовку. От промозглой мороси она стала тяжелой и неуютной. Через миг на мои плечи набросили тоненький плед.

– Дрожишь вся, – ругалась подруга. – Пешком что-ли шла?

– Нет, – тихо ответила. Неуверенно озираясь, я подмечала, что ничего за два года тут не изменилось. Разве что кусок старых обоев в углу теперь еще больше отклеивается. Единственное небольшое окно с пыльными стеклами. Две старых койки. Стол из массивного тяжелого дерева, лакированный, с обшарпанными углами и выцарапанными посланиями от предыдущих жильцов. Скромно, на грани студенческой бедности.

Ну здравствуй, старая жизнь. Ты меня не ждала? Не скучала? А вот я часто о тебе вспоминала.

– Чай будешь? – Прилетело мне в спину. – Ну что я спрашиваю. Конечно, будешь. Вон как продрогла.

Даже запах в этой комнате был до боли знакомым.

Я несмело прошла к своей койке, пружина подо мной приветливо скрипнула, будто узнала хозяйку и была рада.

– Держи, – Машка всучила мне в руки чашку горячего душистого чая. Я благодарно прикрыла глаза. Губы подрагивали. Я бы и хотела искренне улыбнуться заботливой девушке, но сил просто не было. Сделала первый глоток и фонтаном выплюнула содержимое обратно в чашку, попутно обрызгав себя.

– Маш, там что, спиртное?!

– Согреться поможет! Пей, давай! Я каплю всего добавила.

Я все же нацепила на лицо измученную улыбку, но чашку отставила обратно на стол.

Машка уселась на койку напротив, подтянула под себя ноги, и выжидательно уставилась на меня, жажда подробностей.